"Два дня": параллельные люди

Спустя пять лет после своего режиссерского дебюта в большеэкранном кино – трогательной мелодрамы "Связь" – Авдотья Смирнова по своему и Анны Пармас сценарию поставила фильм "Два дня". Который легко обозвать лирической или романтической комедией, ибо все требования жанра соблюдены: это смешно, местами гомерически, и это про любовь.

В главных ролях звезды из звезд: Ксения Раппопорт и Федор Бондарчук, в остальных – не менее прекрасные Ирина Розанова, Евгений Мурович, Борис Каморзин, Геннадий Смирнов, Андрей Смирнов и другие.  Все тонко чувствуют гротеск, заданный сценарием, режиссурой, работой художника-постановщика Екатерины Залетаевой (основное место действия музей-поместье – глаз не оторвать до чего ж чуднОе). 

Гротеск в первую очередь и не позволяет обзывать картину ромкомом, даже вслед за самой Авдотьей Смирновой. Неверно это. Ромком – термин недавний, ассоциации с чем-то непритязательным, преимущественно молодежным, дешевым по смыслу, скоропортящимся. Здесь же все наоборот. История, переадресующая хрестоматийное "и крестьянки любить умеют", – абсолютно классическая, а значит, на все времена. Вместе с тем – сугубо современная по деталям, даже жгуче злободневная. Фильм умный, ясный, про людей взрослых. И смотреть им, рядом с бодрой молодежью, гарантирую, будет весело и  ловко.

Итак, один очень высокий чиновник, замминистра, причем не от культуры, внезапно влюбился в музейщицу, да не столичную, а "деревенскую". Мария Ильинична Гринева (почти капитанская дочка, заметьте) служит в музее-усадьбе некоего писателя XIX века Щегловитова, автора бессмертных "Записок рыбака", и точно знает ответ на вопрос, кто был литератору важнее для творчества – Акулина с двумя детьми или Софья, с которой он был знаком всего два дня. (Обратите внимание на все имена собственные – в них игра с литературным наследием нашим, это важно для смысла фильма, а не только для "оформления".)
Еще Мария Ильинична существует на позорную зарплату, держит в сарае козу Настасью Филипповну, дающую, возможно, молоко, и ненавидит нынешние порядки, которые позволят губернатору ради чего-то коммерческого уничтожить музей, а значит – такую вот Машину жизнь.

Поскольку в  ее жизни главное – пардон, служенье культуре Отечества. Это миссия.
Она обеспечивает Маше и ее коллегам собственное достоинство. Их достоинство ничуть не страдает, когда музейные работники буквально на коленках умоляют господина замминистра помочь усадьбе (горше и смешнее сцены я давно не видела в нашем кино). Достоинство вообще неубиваемо у таких людей, называемых полузабытым словом – интеллигенты. Они уходят с этой своей привилегией в могилу.

Петр же Сергеевич Дроздов, управленец высокого полета, принадлежит иной стае – стае хищников. Но если с происхождением Маши все понятно, то откуда взялся этот лощеный барин? Кто он – со своей твердой уверенностью в том, что таких мужчин и женщин, таких отношений, какие описывала русская классика, больше нет. А значит, ее надо запретить, поскольку сулит своим адептам лишь разочарование одно.
Петр Сергеевич говорит это спокойно, за угощенческим столом, не замечая, что бьет под дых хозяев: принципы – принципами, да, но их разочарование, их практическое бессилие тоже сверх всякой меры. Мария Ильинична взрывается; разговор переходит на личности, вот и скандал… который, как мы понимаем, приведет к идиллии на сеновале.

Взаимное презрение интеллигенции и чиновничества – вот, собственно, в чем специфика и обертон обычного сюжета о завоевании мужчиной женщины – хоть Шекспира тут вспоминай, хоть сказку про Цаплю и Журавля. Рецензенты "Двух дней" видят фильм зеркалом чудовищного противостояния власти и культуры – видят сатиру, прикидывающуюся лирикой. Мне кажется, картина существеннее.
Она фактически впервые в наши дни всерьез, но понятно любому цинику утверждает, что школьная хрестоматия по литературе не устарела. Что принцип "все на продажу" не приводит к счастью. И что, с другой стороны, нынешние интеллигенты и нынешние чиновники пока еще могут понять друг друга, поскольку закончили одну и ту же среднюю советскую школу. Завтра они разойдутся бесповоротно и окончательно (если не считать, что интеллигентов завтра сменят интеллектуалы). 

При этом оба сословия в сознании/подсознании обывателя весьма условны. Искусство, школа и жизнь фиксируют их в мозгу нации как-то криво. Та самая классическая русская литература оставила нам один сложнодраматический образ крупного чиновника – государственного мужа: это Каренин с его семейной драмой. И один, трагический, образ чиновника мельчайшего – это Башмачкин, с его крушением мироздания. Остальные прежде всего были баре, помещики, проводники идей, наконец, а чин носили попутно, незначаще.
Советская литература превозносила человека труда, то есть – квалифицированного рабочего, сознательного итээра, патриотичного ученого и деятеля искусств. Чиновников в советском кино почти не было, как секса (имелся только, неявно вслед Салтыкову-Щедрину, бюрократ). Могу вспомнить лишь одного – в картине  Юлия Райзмана "Время желаний" крупного руководителя на пенсии, женившегося на косметичке, сыграл Анатолий Папанов. А все эти комиссары, партийные работники, большие начальники  – Коммунисты, Председатели, Укротители огня – люди дела, а не повелители бумаг. Чиновник в новейшем кино и сериалах – однозначно, коррупционер.

С интеллигенцией еще забавнее. Их цепочку мы прихотливо тянем от декабристов к разночинцам, затем – к эмигрантам, "космополитам", шарашникам, шестидесятникам и диссидентам. Нынче интеллигенты – это дорогие обществу покойники (в основном, художники, немного – ученые), редчайшие крупные творцы (как правило, далеко за семьдесят) и провинциальные учителя-врачи-музейщики, нищие кошельком и богатые духом. Как видим, основное качество интеллигента – неугодность власти; имевшееся когда-то тихое сопротивление ей редуцировалось до обычной, хотя и героической, стойкости в быту. До способности выживать – однако ж, повторю важное, с непременным сохранением своих принципов и дела, иногда – видимости дела. Стояния на страже.

И если раньше интеллигенты были культурными героями общества, то теперь это совсем не так. Место героя вообще пусто; материальная бедность больше никогда не позволит "старорежимным" носителям идеалов его занять – в глазах бездельников из народа, разумеется. С другой стороны, финансовая состоятельность теперь, как правило, подозрительна; да и видит общество, что некогда славные люди, достигшие вершин популярности, ради бабла сдавали-сдавали и сдали, будто пустую тару, те самые идеалы.
Все антагонисты всем, и от гражданской войны пока удерживаемся, думаю, массовыми драками и спорадическими поджогами конкурентов. А пуще простым фактом: новые буржуи недостижимы телом. Они в Лондоне, за высоким забором с охраной, за тонированным стеклом. А чиновники, с которыми имеем дело, усмиряют нас одним: мы ж в конторы ходим, в основном, за близких просить – не за себя. Вот и терпим.

Как бы там ни было, фильм "Два дня" преподносит нам судьбоносную встречу двух фактически монстров. Он – редкий тип, неизвестное животное. Она – беспомощная в быту одиночка, хрестоматийный нелепый интеллигент в квадрате. Параллельные люди. Невозможный контакт – "как в кино" –  случается. Женщина предсказуема: видит перед собой не мужчину, но классового врага, полна презрительной иронии; действует отчаянно, как Серая Шейка, защищающая свою полынью от мороза. Интрига фильма держится на загадке: как поведет себя Он?

Жизнь и карьера Дуни Смирновой сложилась так, что она отлично знает весь наш родной истеблишмент – всех этих, прошу прощения за цитату, "жлобов московских". А когда знаешь – лучше и добрее видишь. Очевидно, поэтому замминистра получился почти во всем нефальшивым и при этом весьма неожиданным для зрителей – человечным: мальчиковым в повадках, нескладным в общении с новым для себя контингентом, однако умеющим не только разбить, но и склеить чашку. Способным увидеть вокруг благородных людей, присниться себе самому в давно архаическом XIX веке и сообразить, что живет какой-то ненастоящей жизнью. И главное – обнаружить в душе заветы той самой классической русской литературы, которые Маша Гринева фактически присвоила.

Это, безусловно, объективная реабилитация чиновника в глазах народа. И, одновременно, сдирание с правящего класса демонической маски. Объявление возможности сопротивляться. Эти люди – не сверхчеловеки. Они тоже, пардон, лысеют и писают (ну вот вам, в самой доступной форме, черт побери! – будто кричит, или хохочет, Дуня Смирнова). Их смешно бояться, им необходимо диктовать свою – нашу – разумную волю.

Режиссер Александр Сокуров в своих фильмах о природе власти развенчал вообще национальных идолов как таковых, но его послание не услышано публикой, поскольку фильмы "Молох", "Телец" и "Солнце" предназначены умеющим и желающим думать. Авдотья Смирнова делает следующий шаг: обращается к тем, кто любит кардинально попроще – народное кино вроде "Любовь и голуби". Заворачивает в лаковую цветную облатку пилюлю, чтобы проглотили. Что ни в коем случае не снижает достоинств фильма, имеющего таким образом все свойства абсолютного хита.

И даже – видимость счастливого конца, на которую так хочется купиться. Увы. Чиновники и культура  – два берега у одной реки, вместе им не сойтись. Перед нами вовсе не сказка, а Авдотьина рефлексия. Иронично-веселая, как ей и положено. Вот хорошо, если бы публика, пережив "Два дня", вылечилась: поняла, что есть отменные российские фильмы "как мы любим". И совсем чудно, если б вылечилась кардинально: перестала бояться чиновников и снисходительно относиться к образованным, но не богатым. 

Мечтать об этом, как говорится, не вредно. Однако трудиться во имя подобной мечты – реально, конкретно – могут и умеют лишь закоренелые интеллигенты.