Черт его знает, не могу определить собственную реакцию на появление Гай Германики в нашем кинематографе. Эдакий микс Рыжего клоуна с Белым, драчливого Арлекина с печальным Пьеро. Не могу представить себе эту молодую леди через десять, допустим, лет. Смутным уже теперь и слабым подобием кажется образ, создаваемый Жанной Агузаровой когда-то, — где теперь ее звонкий голос, каковы ее новые песенки? "Успокоится" ли Гай Германика, как "все", или превратится в "монстра рока", этакую пожилую тетку, трясущую морщинами или сверкающую подтяжками на потребу взыскующих щекотного драйва детей разного возраста?
Ее первые фильмы "Сестры" (2005, 20 минут) и "Девочки" (2005, 43 минуты), болезненные и холодные одновременно, уже озадачивали. Родственная отчужденная связь, щебетня и дикие манерочки современных старшеклассниц — всем известное было продемонстрировано без вуали каких-либо условностей (кроме условностей самого объектива); это взгляд из предместья на мир предместья.
Обе картины считаются неигровыми — из тех, когда ясно, что человек с камерой заключил некий договор с человеком перед объективом — договорился о взаимной непредубежденности, о свободном пути и открытом финале, о ненасильственности, ненастырности взаимных действий и результата. И обе стороны выполнили свои обязательства: "пациенты" включили автора в свой круг, автор изящно прикинулся "мебелью", но безупречно взял крупность и ракурс.
Талант автора, слава богу — юный, неошкуренный, — стал очевиден сразу, а вот фильмы мне показались чуть недостаточными, что ли. Чего-то не хватало. Видимо, не только мне: один пожилой режиссер довольно метко обозвал их (и подобные картины; сходно с Германикой, хотя менее удачно пытается снимать еще несколько молодых) одноглазым документализмом. Понятно: мастерам и зрителям старой школы мало вот такой констатации людской природы и нечеловеческих поступков; внутренний протест, пардон, реципиента требует хоть какого позитивного выхода — но его нет.
И дело не в "указующем персте" или "ощущении чувства надежды", доведенных уже до полной профанации и позорного штампа. Виртуозная художественная форма — единственное, что преодолевает любую трагедию и безысходность; вспомните фильмы Киры Георгиевны Муратовой и поймете, о чем я пытаюсь толковать.
Форма у Гай Германики оказалась своя, непривычная; и содержания ее не хватало на классический, опробованный веками катарсис. Но в том и фокус нового художника всякий раз — его способ говорить о мире приучает к себе, постепенно открывая еще одну грань этого стакана искусства, через который мы, иной раз отвернувшись от окна, желаем на мир взглянуть. И на себя самое.
За "Девочками" последовали "Мальчики" (36 минут, неигровой) — герои не только сменили пол, но погрузились в более структурированные обстоятельства, план стал более "общим" и, парадоксальным образом, искусственным. Картины "Уехал" (2006, 44 минуты, совместно с Борисом Хлебниковым, неигровой) и "День рождения инфанты" (2007, игровой) я не видела; последний не понравился "Кинотавру", но в одном интервью автор говорит, что ей не дали фильм доделать.
Валерии Гай Германике нынче вроде как двадцать четыре года, она училась в уважаемой профессионалами прогрессивной Школе кино и телевидения "Интерньюс"; ее работы награждены фестивалями. Для справки: Эйзенштейн поставил "Стачку" в двадцать шесть, "Броненосец "Потемкин" годом позже; Козинцев сделал "Шинель" в двадцать один, а это был его уже четвертый режиссерский опыт; все ФЭКСы были не просто молоды, а юны; ни один не учился во ВГИКЕ (поймите тут правильно) — и вошли в мировую историю кино. Обойдемся без оговорок типа "ну и сравненьице", поговорим об этом позже, когда уж свесим ножки с облака.
И вот на экраны кинотеатров (что само по себе немножко шокирует — наши экраны предпочитают похолоднее) вышел фильм "Все умрут, а я останусь", означенный как трагикомедия, опознанный как игровой римейк "Девочек". Сделанный компанией "ПРОФИТ" и продюсером Игорем Толстуновым. Сценарий Александра Родионова и Юрия Клавдиева, оператор Алишер Хамидходжаев, художник Денис Шибанов, костюмы Александра Петлюры. В ролях Полина Филоненко, Агния Кузнецова, Ольга Шувалова, Донатас Грудович, Юлия Александрова, Гарольд Стрелков, Инга Оболдина, Алексей Багдасаров, Ольга Лапшина.
Даю длинный список, поскольку работе каждого можно посвятить едва ли не отдельный текст. Скажем, режиссер и оператор работают столь точно, что щель между гаражами, где курят девчонки, воспринимается зрителями как единственное безопасное место для героинь. А пересвеченнное пространство школьного двора пересекается так, что невозможно сомневаться: вот лобное место.
Актерский ансамбль в целом и три главные исполнительницы уже пару раз отмечены призами. Сам фильм получил две награды в Канне (специальное упоминание жюри в конкурсе "Особый взгляд" и молодежный приз "Недели критики"; это успех); сей факт, полагаю, вместе с осведомленностью продвинутой молодежной аудитории об эпатажнице Германике, и позволил дистрибьютору выпустить картину в большой, но ограниченный прокат.
Приключения трех подружек, которые сидят на уроках, так или иначе взаимодействуют с родителями, одноклассниками и общаются между собой, а главное — готовятся к дискотеке, а потом ее, так сказать, переживают, — мрак и отстой. Такие, что заставляют зал нервничать, публика смеется в самых неподходящих местах и не может удержаться от комментариев. Довольно искусственная сценарная конструкция оживлена и дышит силой и чутьем режиссера, талантом и опытом оператора, подчинивших себе актрис, кадр и действие.
В результате достигнута живость-живучесть-жизненность изображаемого, совершенно конгениальная психофизике и моторике подростка — того подростка, у которого голова, извините, поменялась местом с гениталиями. А потому детке уже не впрок и Пушкин, не то что Мандельштам, которого столь неожиданно для ученичков декламирует самозабвенная пожилая училка, совмещающая в цитате свой идеализм, презрение и дидактику:
Пришла Наташа. Где была?
Небось не ела, не пила.
И чует мать, черна как ночь:
Вином и луком пахнет дочь.
Впрочем, неожидан этот эпизод и для зрителя — вот она, работа сценаристов; остается и сказать только "блестящая", но — видная. Зритель меж тем уже втянут в почти документальный, как бы без лекал, но явно узнаваемый экшн. Узнаваем даже теми, кто живет совсем иначе. Ручная камера и очень крупные планы приблизили к нам героинь настолько, что мы фактически между ними, сам-друг. Нам тоже и больно, и смешно. И тесно в груди опытным теткам и дядькам, провидящим аварийный итог дискотеки, — как тесно девчонкам в своем ожидании понятно чего. И ладно бы — "хочется", всем известно, КАК хочется, да отчего же столь безмозгло происходящее, столь тупо?
Вот мучительный вопрос фильма, адресуемый автором прежде всего взрослым, а зрителями "за тридцать" — сразу и детям, и родителям, и учителям. И тут уже не до рассуждений о "школьном кино" или подростковой жестокости, о неразборчивости современных тинейджеров или преступно-несчастном взаимном эгоизме родителей и детей. Тут задохнешься, насколько черен общий горизонт и труден каждый путь.
Разумеется, ответа на русские вопросы не бывает. И не может Гай Германика — выкормыш эпохи вполне развитого индивидуализма — даже задавать вопрос социуму, как это программно делал режиссер Юрис Подниекс в "Легко ли быть молодым?" (1987). Разве что почти перманентные поминки дома у одной из девчонок, ее родители, живущие прошлым и по сути равнодушные к будущему, отдаленно соотносятся с тем, как поступает общество со своими детьми.
В отказе социуму в участии и заключена современность картины — не великой, но бьющей безошибочно и наотмашь. Каждое поколение отвечает само за себя, каждый в этом поколении — отвечает за себя, утеряны не только вертикальные, но и горизонтальные связи; на дворе беспомощная эпоха юных транжир и позеров, которые на людях выпевают жеманное — "ухожу красиво", а от себя, для себя орут героическое — "все умрут, а я останусь"!
Так авария или катастрофа есть содержание картины? о жизни она или о смерти? Ваша воля понимать так или иначе. Только, размышляя, не забудьте про эпиграф и пророчество картины: похороны кота и золотые рыбки ему в могилку.
Где посмотреть фильм "Все умрут, а я останусь" в Краснодаре?
Ее первые фильмы "Сестры" (2005, 20 минут) и "Девочки" (2005, 43 минуты), болезненные и холодные одновременно, уже озадачивали. Родственная отчужденная связь, щебетня и дикие манерочки современных старшеклассниц — всем известное было продемонстрировано без вуали каких-либо условностей (кроме условностей самого объектива); это взгляд из предместья на мир предместья.
Обе картины считаются неигровыми — из тех, когда ясно, что человек с камерой заключил некий договор с человеком перед объективом — договорился о взаимной непредубежденности, о свободном пути и открытом финале, о ненасильственности, ненастырности взаимных действий и результата. И обе стороны выполнили свои обязательства: "пациенты" включили автора в свой круг, автор изящно прикинулся "мебелью", но безупречно взял крупность и ракурс.
Талант автора, слава богу — юный, неошкуренный, — стал очевиден сразу, а вот фильмы мне показались чуть недостаточными, что ли. Чего-то не хватало. Видимо, не только мне: один пожилой режиссер довольно метко обозвал их (и подобные картины; сходно с Германикой, хотя менее удачно пытается снимать еще несколько молодых) одноглазым документализмом. Понятно: мастерам и зрителям старой школы мало вот такой констатации людской природы и нечеловеческих поступков; внутренний протест, пардон, реципиента требует хоть какого позитивного выхода — но его нет.
И дело не в "указующем персте" или "ощущении чувства надежды", доведенных уже до полной профанации и позорного штампа. Виртуозная художественная форма — единственное, что преодолевает любую трагедию и безысходность; вспомните фильмы Киры Георгиевны Муратовой и поймете, о чем я пытаюсь толковать.
Форма у Гай Германики оказалась своя, непривычная; и содержания ее не хватало на классический, опробованный веками катарсис. Но в том и фокус нового художника всякий раз — его способ говорить о мире приучает к себе, постепенно открывая еще одну грань этого стакана искусства, через который мы, иной раз отвернувшись от окна, желаем на мир взглянуть. И на себя самое.
За "Девочками" последовали "Мальчики" (36 минут, неигровой) — герои не только сменили пол, но погрузились в более структурированные обстоятельства, план стал более "общим" и, парадоксальным образом, искусственным. Картины "Уехал" (2006, 44 минуты, совместно с Борисом Хлебниковым, неигровой) и "День рождения инфанты" (2007, игровой) я не видела; последний не понравился "Кинотавру", но в одном интервью автор говорит, что ей не дали фильм доделать.
Валерии Гай Германике нынче вроде как двадцать четыре года, она училась в уважаемой профессионалами прогрессивной Школе кино и телевидения "Интерньюс"; ее работы награждены фестивалями. Для справки: Эйзенштейн поставил "Стачку" в двадцать шесть, "Броненосец "Потемкин" годом позже; Козинцев сделал "Шинель" в двадцать один, а это был его уже четвертый режиссерский опыт; все ФЭКСы были не просто молоды, а юны; ни один не учился во ВГИКЕ (поймите тут правильно) — и вошли в мировую историю кино. Обойдемся без оговорок типа "ну и сравненьице", поговорим об этом позже, когда уж свесим ножки с облака.
И вот на экраны кинотеатров (что само по себе немножко шокирует — наши экраны предпочитают похолоднее) вышел фильм "Все умрут, а я останусь", означенный как трагикомедия, опознанный как игровой римейк "Девочек". Сделанный компанией "ПРОФИТ" и продюсером Игорем Толстуновым. Сценарий Александра Родионова и Юрия Клавдиева, оператор Алишер Хамидходжаев, художник Денис Шибанов, костюмы Александра Петлюры. В ролях Полина Филоненко, Агния Кузнецова, Ольга Шувалова, Донатас Грудович, Юлия Александрова, Гарольд Стрелков, Инга Оболдина, Алексей Багдасаров, Ольга Лапшина.
Даю длинный список, поскольку работе каждого можно посвятить едва ли не отдельный текст. Скажем, режиссер и оператор работают столь точно, что щель между гаражами, где курят девчонки, воспринимается зрителями как единственное безопасное место для героинь. А пересвеченнное пространство школьного двора пересекается так, что невозможно сомневаться: вот лобное место.
Актерский ансамбль в целом и три главные исполнительницы уже пару раз отмечены призами. Сам фильм получил две награды в Канне (специальное упоминание жюри в конкурсе "Особый взгляд" и молодежный приз "Недели критики"; это успех); сей факт, полагаю, вместе с осведомленностью продвинутой молодежной аудитории об эпатажнице Германике, и позволил дистрибьютору выпустить картину в большой, но ограниченный прокат.
Приключения трех подружек, которые сидят на уроках, так или иначе взаимодействуют с родителями, одноклассниками и общаются между собой, а главное — готовятся к дискотеке, а потом ее, так сказать, переживают, — мрак и отстой. Такие, что заставляют зал нервничать, публика смеется в самых неподходящих местах и не может удержаться от комментариев. Довольно искусственная сценарная конструкция оживлена и дышит силой и чутьем режиссера, талантом и опытом оператора, подчинивших себе актрис, кадр и действие.
В результате достигнута живость-живучесть-жизненность изображаемого, совершенно конгениальная психофизике и моторике подростка — того подростка, у которого голова, извините, поменялась местом с гениталиями. А потому детке уже не впрок и Пушкин, не то что Мандельштам, которого столь неожиданно для ученичков декламирует самозабвенная пожилая училка, совмещающая в цитате свой идеализм, презрение и дидактику:
Пришла Наташа. Где была?
Небось не ела, не пила.
И чует мать, черна как ночь:
Вином и луком пахнет дочь.
Впрочем, неожидан этот эпизод и для зрителя — вот она, работа сценаристов; остается и сказать только "блестящая", но — видная. Зритель меж тем уже втянут в почти документальный, как бы без лекал, но явно узнаваемый экшн. Узнаваем даже теми, кто живет совсем иначе. Ручная камера и очень крупные планы приблизили к нам героинь настолько, что мы фактически между ними, сам-друг. Нам тоже и больно, и смешно. И тесно в груди опытным теткам и дядькам, провидящим аварийный итог дискотеки, — как тесно девчонкам в своем ожидании понятно чего. И ладно бы — "хочется", всем известно, КАК хочется, да отчего же столь безмозгло происходящее, столь тупо?
Вот мучительный вопрос фильма, адресуемый автором прежде всего взрослым, а зрителями "за тридцать" — сразу и детям, и родителям, и учителям. И тут уже не до рассуждений о "школьном кино" или подростковой жестокости, о неразборчивости современных тинейджеров или преступно-несчастном взаимном эгоизме родителей и детей. Тут задохнешься, насколько черен общий горизонт и труден каждый путь.
Разумеется, ответа на русские вопросы не бывает. И не может Гай Германика — выкормыш эпохи вполне развитого индивидуализма — даже задавать вопрос социуму, как это программно делал режиссер Юрис Подниекс в "Легко ли быть молодым?" (1987). Разве что почти перманентные поминки дома у одной из девчонок, ее родители, живущие прошлым и по сути равнодушные к будущему, отдаленно соотносятся с тем, как поступает общество со своими детьми.
В отказе социуму в участии и заключена современность картины — не великой, но бьющей безошибочно и наотмашь. Каждое поколение отвечает само за себя, каждый в этом поколении — отвечает за себя, утеряны не только вертикальные, но и горизонтальные связи; на дворе беспомощная эпоха юных транжир и позеров, которые на людях выпевают жеманное — "ухожу красиво", а от себя, для себя орут героическое — "все умрут, а я останусь"!
Так авария или катастрофа есть содержание картины? о жизни она или о смерти? Ваша воля понимать так или иначе. Только, размышляя, не забудьте про эпиграф и пророчество картины: похороны кота и золотые рыбки ему в могилку.
Где посмотреть фильм "Все умрут, а я останусь" в Краснодаре?
