Мэри и Макс ждут рождественских подарков и получают лучший от дяди Альберта: кукольный дом. Дело происходит в Вене; игрушка – типично немецкая. Отодвинутый фасад обнажают комнатки на двух этажах, там – жильцы: толстый клоун в своем наряде, обезьяна в костюме-двойке и негритенок-растаман – барабанщик. Где-то рядом еще деревянная кукла с большим ртом и в треуголке – Щелкунчик. Макс немедленно ломает ему челюсть, Мэри жалеет куклу, затем засыпает… – так начинается сюжет.
Он перенесен в усредненную эпоху: конец XIX века – первая половина XX. Костюмы Рустама Хамдамова универсальны, но Мэри снится Крысиная империя аки Третий Рейх. "Скоро на земле останутся только крысы! Наше правление продлится тысячу лет!" – вопит бесноватый Крысиный Король. К этому моменту, впрочем, дядя Альберт уже спел песенку про относительность – и оказался Эйнштейном (хотя внешне и не похож), а в диалогах несколько раз прозвучало имя Зигмунда Фрейда. Происходят, как и положено, разные более-менее страшные чудеса, чтобы к финалу чары рассеялись и все зрители пошли с легким сердцем кушать мандарины.
"Лично я не сторонник блокбастеров ни в художественном кино, ни в анимации, но понимаю причину популярности таких проектов, как "Шрек". Его авторам пришлось взять англосаксонские ценности, пропустить их через мясорубку локальных историй, и получить усредненный продукт, понятный всему миру. Но обратная сторона популярности состоит в том, что если хочешь всем нравиться, то приходится выдавать усредненный продукт, МакДональдс от искусства. Вот почему русские сказки-мультфильмы из нашего детства так ценны, они уникальны, созданы только для нас. Кроме того, успех "Шрека" в игре на человеческих страстишках".
Это слова Кончаловского, только – вы будете смеяться – Егора, сказанные год назад в одном интервью незадолго до выхода на экраны его собственной интерпретации все того же "Щелкунчика" – "Наша Маша и Волшебный Орех Кракатук". Фильм компьютерно-анимационный, из последних сил осовремененный и абсолютно, от сценария до картинки, пластмассовый. Мгновенно забылся. Неудача постигла Кончаловского-младшего потому, полагаю, что сам лично он любит, в чем признался журналисту, мангу и фильмы Миядзаки.
В интервью еще есть забавные (отчасти, привет Фрейду) сведения о ревности папы к проекту сына, хотя и кратковременной: "Мой "Кракатук"… это "Щелкунчик" без Гофмана и Чайковского, музыку к фильму написал Максим Фадеев. А у отца – вынашиваемый в течении пятнадцати лет проект, – классический масштабный мюзикл с огромным бюджетом… Когда он узнал, что я тоже работаю над Щелкунчиком, то поначалу рассердился. Решил, что мы его идею украли. Но потом понял, что проекты совсем разные".
Нам с вами тут нам важно другое. Егор Кончаловский продиктовал хрестоматийный рецепт приготовления голливудского фильма, которым довольно точно воспользовался Андрей Сергеевич Кончаловский. И даже странно, что вышедшую аккурат к Рождеству и Новому году картину по самой что ни на есть соответствующей сказке, никто из многочисленных хулителей, кажется, не обозвал словом "оливье". Не то что "Елки" Тимура Бекмамбетова, о которых мы говорили в прошлый раз.
Несмотря на невыразимую уже пошлость сравнения кинофильма с оливье, оно самое верное. "Щелкунчик и Крысиный Король" только с виду авторская штучка: крысы в униформе, замена Дроссельмейера на Эйнштейна, цитирование Королем гамлетовского монолога и тому подобные творческие находки. На самом деле, перед нами продукт, созданный из привычных и предсказуемых ингредиентов, рассчитанный на потребление половиной населения Земного Шара – Америкой, Европой и Россией.
Мне трудно судить, какие культурные коды и личные ассоциации вызывает сюжет о заколдованном в орехокола принце за океаном или в европейских странах. Подозреваю, что большинство зрителей, как и у нас, знает лишь балет, а романтическую сказку Эрнста Теодора Амадея Гофмана, написанную почти двести лет назад, в 1816-м, никогда не читали.
Но в России свое, благодаря гениальному Чайковскому, отношение к этой сказке. Во-первых, она совершенно обрусела, и Мари давно стала Машей. Во-вторых, "Щелкунчик и мышиный король" имеет сотню-другую интерпретаций – вплоть до театрализовано-циркового представления "Кракатук" Андрея Могучего, вплоть до ледового шоу Татьяны Тарасовой. Об иллюстрациях, о мультфильмах можно и не говорить. В городе на Неве с "Щелкунчиками" даже явный перебор: танцуют все – и взрослые, и дети. "Спящую красавицу", например, Мариинский театр позабыл, а "Щелкунчик" наблюдается в двух вариантах, один – в концепции и сценографии Михаила Шемякина: там в первом действии ходят страшенные петербургские крысы-чиновники, а во втором ликует пересахаренный Конфитюренбург.
Между прочим, еще четыре года назад Михаил Шемякин представлял – вместе с московским режиссером-аниматором Станиславом Соколовым – проект "Гофманиада". Это должна быть полнометражная кукольная анимация "с эффектами", но от "Союзмультфильма" (то есть, в нашей традиции), где "Щелкунчик и мышиный король" – лишь одна из вплетенных в сюжет сказок Гофмана, едва ли не самая детская. В ноябре в Москве была показана первая часть картины – "Вероника"; Шемякин (сделавший уже и сервиз, и фарфоровых крысят на продажу), жалуется в прессе на отвратительное финансирование проекта, которому десяток уж годков…
Вернемся к фильму Кончаловского, у него с финансами получше. Самому замыслу, гласит пресс-релиз, сорок лет. Воплощение задерживалось по другой причине: снятый в обычном формате фильм переводили в 3D. Картина меняла имя, еще в прошлом году было "Щелкунчик – нерассказанная история". Теперь можно понять, почему. Кончаловский пытался сделать из Гофмана эдакого Нострадамуса, предсказавшего коричневую чуму. Зло, которое необходимо победить, есть фашизм. Довольно прямолинейно, однако ж правомерно.
Само слово "фашизм", конечно, не звучит. Но очень нехорошие люди (у них кончик носа стянут с центром верхней губы) в однозначной униформе и касках окружают периодически оскаливающегося предводителя, который велит населению сдать игрушки для последующего их сжигания на фабрике дыма. Население послушно бредет на площадь, там вырастают горы игрушек – будто книги, будто одежда, обувь (и то, что не хочу называть в предновогоднем тексте) в нацистской хронике…
Критики написали, что режиссер хотел рассказать американцам о Холокосте. Не знаю, как говорит Натан Лейн, изображающий дядю Альберта в оригинале, но в дубляже его речь – неуклюжая пародия на еврейское грассирование. Однако американцы не дети, у них тема Холокоста на слуху. Они, с одной стороны, надо думать, видели "Список Шиндлера", с другой – не готовы рушить рождественскую сказку уроками истории.
Вот и провалилась, как известно, затея Кончаловского в американском прокате. Не сработало превращение гофмановской Мари в Мэри (Элли Фанинг неотразимо хороша и работает по-взрослому), не помог эффектный взлет вдоль елки, и в целом – практически голливудские визуальный размах и образ фильма. Последнее надо признать; потраченные 90 миллионов долларов для весьма сложнопостановочного замысла не гигантская сумма. Хотя для отечественного кинематографа – да. Но в этом проекте отечественного немного: фамилия режиссера и композитора, деньги и неприятный обывательскому глазу титр "Россия представляет производство Великобритании и Венгрии".
В Европе и у нас тоже вышла закавыка. Гофман-то немец (родился в Кенигсберге, умер в Берлине) – пришлось действию "уехать" в Вену, а Фрица переименовать в Макса. Видимо, случилось еще что-то, изменившее название и смысл фильма. Похоже, и монтаж. Картина клочковата, каких-то планов явно не хватает, некоторые эпизоды не завершены. "Недоделанными" кажутся линии игрушек – Щелкунчика в первую очередь. Например, вот он застревает своей наполеоновской треугольной шляпой в узком месте – и не показано, как освободился-то. Добротный голливудский сценарий такого не допустит.
Возможно, предположу как полный дилетант, дело в переводе отснятого материала в 3D и какие-то сцены не удались, что ли. Картина задумывалась как играющая размерами людей и кукол (сюда логично приплетается теория относительности), но не объемами, не пространством. Результат Роберта Земекиса в "Рождественской истории" – прошлогодней предпраздничной анимационной настоящей "страшилке" с поучительным посылом и счастливым финалом, – не превзойден: там формат 3D отлично работал, а не просто присутствовал.
А главное, Земекис не побоялся говорить с детьми, как со взрослыми, шел вглубь, а Кончаловский – вширь, пытаясь заманить и тех, и других, и третьих. Как раз отсюда эффект известного салата. Его составляющие должны быть легко узнаваемы, ну и ловите – из "Красавицы и чудовища", "Кинг-Конга", "Алисы в Стране Чудес" и "Алисы в Зазеркалье", "Золушки", из "Сказки о Мертвой царевне…", "Снежной Королевы" (Макс соблазняется крысобайком, предложенным ему Крысиным Королем, и уносится от Мэри).
Взрослым добавлен Фрейд. Синефилам – дядя Альберт, иногда обращающийся в камеру, будто рассказчик (тоже лохматый) в феллиниевском "И корабль плывет". Прогрессивным публицистам – антифашистская тема; впрочем, добавленные к Гофману "кукольные" образы Обезьяны и "цветного" барабанщика пропали втуне, их антирасистская роль осталась упущенной выгодой.
Сам Крысиный Король (Джон Туртурро), что замечено образованными людьми, похож на известный портрет Энди Уорхолла – с крашеными белыми волосами дыбом. В одной большой сцене Король выступает на фоне акулы, плавающей в аквариуме. Налицо отсылка к знаменитой "Акуле в формалине" – произведению Дэмиена Херста (все забыли уже его подлинное название: "Невозможность смерти в сознании живущего"), одного из самых успешных и провокативных британских художников уже нашего времени. Кончаловский "меняет" старые игрушки на новые? Нет, все проще: хотел сказать, что крысиность неубиваема. Увы, большинством зрителей такая вычурность не читается, и заход режиссера в пространство масскульта как бы с другой стороны (эстетика иная, но основа – деньги – все та же) выглядит дополнительной виньеткой, и только.
Более всего фильму противна музыка Чайковского – слишком гармоничная для подобной эклектики. Слишком гениальная, чтобы служить скрепляющим майонезом, даром что в аранжировке Эдуарда Артемьева и при поддержке его собственных аккордов. Но и мюзикла не получилось, шлягера не ждите. Опять-таки, не знаю, какие слова к песням под ноты Чайковского написал Тим Райс (прежние его заслуги неоспоримы: рок-опера "Иисус Христос – Cуперзвезда", анимационные фильмы "Аладдин" и "Король Лев", мюзикл "Красавица и Чудовище"), но тесты Анатолия Кортнева просто убоги. Диалоги в русском варианте тоже невкусны. Их адаптацией занимались сценаристы "Большой разницы" и "ПрожекторПерисХилтона"; максимум возможного, на мой слух, вложили в уста Мамаши Крысиного Короля: "Будем действовать как всегда. – Как же? – Бежать с тонущего корабля. Крысы всегда так делают".
Мамаша (Фрэнсис де ла Тур), прихлебывающая крысиного яду как допинг, – самый эффектный персонаж в картине, видишь ее и словно спохватываешься: настоящая! Все остальное – хотя снежинки и вальсируют – далеко от сказки, от волшебства. Громоздко, монотонно и быстро надоедает, ибо акценты не поставлены, а эмоции заглушены банальностью, какой-то нехудожественной слащавостью, далекой от упомянутого Конфитюренбурга.
История игрушек, а не людей. Кукольный дом. Фабрика дыма.
Где посмотреть фильм фильм "Щелкунчик и Крысиный король 3D" в Краснодаре?
Смотрите также:
