Обычно когда у серьезных актеров большого кино спрашиваешь про их сериальные роли, они отвечают, что за свою работу им не стыдно. Актер театра и кино Юрий Беляев, известный современному зрителю по роли генерал-лейтенанта Романенко в сериале "Кремлевские Курсанты", откровенно признает, что потеря качества в этом формате неизбежна.
Недавно широкой публике был представлен образ одного легендарного советского разведчика, мастерски созданный Юрием Беляевым в художественно-документальной драме "Правительство США против Рудольфа Абеля". На нашем "допросе" артист рассказал о последствиях происков капитализма и мыльных операх, о нестандартной функции театра, воинственном пессимизме и о том, какие мысли приходят в голову, когда стоишь в двухчасовой пробке…
Я живу вообще без телевизора уже полтора года и чувствую себя хорошо. Я очень не люблю смотреть по телевизору то, что принято называть сериалами или вообще фильмами. Потому что никто из авторов даже мыльных этих сооружений не снимает свою историю для того, чтобы потом она была покромсана на кусочки и туда была бы вставлена реклама. Какой-то ушлый мужик однажды сказал, что реклама – двигатель торговли. И миллиарды людей молча, восторженно согласились с этой истиной. Такое агрессивное поселение рекламы в формате кино разрушительно.
К сожалению, я работаю для телевидения. Я прекрасно понимаю, что обслуживаю эфирное пространство для размещения рекламы. Неужели вы думаете, что я каждый день выходя на сцену или подходя к съемочной камере, пытаюсь создать произведение искусства? Я давно не занимаюсь искусством, а работаю в области культуры. Но существует и другой формат, который можно приобрести в магазине, стереть вначале рекламу и потом спокойно смотреть. Вот мое изобретение.
Я с нескрываемым восторгом жду, когда, наконец, реклама придет в драматические спектакли, в оперы, в балеты, на сцену. А она припрется – я видел это. Первый раз на фестивале советского искусства в Глазго, где посреди спектакля ведущие артисты прекращают действие, выходят на сцену и обращаются в зал с длинной благодарственной речью по отношению к спонсорам и всем участникам зрелища. Это не совсем плохо, но тогда рядом должен быть театр, где этого не будет. Равные возможности. Это пресловутое слово "демократия" перевернутое, вывернутое наизнанку, оно не вмещает в себя вот этого главного понятия – предоставление равных возможностей.
Я никогда не снимался в сериалах, но год назад я решил поэкспериментировать и дал согласие. Теперь количество автографов генерала Романенко по отношению ко всем остальным моим персонажам зашкаливает. И я понимаю, что это главное содержание популярности, с которой я столкнулся. Это результат, не заложенный мною, я не предполагал подобного эффекта. И мне было важно не это. И свой эксперимент с этим форматом я считаю завершенным и буду постепенно изобретать какой-то корректный способ, чтобы поменять персонажа. Потому что это процесс такой очень разрушительный и не обеспеченный абсолютно ничем – ни качеством текста, ни историй. Хотя там есть места и повороты сюжетные вполне пригодные для нормальной профессиональной работы. Но все-таки, в дипломе у меня написано "Артист театра и кино", а это другой формат и я ему очень благодарен, что зарабатываю им себе на жизнь. Но это очень тяжелый кусок хлеба.
Я мог сидеть у ящика и материться сколько угодно, но я не имел право голоса до тех пор, пока я сам это не попробую. Но я теперь знаю, из чего складывается этот процесс и результат. Это тяжелая работа. Изнурительно двенадцать часов в день стоять у двух камер, когда две группы параллельно снимают, когда огромное количество текста, когда бывают коллеги, с которыми не всегда можно договориться, когда скорость такая большая, когда метраж просто зашкаливает! Не хватает крепости физической для того чтобы отследить все, чтоб было ну... не очень стыдно. Это явная потеря исполнительского уровня. Этот формат обречен на низкое профессиональное качество, что мне не очень интересно. Меня этот опыт сильно примирил вообще с телевидением и в частности с сериалами. Я перестал возмущаться, брызгать слюной, выпучивать глаза и растопыривать пальцы на это дело. Я понимаю, что этот формат выполняет колоссальную социальную функцию.
Попытаться не превратить персонажи в ублюдков и идиотов – одна из практических задач для меня в этом сериале. Реальность, которую я увидел в качестве недолгого наблюдателя, создала у меня такое впечатление, что мое отношение к армии я был готов поменять в лучшую сторону. В результате это оказалось не совсем так, но это желание было совершенно искренним. И мне казалось, что тот материал драматургический, который предлагался, оскорблял тех людей, на территории которых производились съемки. Это та же самая территория Московского высшего военного командного училища и там люди поумнее, получше, поинтересней этих персонажей. Я не могу влезть в их личную жизнь, что составляет большую часть сюжета, но по общению я понимаю, что это другая категория.
Во всем мире, кроме нас диких и якобы своеобразных в этом смысле, все давно канонизировано, разложено по полочкам: это не общее правило, когда хороший, крепкий голливудский артист снимается одинаково в кино, работает в театре и сериалах. К своим коллегам, которые снимаются в мыльных развлекательных делах, я всегда относился как к людям, не боящимся потерять качество, индивидуальность. Не всегда можно вернуться в тот формат, который интересен. А мне интересней все-таки кино и какая-нибудь сборная команда в театре, пусть это будет на время.
Я не рассчитываю, что в моей жизни появится вторая "Таганка" и я тридцать с лишним лет смогу посвятить какому-то театру также истово, с такой же надеждой, влюбленностью, верностью и школьничеством, как это было с "Таганкой".
Театр для меня профессиональный тренажерный зал: я поддерживаю форму в двух спектаклях в театре на Таганке и в театре "Эрмитаж". Они трудные физически, сложные по тексту, по исполнительской партитуре.
Отказываюсь понимать режиссеров, когда приходит исполнитель и начинает корежить, подминать все под себя. Есть же масса коллег, которые не способны на создание другой реальности и транслируют только самого себя. Иногда типаж непрофессиональный может сделать эту работу лучше, чем любой артист. У актера может быть видна игра, усилие, а у типажа все будет идеально, он естественный. А иногда приходит вроде бы профессионал и начинает деформировать все, что придумал режиссер. А возможности заменить актера уже нет, и люди вынуждены снимать целую картину с не подходящим человеком.
Поток предложений кончился в связи с концом советской власти. Это тогда я мог читать до трехсот сценариев ежегодно и даже больше и выбирать один. Сейчас это уже из области братьев Стругацких. От некоторых предложений я продолжаю отказываться, не смотря на то, что это деньги, на которые я живу. Иногда я вынужден соглашаться на посредственный материал, чтобы между зарплатами не занимать деньги на еду. Я вынужден очень немалую часть денег инвестировать в собственное здоровье для поддержания физического состояния. А превращать своих родственников в людей, работающих на мою аптеку, мне совсем не хочется.
Мне нужны деньги. Но это не всегда было моей личной главной заботой. Мои родные позволяли мне много лет не работать вообще, лишь бы не позориться, не участвовать в откровенной ерунде. И я очень благодарен всем людям, которых я могу называть родственниками, что они мне много лет подряд позволяли такую свободу выбора. Если я понимал, что мне будет стыдно, то я мог позволить себе отказаться от работы и у меня были довольно большие зоны, когда я годами ничего не делал в кино, только потому, что я предполагал, что не справлюсь с этой ситуацией, не выиграю. А сейчас я вынужден рисковать, для того чтобы решить эту задачу.
Практически ничего не пишут для моей возрастной категории. Сильно активирована молодежная категория зрителей, и им интересно смотреть про сверстников. Это эгоизм молодости, он вполне естественный, я не ругаю за это, потому что я вел себя точно так же. И разные поколения обречены на непонимание.
Возрастные персонажи, которые удается реализовывать, начиная с лихих 90-х, это еще и трансляция своего отношения к своим сверстникам, ко мне самому. Очень много сил и физических в том числе надо прикладывать для того, чтобы не выпадать из полноценного процесса, чтобы сохранить профессию, интерес к самой процедуре жизни, ее качеству, к решению этих иногда неразрешимых вопросов. Это такая гигиеническая функция. Доктор прописал мне ходить ежедневно от 5 до 10 километров, когда есть возможность, я это делаю. Еще лучше это делает Ираклий Квирикадзе. Это мой учитель, мой коллега, мой товарищ, который будет несколько постарше меня. Он в потрясающей физической форме. А его инфаркт не родня моему. Вот и посмотрите, в какой форме человек, который понимает, что такое профессия и что он должен делать для того, чтобы остаться профессионалом.
Мне интереснее говорить больше о своих друзьях. И иногда я понимаю, что могу сказать то, чего не говорят о них другие.
Одна из лучших встреч со зрителями в моей жизни произошла в Анапе на фестивале "Киношок" на демонстрации документального 20-минутнго фильма о наркомании и одном из способов выхода из этой болезни. Картина снята священником отцом Александром. У него в сибирской епархии на территории области 17 общин христианских, которыми он занимается. Я не имею прямого отношения к этому фильму, я ему покровительствую и симпатизирую. И я вел обсуждение этой работы с молодежью. Это был очень качественный зритель, то, как они себя вели, какие вопросы задавали, характер разговора. Там был медицинский колледж, а остальные – технические специальности. Несколько вопросов свидетельствовали о том, что в зале есть люди, которые имеют к этой страшной проблеме прямое отношение, личные судьбы.
Я не люблю отмечать свой день рождения. И я не один такой. Много людей, которые не считают свой День рождения событием для собственной жизни и уж тем более для жизни других людей. Я не люблю праздники, я их боюсь. Я не праздничный человек. Мне проще работать или участвовать в чьем-то празднике, чем организовывать свой. Это, если хотите, мое отношение к себе.
Я не оптимист, я такой почти воинственный пессимист и это, конечно, сильно осложняет мою жизнь. Самокритика – один из способов моих отношений с самим собой. Есть вещи, которые мне не скажет никто, то ли из жалости, то ли из нежелания, то ли потому что я никого не спрошу об этом.
СССР – это омерзительная империя, фантастический большевистский опыт. Я не симпатизирую ни идее коммунизма, ни тем более практическому ее выполнению. Хотя, конечно, эксперимент ну, какой-то удивительный по эффективности. Никто и никогда кроме коммунистов нам не говорил, что мы будем жить счастливо. Жизнь – это совсем другой процесс, он складывается из разных проявлений.
Пусть ругают. Есть люди, которым эту функцию тоже надо выполнять. Если эти люди способны сделать что-то похожее, то это не ругань, а критика достойных заслуженных людей. Ругать для самовыявления? Мне эта человеческая категория не интересна. Если эти люди ругают только для того, чтобы сбросить минусовой адреналин, не стоит обращать на это внимания – это такая потребность зоологическая, мы же не ругаем медведя в зоопарке за то, что он скребет камень когтями. Пусть скребут.
Иногда во мне просыпается то ли хулиган, то ли жлоб, то ли проказник и говорит: "Иди-иди, сделай, выкинь что-нибудь такое, отчебучь". Это внутренний голос. Он иногда выглядит очень непрезентабельно. Иногда я решаюсь послушать его и ввязываюсь во всякие разговоры.
