Режиссер Кирилл Серебренников, имя которого не употребляют без эпитета "модный", сделал фильм, который сам по себе — следственный эксперимент.
Вот уже несколько лет по стране и миру идут пьесы братьев Олега и Владимира Пресняковых, филологов из Екатеринбурга. Одну из них, "Изображая жертву", поставил в Московском Художественном театре Кирилл Серебренников — лауреат уже почти всех мыслимых профессиональных премий. Критика не осталась равнодушной — правда, многие среагировали в первую очередь на матерные слова, изливающиеся с академической сцены. Но было много и разговоров по существу: пьеса и спектакль предъявили нового героя — тридцатилетнего человека, главное качество которого состоит в неопределенности. То ли он изображает жертву, то ли и правда — жертва чего то. То ли он такой "безкожный" и слабый, что не может вынести несовершенств жизни, а потому становится пофигистом, — то ли глубоко равнодушный субъект, способный на хорошо рассчитанное убийство.
Содержание в искусстве, напомню, состоит в равных долях из "морали" и формы. Формой братья Пресняковы владеют отменно. История молодого человека Вали уложена в самые общие контуры пьесы Шекспира "Гамлет": является Призрак отца, мать крутит роман с дядей, сынок временами талантливо симулирует (или не симулирует?) сумасшествие, и только финал не совпадает с хрестоматийным. Самого высокого качества и монологи-диалоги — хоть с матом, хоть без мата.
Теперь Серебренников экранизировал пьесу — вернее, ее сюжетно-фабульную канву. Ибо попросил драматургов переписать почти все, хорошо понимая разницу между театром и кино. Сразу нетерпеливо скажу, что театральность в фильме осталась в виде скелета, на который нанизаны чисто кинематографические, и блестящие, штучки. Примерно так рисует ребенок елку: коричневый ствол и ветки потом обрастают зелеными черточками-иголками, не скрывая основы. И вот я не могу разобраться: фильм кажется чуть-чуть искусственным "следственным экспериментом" из-за формального своего совершенства (а мы отвыкли от такого в кино) или же Серебренников не вырастил в себе (пока) ту гениальную свободу, ту "независимость от всего", которые есть у Киры Муратовой?
Муратова некоторыми критиками вспоминается неслучайно: "Астенический синдром" (1989) шарахнул по голове и чувствам подлинной безысходностью нашей жизни, безволием людей, цепляющихся за жалкость существования или плывущих в потоке будничного дерьма; все было неизъяснимо ясно, трагично и больно. Настолько больно, что, убоявшись страданий, многие и тогда свели восприятие картины к шоку от матерных слов, которые в финале произносит (фактически — заглушаемая ревом метро) одна типичная муратовская Тетка. С тех пор употребление подобной лексики стало проблемой (в терминологическом смысле) нашего экрана и сцены; эта проблема каждый раз решается/не решается художественной задачей/отсутствием таковой. Но до сих пор "ругательства" не стали нормой. К счастью, по-моему.
Конечно, Пресняковы и Серебренников в "Изображая жертву" наследуют не только Муратовой. Лучшие герои — "лишние люди" — отечественной драматургии и прозы подставили свои плечи. Здесь прежде всего вспомним "Утиную охоту" Александра Вампилова (1970) и фильм по этой пьесе "Отпуск в сентябре" Виталия Мельникова (1979). Разница в том, что прежде вот таких героев-"выродков" очень просто было считать жертвами советской системы (соотнесите Зилова с Печориным сами, пожалуйста), — теперь же молодые авторы проявляют отменную зрелость хотя бы тем, что не вешают на социум (родителей, учителей) ответственность за своих недочеловеков.
Правда и в том, что ответа спросить не у кого. Принц Гамлет страдал индивидуально, что ли, хотя и легко обобщал ("Так всех нас в трусов превращает мысль…") — тьмы и тьмы молодых людей живут без Отца в голове, и где порвалась дней связующая нить — неясно. В этой ситуации можно лишь констатировать случившееся. Констатировать же нынче единственно правильно — в трагикомедии, да с примесью абсурда.
Именно это и сделал Серебренников в фильме. Помог его, кроме драматического и оперного, и разнообразный киноопыт: клипы, реклама, сериал, ("Ростов-папа"), малоизвестные большеэкранные ("Раздетые"; "Рагин") и телевизионные фильмы. (Вообще же Серебренников окончил физико-математический факультет Ростовского университета в 1992-м, в искусстве — самородок.) Среди телеработ совершенно замечательные "Постельные сцены" сделаны по сценарию тех же братьев Пресняковых: абсолютно герметичный, засунутый всего лишь в несколько спальных комнат, мир вдруг становится обще-людским — и, опять же, не столько миром людей, сколько их бессильной и глупой войной друг с другом…
Грустно, горько и смешно в "Изображая жертву" делается немедленно, как только зритель узнает профессию главного героя: он работает в милиции на редкой должности: изображает жертву преступлений, попросту — труп. В ходе следственных экспериментов Валя должен "сыграть" финальные секунды жизни убитого человека и улечься в итоге в обрисованное мелом на полу посмертное изображение тела. Даже перечислять три таких наличествующих эксперимента не буду, чтобы не предварять впечатление завтрашних зрителей; не стану и описывать красочные детали. Но понятно заранее, что может испытывать на такой работке человек с умом, образованием и достаточно живыми эмоциями (а Валя именно таков). Скажу только, что эти эксперименты, в которых кроме Вали участвует следователь, тетка с видеокамерой, милиционер-"туша", к которому то и дело прикован подследственный (все персонажи в фильме абсолютно типажно точны, все актеры безупречно выдерживают жанр; Анна Михалкова лучше всех, ибо совершенно неожиданна), - эти эксперименты чисто кинематографическими способами связаны с личной жизнью Вали. И от элегантности этих связок самый требовательный зритель испытает немалую толику кайфа.
При этом обратите внимание: жизнь снята "как в кино", работа показана в стилизации под непрофессиональную съемку видеокамерой (все это не ново, конечно, однако смыслово оправдано; исполнено же оператором Сергеем Мокрицким мастерски; еще он немало придумал — одни парные портреты чего стоят ). Но есть в картине и третий изобразительный пласт: будто гравюры на черном линолеуме показывают нам сны и видения главного героя в анимационных вставках, отсылающих прежде всего к "Ассе" Сергея Соловьева (1987). Который, в свою очередь, позаимствовал прием у андеграундного кино восьмидесятых и некрореалистов, в частности.
Но и это не все. Разговор Вали с Призраком отца и с дядей отсылают не только к "Гамлету", но и к классической "Заставе Ильича" Марлена Хуциева (1964). Только памятный спор о "картошечке" и Родине трансформирован в противопоставление русской ложки, которую засовывают за голенище и которой надо "загребать", — восточным палочкам, провоцирующим трапезничающего совсем на иной стиль поведения; порождающим, получается, иной менталитет. (Между прочим, этот разговор с дядей — первое свидетельство мелкой и подловатой натуры героя.)
Таким образом Серебренников четко и грамотно вписал свой фильм в совершенно определенный содержательно-эстетический контекст, умножив количество драматургических "игрушек" интересными своими. Одну же из них следует признать просто из ряда вон. Это, разумеется, роль Лии Ахеджаковой, изображающей бывшую артистку ТЮЗа с потухшими пожилыми глазами, подрабатывающую в японском ресторане дивой. Многие зрители идентифицируют себя, я думаю, именно с ней: мы все нынче немножко "в кимоно" с чужого плеча, немножко развлекаем клиентов, про которых понимаем: дикие люди, немножко поем, фальшивя, трогательные песенки. И при всем этом образ Ахеджаковой непостижимо, по контрасту, отсылает ко всем шикарным ресторанным певичкам, начиная чуть ли не с Марлен Дитрих в "Голубом ангеле".
Эти не самые банальные ассоциации и связи (а знатоки обнаруживают и немало иных) — как обстоятельства "расследования", которое, полагаю, затеял Кирилл Серебренников. Он видит, что широкая публика отравлена нынешним кинематографом: фильм начинается с весьма пародийной тирады героя: "Русское кино в ж… Только Федя Бондарчук прикольный чувак!..", дающей ключ ко всему остальному. Так вот — публика уведена тонуть под дудочку гаммельнского крысолова? отравлена до смерти или нет? Серебренников устраивает "мышеловку" - следственный эксперимент. Театр полон на его спектакле, но что такое пятьсот человек в день? Сто копий картины по стране — и диагноз будет поставлен.
Рядом со мной субботним днем в лучшем кинотеатре Петербурга фильм смотрело человек десять.
