В Молодежном театре основательный повод распить – эх, давайте помечтаем не по средствам, но со вкусом! – да хотя бы бочонок бордо. Сыграна дюжина спектаклей "Портной". "Сочинение для сцены" поставил Владимир Мирзоев – кочующая звезда театрального андеграунда. Сделав дело, аншлаговый режиссер отбыл в Москву. А актеры остались один на один с психологически сложной, гротескной драматургией Славомира Мрожека.
"Портного" в Молодежном я смотрела трижды. Первый раз в сентябре, на прогоне спектакля, притихнув в пустом зале, стараясь не ерзать громко в пластмассовом, "вокзального дизайна" кресле. В последний час сбивки сцен и действий в единое целое любой режиссер может послать тебя к вешалке. Охотно и непринужденно. Но Мирзоев – успокоили меня – к случайным ученикам относится терпимо. Стихийный мастер-класс впечатлил едва ли не сильнее спектакля. Ведь скелет за кулисами всегда интереснее короля на подмостках. Владимир Владимирович сидел в первом ряду, скрестив руки в замок. И был, казалось, нарочито отстранен от происходящего на сцене. Темпераментом не пыхал, актеров не бранил, даже если те забывали текст. Мягко останавливал, корректно правил, словно премьера не на носу, а в весьма отдаленной перспективе.
- Наташа, легче, легче, не нагнетайте. Чем сильнее внутреннее напряжение, тем мельче зыбь на поверхности, – вставал, коротко топтался в радиусе метра. Вежливо глушил в себе творческий нерв.
- Игривей, кокетливей. Нана чувствует, что неверное слово, шаг может погубить сына. Она осторожничает с Портянием, как с диким зверем, от которого не знаешь чего ждать в следующее мгновение.
Денисова добавляла оттенков, некой "крадучести" – игра становилась глубже, психологичнее. Было ясно, что Мирзоев мягко стелет, но жестко гнет свою линию. Умеючи нанизывает на генеральный каркас актерскую импровизацию. И текст – многослойный, притчеобразный – начинал дышать. Вообще-то, пьеса польского абсурдиста предполагает широчайшие толкования и изыски. Потому как в ней и вечно живой диссидентский конфликт "художник - власть", и жалкое человечье падение "мордой в грязь" – от иллюзии к реальности, и всегдашняя резня дикости с цивилизацией. А вот какую грядку глубже вскопать – тут уж дело сугубо режиссерское.
На премьере мои мысли блуждали по верхам: варварство как свобода, культура как изощренная тирания. Неужели спектакль только об этом? Портной в исполнении Стаса Слободянюка был хорош, но слишком уж "в одной поре". С первой до последней сцены макиавеллиева усмешка, обаяние дьявола. Впрочем, подобная "стагнация образа" вполне оправдана. Думаю, актер свято выполнил волю режиссера. По сюжету портной служит при пышном дворе Превосходительства, шьет мантии да брюки, но мечтает о безграничной власти, которая уже подмяла под себя государство в лице превосходительства (неподражаемый Дмитрий Морщаков). Власти, которая богоподобна:
- Цивилизация – это я! Я ненавижу наготу. Варварство – это собственно нагота. Я бы придал смысл всему: сшил бы одежду для растений, для камней. Я создаю желание, которое никогда не будет удовлетворено. Чистое эго. Я создаю культуру.
Поэтому, когда голые варвары под предводительством вождя Портяния (актер Анатолий Дробязко) вламываются во дворец, у портного начинается новая жизнь. Дикари вкушают ядовито-сладкий плод цивилизации. Бреются, наряжаются и теряют потихоньку – вот парадокс – всякое человеческое достоинство. А портной-искуситель предвкушает час триумфа. Он может, наконец, материализовать мечту: сшить кафтан из человеческой кожи. Вокруг этой идеи-фикс Мефистофеля от высокой моды и строится действие. Такая вот милая пьеска. Впрочем, вольно излагать текст Мрожека – препустое занятие. А вот над интерпретацией его Владимиром Мирзоевым можно поразмыслить. Как и над игрой актеров. На мой взгляд, Дробязко-Портяний на премьере был лучшим. Органичен как кот в огороде. Даже внешний респект и интеллигентский говор не повредил образу "своего в доску головореза". Но с дюжиной спектаклей актер ничего не прибавил. Слободянюк-портной, напротив, набрал оборотов.
Есть и огорчение. Очень пластичный и сценически обаятельный актер Николай Шубяков "психологической ломкой" не потряс. А ведь "ломка" эта откровенно заложена в самой пьесе. Но глубинной, философской линии "крушения иллюзий" в спектакле не просматривалось. То, что Мирзоев не доработал с образом Карлоса (идеалистом из разряда "весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…") мне почудилось еще при прогоне. И не надо посылать меня креститься. Потому что и второй, и третий раз я увидела то же самое. Не знаю, что сказал бы на это Владимир Владимирович, будь он в Краснодаре и согласись он дать интервью.
Я ощутила так. Вы, возможно, почувствуете иначе. Сидя в жестких пластмассовых креселках Молодежного. И глядя на тонкую, умную декорацию. Подмостки в виде узкого пирса с "пришвартованными" лодками, пролеты в колоннах и наскальная живопись "под обои" не просто фактурны и интересны. Они точно работают на идею. Над декорациями трудился главный художник васильевского театра "Школа драматического искусства" Владимир Ковальчук. А костюмы выполнены по эскизам известного московского художника Аллы Коженковой. Джоконда "в живописном разбросе" по новенькому платью дикарки – какой шикарный стеб и как верно он бьет в цель! В спектакле, вообще, очень много находок: в костюмах, в пластиографии, в игре, во всем. Своеобразный "двойной финал"– тоже находка. Сначала мы видим общий "обезьяний танец" в сопровождении гортанных, так и хочется сказать горских, звуков. А следом – легкомысленное театральное прет-а-порте. Актеры выходят на поклон по всем правилам подиумного жанра – и качают портного Слободянюка: "Браво, маэстро!"
Зал смеется. Зал аплодирует и нехотя рассасывается.
И кто-то из осветителей, вырубая аппаратуру, кидает невзначай приятелям:
- А последний выход-то подиумный здорово получился, правда? Так ведь это ж я придумал… Мирзоев сначала не соглашался, но мы настояли.
Ну что тут скажешь? На войне как на войне, а в театре как в театре.
PS. Фото любезно предоставлены Татьяной Зубковой
