Тодоровский, сын режиссера и музыканта Петра Тодоровского, всегда был не просто успешный режиссер — модный. Он сразу снискал благожелательное расположение общественности. Его фильмы, каждый при появлении, хвалили словами "европейское кино". И действительно, они располагались довольно далеко от кино советского, классиком которого уже давно стал Петр Ефимович, — а уж от американского тем более; отличались четкой продуманной структурой и таким же изображением.
По ним было видно: человек понимает, что делает, — за подобную редкость (особенно в те времена) Тодоровского стали искренне награждать на разных фестивалях и привечать как одного из лидеров поколения. Ему легко простили бессмысленность дебютного "Катафалка" (1991). В "Любви" (1991), пленяющей достоверностью "страданий" молодых мужских тел, "не заметили" разрушающей всю постройку (допускаю, что невольной) конъюнктурности еврейской темы.
"Подмосковные вечера" (1994) — новая версия кошмара, приключившегося когда-то в Мценском уезде, вызвала некоторое недоумение своей бесстрастностью, своим ледяным голубовато-серым тоном — да Алиса Фрейндлих "сняла" претензии, Ингеборга Дапкунайте озадачила, а сцена акта на подоконнике, абсолютная новинка тогда в нашем кино, смелость, можно сказать, выдала индульгенцию автору: он такой прогрессивный, как можно быть недовольным...
О "Стране глухих" восторженно не высказался разве что слепой, и она совсем не затерялась среди других фильмов, помеченных тем же 1998-м: "Блокпост", "Железная пята олигархии", "Женская собственность", "Окраина", "Особенности национальной рыбалки", "Про уродов и людей", "Сибирский цирюльник", "Хрусталев, машину!". (Однако неслабый был годик, да? А ведь стоны о смерти отечественного кино звучали во весь голос.) Дина Корзун и Чулпан Хаматова немедленно стали звездами; были награды и прокатный по тому времени успех. Меж тем, среди предельно рационального повествования по-настоящему живым был только бандит Свинья в исполнении Максима Суханова. Да еще поражало страшное ощущение Москвы — мертвого пустого перенаселенного города.
"Любовник" (2002) предъявил совершено иное высказывание и будто совершенно иного режиссера: не мальчика, но мужа. Того, кто (вместе со сценаристом Геннадием Островским) не убоялись говорить о супружеской жизни и супружеской измене — о ситуациях, переживаемых каждым или знакомых каждому. Причем сугубо банальной истории была найдена абсолютно не банальная сюжетная форма. А точность и тонкость режиссуры и актерского исполнения спровоцировали зрителей забыть о кино — думать о жизни, значит — о себе.
Наконец, "Мой сводный брат Франкенштейн" (2004, по сценарию того же Островского) сумел соединить трагедию личной жизни с трагедией народа. Герой фильма Павлик, наш сын и брат, пусть и сводный, оказывался жертвой и агрессором, судьей и палачом, возмездием и беспомощностью одновременно. Павлика можно было только убить — чтобы не пострадали другие дети. И в этом заключался приговор и диагноз нашему обществу: будущего нет, пока мы такие, каковы сегодня.
И вот спустя еще три года появляются "Тиски" по сценарию Олега Маловичко (сериалы "Бухта Филиппа", "Частный заказ"). Тодоровский честно рассказывает на пресс-конференциях, что "Тиски" возникли как способ сохранить группу и артистов на время вынужденного перерыва в работе над другим проектом. (Это не новый способ решить задачу, так же действовал, например, Никита Михалков на съемках "Обломова" — в перерыве сделал "Пять вечеров").
События в картине развиваются несколько фантастически. Диджей ночного клуба — музыкант, весь повернутый на "бите под кожей", — спасаясь от безденежья (ой!), случайно оказывается звеном наркотрафика. Эта система, безусловно, объективно сильнее почти каждого человека, но и наш герой почему-то ведет себя так, будто ни одного даже фильма "про это" в жизни не смотрел.
"Тиски", на мой взгляд, — шаг режиссера назад с горы. Казалось бы, все есть — судьба человека и острейшая национальная беда — наркотики, благородный порыв (допускаю, допускаю, хотя нередко авторы и маскируются под циников), профессиональные возможности создателей фильма — а героям не веришь и смотреть скучно. Слишком предсказуем и навязчив сам стиль картины — наше новое кино, стремящееся совсем не "в Европу", а — взять кассу; оно все похоже на что-то среднее и давно надоевшее: чуть бандитской драки, чуть морали, чуть тела, чуть музыки... Вспухшие вены мельком тут выглядят, простите кощунство, как истоки и русла кинематографической — бутафорской крови.
Вряд ли режиссера такого уровня, как Тодоровский, необходимость срочно "заполнить паузу" привела к ситуации кесарева сечения при недоношенности плода. В чем же дело?
Наркотические дела — столь же трудная тема для экрана, как творчество: невозможно передать подобный сугубо внутренний процесс внешним образом. Авторы фильма знают это и заранее переключаются с наркомании на наркобизнес. Главные герои картины не наркоманы (один, правда, бывший), а наркодельцы.
Так фильм становится рассказом о грязном деле, почувствуйте разницу. Это не драма человека, который мучается тем, что медленно убивает себя и своих близких (как если бы он был наркоманом и безуспешно боролся с проблемой). И это не осознаваемая трагедия того, кто в тисках безвыходности распространяет героин, убивая десятки других людей — диджея Дениса (дебютант Максим Матвеев) не волнует сия нравственная проблема. Головная боль этого бесхарактерного смазливого типа — как самому не оказаться раздавленным двумя преступниками, двумя наркодельцами.
На финал придется намекнуть: подлецам, хоть относительно, все же везет. Однако никакого катарсиса ждать не приходится. Поскольку в фильме вовсе не Денис главный. А два его кукловода. Два равновеликих негодяя, только один в собственном, негодяйском, облике (Вернер — Федор Бондарчук), а другой — в облике наркополицейского (Дудайтис — Алексей Серебряков).
По фильму, разницы между ними ноль (ну, кроме обстоятельств личной жизни): оба длят и длят присутствие Дениса в деле: первый — ради наживы, второй — ради своей иллюзии держать Вернера под контролем и когда-нибудь его уничтожить. разъясняю: и менту люди — мусор, хоть он и прикидывается их защитником.
Вполне фаустовская идея. Она, полагаю, и была важна режиссеру Тодоровскому: за душу человека борются Бог и Дьявол, при этом нередко они меняются обличьем. Так, что впору вспоминать хрестоматийный мефистофельский афоризм "Я — часть той силы, что вечно хочет зла и совершает благо" — и снова и снова прозревать степень и ступени его обманности.
Мне чертовски жаль, что потенция этой идеи осуществилась лишь отчасти — а сам фильм распался на куски. На универсальный смысл. На мораль для так называемой молодой публики: следи за собой - будь осторожен. На сюжет, который описывается поговоркой: коготок увяз — всей птичке пропасть. На антураж — ночной клуб плюс каталог интерьеров, да все остальное такое же глянцевое. И на исполнителей.
Все вместе не срослось потому, что взрослую идею опять посчитали несъедобной для молодежной аудитории. Которую нынешние кинематографисты видят будто при стробоскопе на танцполе: во вспышках света — кривые тела и безумные лица. Сами образ создают — и сами пугаются, ей-богу. Не стану утверждать, что все девушки отечества — смолянки, а юноши — лицеисты-декабристы, я знакома с удивительными экземплярами уродства, как интеллектуального, так и морального, но все же не они в большинстве. Тот, кто жрет попкорн с пивом во время фильма, несомненно, дурно воспитанный хам, но не обязательно дебил.
А раз посчитали несъедобной идею и даже ее конкретно-нравоучительное, "антинаркоманское", воплощение (на уровне истории) — значит, надо завернуть их обоих в фантик. А фантики нынче — одна блескучая бумажка, не то что прежние три слоя: плотная с художественной картинкой, за ней металлическая защита, потом еще "исподняя"... Вот и облегчили-разукрасили что сам сюжет, что его изображение (я не о работе оператора Романа Васьянова — она весьма достойна). Опять некие условные молодые герои без мамы-папы, опять расчисленные характеры и обстоятельства, нечеткие мотивировки, дизайнерские интерьеры, опять все "как в кино". А раз — как в кино, значит — не "как с нами", не "как со мной". Не в том дело, что среди "моих" близких нет наркоманов и бандитов, а в том, что знаю: случись любая катастрофа — будет все гораздо, гораздо страшнее даже в устном пересказе. Следовательно, "мне" — комфорт. Тогда как хороший фильм — всегда голый нерв.
В расчете на каких-то неполноценных зрителей, которые всего этого не понимают, — мне кажется, ошибка. В заявляемой надежде авторов на то, что кино может предостеречь кого-то от беды, отвратить от греха, — то ли ошибка, то ли прямая спекуляция. Серьезное содержание требует адекватной серьезной формы — это азы. И в редкие моменты, когда "Тиски" сминают фантик, история выруливает к настоящему. Например, Вернеру надо пристроить сестру, а не к кому, и он выбирает из своего окружения все равно того, кого считает порядочным человеком, интеллигентом; интеллигент оказывается подлецом, а девушку все же не бросает...
Тут вспомните: отечественный кинематограф уже почти двадцать лет назад выдал буквально шедевр на сходную тему — "Иглу" Рашида Нугманова (1988) с Виктором Цоем в главной роли. Там действовал настоящий харизматичный герой — необходимый в романтической драме, в отличие от "молодежной саги", как аттестуют себя "Тиски". В остальном "Игла" содержала примерно тот же набор исходных посылок: молодой человек, отсутствие денег, наркота, серьезные противники и девушка, которую надо спасать. Однако сложены эти ингредиенты так, что до сих пор вызывают неподдельный кайф. Поскольку герой смотрел вперед, решал взрослые проблемы. И авторы шли за ним — вперед и вверх — ведя свое повествование без каких-либо оглядок на умственный уровень и привычки аудитории. И без прекрас.
Между прочим, картина стала лидером проката, заняв восьмую строчку в тогдашнем рейтинге.
Игла нашего диджея, конечно, выцарапает свою дозу публики. Триста копий все-таки. Но до золотого, тем более — антикварного, рынка дело не дойдет. А главное — Валерий Тодоровский уже никогда не будет модным режиссером. Он уже слишком взрослый и теперь либо делает настоящее кино — либо нет.
Где посмотреть фильм "Тиски" в Краснодаре?
По ним было видно: человек понимает, что делает, — за подобную редкость (особенно в те времена) Тодоровского стали искренне награждать на разных фестивалях и привечать как одного из лидеров поколения. Ему легко простили бессмысленность дебютного "Катафалка" (1991). В "Любви" (1991), пленяющей достоверностью "страданий" молодых мужских тел, "не заметили" разрушающей всю постройку (допускаю, что невольной) конъюнктурности еврейской темы.
"Подмосковные вечера" (1994) — новая версия кошмара, приключившегося когда-то в Мценском уезде, вызвала некоторое недоумение своей бесстрастностью, своим ледяным голубовато-серым тоном — да Алиса Фрейндлих "сняла" претензии, Ингеборга Дапкунайте озадачила, а сцена акта на подоконнике, абсолютная новинка тогда в нашем кино, смелость, можно сказать, выдала индульгенцию автору: он такой прогрессивный, как можно быть недовольным...
О "Стране глухих" восторженно не высказался разве что слепой, и она совсем не затерялась среди других фильмов, помеченных тем же 1998-м: "Блокпост", "Железная пята олигархии", "Женская собственность", "Окраина", "Особенности национальной рыбалки", "Про уродов и людей", "Сибирский цирюльник", "Хрусталев, машину!". (Однако неслабый был годик, да? А ведь стоны о смерти отечественного кино звучали во весь голос.) Дина Корзун и Чулпан Хаматова немедленно стали звездами; были награды и прокатный по тому времени успех. Меж тем, среди предельно рационального повествования по-настоящему живым был только бандит Свинья в исполнении Максима Суханова. Да еще поражало страшное ощущение Москвы — мертвого пустого перенаселенного города.
"Любовник" (2002) предъявил совершено иное высказывание и будто совершенно иного режиссера: не мальчика, но мужа. Того, кто (вместе со сценаристом Геннадием Островским) не убоялись говорить о супружеской жизни и супружеской измене — о ситуациях, переживаемых каждым или знакомых каждому. Причем сугубо банальной истории была найдена абсолютно не банальная сюжетная форма. А точность и тонкость режиссуры и актерского исполнения спровоцировали зрителей забыть о кино — думать о жизни, значит — о себе.
Наконец, "Мой сводный брат Франкенштейн" (2004, по сценарию того же Островского) сумел соединить трагедию личной жизни с трагедией народа. Герой фильма Павлик, наш сын и брат, пусть и сводный, оказывался жертвой и агрессором, судьей и палачом, возмездием и беспомощностью одновременно. Павлика можно было только убить — чтобы не пострадали другие дети. И в этом заключался приговор и диагноз нашему обществу: будущего нет, пока мы такие, каковы сегодня.
И вот спустя еще три года появляются "Тиски" по сценарию Олега Маловичко (сериалы "Бухта Филиппа", "Частный заказ"). Тодоровский честно рассказывает на пресс-конференциях, что "Тиски" возникли как способ сохранить группу и артистов на время вынужденного перерыва в работе над другим проектом. (Это не новый способ решить задачу, так же действовал, например, Никита Михалков на съемках "Обломова" — в перерыве сделал "Пять вечеров").
События в картине развиваются несколько фантастически. Диджей ночного клуба — музыкант, весь повернутый на "бите под кожей", — спасаясь от безденежья (ой!), случайно оказывается звеном наркотрафика. Эта система, безусловно, объективно сильнее почти каждого человека, но и наш герой почему-то ведет себя так, будто ни одного даже фильма "про это" в жизни не смотрел.
"Тиски", на мой взгляд, — шаг режиссера назад с горы. Казалось бы, все есть — судьба человека и острейшая национальная беда — наркотики, благородный порыв (допускаю, допускаю, хотя нередко авторы и маскируются под циников), профессиональные возможности создателей фильма — а героям не веришь и смотреть скучно. Слишком предсказуем и навязчив сам стиль картины — наше новое кино, стремящееся совсем не "в Европу", а — взять кассу; оно все похоже на что-то среднее и давно надоевшее: чуть бандитской драки, чуть морали, чуть тела, чуть музыки... Вспухшие вены мельком тут выглядят, простите кощунство, как истоки и русла кинематографической — бутафорской крови.
Вряд ли режиссера такого уровня, как Тодоровский, необходимость срочно "заполнить паузу" привела к ситуации кесарева сечения при недоношенности плода. В чем же дело?
Наркотические дела — столь же трудная тема для экрана, как творчество: невозможно передать подобный сугубо внутренний процесс внешним образом. Авторы фильма знают это и заранее переключаются с наркомании на наркобизнес. Главные герои картины не наркоманы (один, правда, бывший), а наркодельцы.
Так фильм становится рассказом о грязном деле, почувствуйте разницу. Это не драма человека, который мучается тем, что медленно убивает себя и своих близких (как если бы он был наркоманом и безуспешно боролся с проблемой). И это не осознаваемая трагедия того, кто в тисках безвыходности распространяет героин, убивая десятки других людей — диджея Дениса (дебютант Максим Матвеев) не волнует сия нравственная проблема. Головная боль этого бесхарактерного смазливого типа — как самому не оказаться раздавленным двумя преступниками, двумя наркодельцами.
На финал придется намекнуть: подлецам, хоть относительно, все же везет. Однако никакого катарсиса ждать не приходится. Поскольку в фильме вовсе не Денис главный. А два его кукловода. Два равновеликих негодяя, только один в собственном, негодяйском, облике (Вернер — Федор Бондарчук), а другой — в облике наркополицейского (Дудайтис — Алексей Серебряков).
По фильму, разницы между ними ноль (ну, кроме обстоятельств личной жизни): оба длят и длят присутствие Дениса в деле: первый — ради наживы, второй — ради своей иллюзии держать Вернера под контролем и когда-нибудь его уничтожить. разъясняю: и менту люди — мусор, хоть он и прикидывается их защитником.
Вполне фаустовская идея. Она, полагаю, и была важна режиссеру Тодоровскому: за душу человека борются Бог и Дьявол, при этом нередко они меняются обличьем. Так, что впору вспоминать хрестоматийный мефистофельский афоризм "Я — часть той силы, что вечно хочет зла и совершает благо" — и снова и снова прозревать степень и ступени его обманности.
Мне чертовски жаль, что потенция этой идеи осуществилась лишь отчасти — а сам фильм распался на куски. На универсальный смысл. На мораль для так называемой молодой публики: следи за собой - будь осторожен. На сюжет, который описывается поговоркой: коготок увяз — всей птичке пропасть. На антураж — ночной клуб плюс каталог интерьеров, да все остальное такое же глянцевое. И на исполнителей.
Все вместе не срослось потому, что взрослую идею опять посчитали несъедобной для молодежной аудитории. Которую нынешние кинематографисты видят будто при стробоскопе на танцполе: во вспышках света — кривые тела и безумные лица. Сами образ создают — и сами пугаются, ей-богу. Не стану утверждать, что все девушки отечества — смолянки, а юноши — лицеисты-декабристы, я знакома с удивительными экземплярами уродства, как интеллектуального, так и морального, но все же не они в большинстве. Тот, кто жрет попкорн с пивом во время фильма, несомненно, дурно воспитанный хам, но не обязательно дебил.
А раз посчитали несъедобной идею и даже ее конкретно-нравоучительное, "антинаркоманское", воплощение (на уровне истории) — значит, надо завернуть их обоих в фантик. А фантики нынче — одна блескучая бумажка, не то что прежние три слоя: плотная с художественной картинкой, за ней металлическая защита, потом еще "исподняя"... Вот и облегчили-разукрасили что сам сюжет, что его изображение (я не о работе оператора Романа Васьянова — она весьма достойна). Опять некие условные молодые герои без мамы-папы, опять расчисленные характеры и обстоятельства, нечеткие мотивировки, дизайнерские интерьеры, опять все "как в кино". А раз — как в кино, значит — не "как с нами", не "как со мной". Не в том дело, что среди "моих" близких нет наркоманов и бандитов, а в том, что знаю: случись любая катастрофа — будет все гораздо, гораздо страшнее даже в устном пересказе. Следовательно, "мне" — комфорт. Тогда как хороший фильм — всегда голый нерв.
В расчете на каких-то неполноценных зрителей, которые всего этого не понимают, — мне кажется, ошибка. В заявляемой надежде авторов на то, что кино может предостеречь кого-то от беды, отвратить от греха, — то ли ошибка, то ли прямая спекуляция. Серьезное содержание требует адекватной серьезной формы — это азы. И в редкие моменты, когда "Тиски" сминают фантик, история выруливает к настоящему. Например, Вернеру надо пристроить сестру, а не к кому, и он выбирает из своего окружения все равно того, кого считает порядочным человеком, интеллигентом; интеллигент оказывается подлецом, а девушку все же не бросает...
Тут вспомните: отечественный кинематограф уже почти двадцать лет назад выдал буквально шедевр на сходную тему — "Иглу" Рашида Нугманова (1988) с Виктором Цоем в главной роли. Там действовал настоящий харизматичный герой — необходимый в романтической драме, в отличие от "молодежной саги", как аттестуют себя "Тиски". В остальном "Игла" содержала примерно тот же набор исходных посылок: молодой человек, отсутствие денег, наркота, серьезные противники и девушка, которую надо спасать. Однако сложены эти ингредиенты так, что до сих пор вызывают неподдельный кайф. Поскольку герой смотрел вперед, решал взрослые проблемы. И авторы шли за ним — вперед и вверх — ведя свое повествование без каких-либо оглядок на умственный уровень и привычки аудитории. И без прекрас.
Между прочим, картина стала лидером проката, заняв восьмую строчку в тогдашнем рейтинге.
Игла нашего диджея, конечно, выцарапает свою дозу публики. Триста копий все-таки. Но до золотого, тем более — антикварного, рынка дело не дойдет. А главное — Валерий Тодоровский уже никогда не будет модным режиссером. Он уже слишком взрослый и теперь либо делает настоящее кино — либо нет.
Где посмотреть фильм "Тиски" в Краснодаре?
