Боярский на "Кубане". Часть 2: О футболе, мудрости и женщинах

С 29 по 31 июля на Таманском полуострове Краснодарского края проходил большой мультиформатный музыкальный фестиваль KUBANA-2011. Одним из самых ударных стало выступление Михаила Боярского.

Во второй части интервью специальный гость рок-фестиваля рассказал о футболе, своем отношении к Народному фронту,  и о том, за что он заплатил бы женщине.

Михаил Сергеевич, в последнее время Вас чаще можно видеть на сцене, чем на экране. Будете ли Вы еще сниматься в кино? В тех же продолжениях "Мушкетеров", например?

- Я не хочу сниматься в кино. Вообще. А по "Мушкетерам" Вы сами знаете – первый фильм неплохой, второй хуже, третий… Если будем снимать на эту тему дальше, то это будет чудовищная штука. У меня были свои соображения по этому поводу, но я не режиссер, не оператор, не сценарист.
Сегодня молодой человек обязан кормить семью и волей неволей ему приходится сниматься в рекламе или в паршивых сериалах. Как-то же нужно выживать. А я могу себе позволить роскошь выбора. Мой принцип: не навреди. Я как делю: если то, что ты делаешь, можно спеть папе и маме, своим детям и внукам – тогда стоит, а если нет – лучше ничего не делать. Как Толстой писал: "можешь не писать – не пиши". Вот я могу не сниматься и не снимаюсь.

Со сцены "Кубаны" Вы сказали, что Вы немодный. В каком смысле? Это относится к Вашей одежде, к музыке, к кино?

- Я люблю женщин.

Еще Вы приглашали одиноких женщин к себе в номер. Если бы они действительно пришли, что бы Вы сделали?

- Я бы заплатил женщинам много денег, чтобы они рассказывали о чудесах, рассказывали о том, чего в моей жизни не было. Я бы спросил: "Сколько это стоит?". И платил бы ей за эти сказки.

- Многие годы Вы являетесь примером мужской красоты и брутальности. Наступившая свобода, о которой Вы говорили, предполагает свободу в сексуальном отношении, в т.ч. для сексуальных меньшинств. Как Вы к относитесь к этим вещам?

- Я вижу много негатива не только в проявлении сексуальных отношений, но и в политике, и в культуре, и в нравственности, и в морали, и в служении Господу Богу. Но я уже понял, что молчание – золото, и, что бы ни происходило, стараюсь всячески не быть профессиональным полемистом.
Это достоинство телевизионных работников, которые пиарятся на этом и делают из этого деньги. Всякие ток-шоу: "Как вы относитесь к сексуальным меньшинствам? За парады, против парадов? За марш согласных, за марш несогласных?". Я в стороне. У меня есть свое собственное мнение, но зачем мне его Вам рассказывать? Вы его и так отлично знаете, гораздо больше, чем Вы у меня спросили.
Не суди, да не судим будешь. Я буду поступать так, что бы мне не было стыдно перед родителями, перед друзьями, перед женой. Никаких насильственных мер с моей стороны никто не увидит и резких высказываний тоже. Нужно меня довести до белого каления, чтобы это происходило. Но, тем не менее, я разорву на куски любого, кто подойдет к ребенку и причинит ему зло. Сегодня тут я не вижу никого, кто поступил бы так же. Мы что, вырождаемся, что ли? Когда воочию происходит то, что какой-то норвежец расстреливает 14-19-летних детей, я бы ему это ружье засунул так далеко, что никакой Европейский суд его оттуда бы не вынул.

У каждого человека есть свой внутренний возраст. Какой он у Вас?

- Это зависит от многих обстоятельств. С какой ноги встал, выпил ли ты, не выпил, в ссоре ты с женой, не в ссоре. Какой у  тебя спектакль впереди, какая погода в Петербурге,  на гастролях  ли ты…
Чаще, я чувствую себя старше. Не потому, что я умнее кого-то. Просто я могу понять, что у меня цейтнот. Я уже не успею этого, того и вот этого…"Михаил Сергеевич, а хотите, мы организуем преподавательство, через пять лет? - Да я ж до него не доживу!. "А вот мы снимаем трехсотсерийный фильм. Прекрасная роль, в Голливуде сниматься! – 300 серий. Не успею".
Поэтому я уже старше того идиота, который на все соглашается. Мне нравится ощутить саму жизнь. Я никогда не видел жизни в ее нормальном течении. Все время обрывками или кусочками. Поэтому я хочу успеть насладиться этим.
Есть вещи, которые я познал. Это женщины, это любовь матери, которая любит детей. А вот то, что для себя – наверное, не успевает человек, насладиться всем. Вот скажи ему: "Напиши на бумажке, чего ты хочешь? В каком фильме хочешь сняться? Что ты хочешь?". Я долго думал, несколько лет. Наверное, я так устроен. Хочу как у Стругацких: чтобы всем было хорошо. Это, конечно цитата, но если кто-нибудь из вас знает, чего он хочет, я завидую этому человеку. Просто завидую.

Избранник вашей дочери Елизаветы Боярской родом из Саратова. Скажите, Вы довольны выбором дочери? Он оправдал Ваши надежды как зять?

- Цыплят по осени считают. У нее очень хороший стаж, как в музыке, так в театре и в кино. Но это не значит, что так будет всегда, и она это знает. Я ее предупредил. Я видел много людей, кто быстро взлетает и быстро падает. Она из актерской династии и знает, каково это.
Я ее очень редко вижу. Практически не вижу. Сейчас она в Казахстане, в горах. Я должен ей позвонить, поздравить ее с юбилеем свадьбы, который был позавчера. Я их не вижу. И вот эти виртуальные отношения между мужем и женой, для меня они странные. Я ей объяснил, что прежде всего – семья, а работа потом. Она внимает мне. Вот сейчас доснимается и, наверное, приостановится. Слишком много работы. Так всегда бывает: нападают на одного человека, разрывают его на куски и бросают. Я предупредил, что так будет. Надеюсь, она послушается отцовского совета.

Многие Ваши фразы из кинофильмов разошлись на цитаты. Особенно, из "Трех мушкетеров". Это Ваши находки или заслуги сценаристов? Та же знаменитая "каналья".

- "Каналья!" – это из романа Дюма "Три мушкетера". Но поскольку при драках, погонях, оскорблений какого-то негодяя в тексте не было никаких хороших, вкусных русских слов, которые дают объяснения, кто на самом деле есть кто, то выходишь из положения уже сам. Не скажешь же "сволочь" или "плебей", вот и обходишься теми самыми фразами "Тысяча чертей! Каналья!". То есть это слова человека, который, так скажем, филологический факультет не заканчивал, но эмоций у енго много.
Это часть образа, но это все не придумывалось, а на месте все делалось. Но я никогда не придумываю себе всякие "Эй! Парапара, привет! Эй, таксист, здорово!". Я не выбираю себе имидж. "Привет, шляпа!".
Зрители хотят во мне видеть того, кого они видят. И не всегда их оценки положительны. Я к этому привык. У меня толстая носорожья кожа, меня трудно обидеть. Если бы я на все обиды обращал внимание, то меня б давно убили.

Для многих Вы давно и прочно ассоциируетесь с "Зенитом". Что для Вас футбол и кто показал Вам эту игру?

-  Меня привел на стадион папа, когда я еще ничего не понимал – мне было лет пять. И как-то теперь футбол  в нашей семье передается с кровью. Больше всего меня вовлек в футбол Виктор Резников – профессиональный футболист. Он сделал актерскую команду, мы выезжали на "Уэмбли" и в Германию, играли с телевизионщиками, с правительством, с таможенниками.
Ну, а "Зенит" – это пока единственная команда, которая для меня – другой мир. Это не телевиденье, не кино, не пресса, не рок-клуб. Это как баня для мужика, так и стадион для болельщика. Там особый разговор. Там есть женщины, но семья  в другом месте на эти два часа. Все силы отдаешь с удовольствием, у нас есть пятачок, там сидит Кирилл Лавров, Скляр, Розенбаум, огромное количество актеров, которые искренне болеют за футбол и даже расписание свое театральное составляют, чтобы когда футбол – пойти на стадион, чтобы не было спектакля. По крайней мере, я. Было огромное количество смешных случаев, когда я успевал и смотреть футбол, и смотреть спектакль, но это отдельный разговор.

Вы как преданный фанат "Зенита" как относитесь к тому что болельщики других клубов часто издеваются над болельщиками "Зенита"?

- Я не фанат. Я болельщик. Полагаю, что вы говорите именно про болельщика. Болельщик – это призвание служить. Это человек, который знает футболистов, который не пиарится, приходит без оскорбительных баннеров, который смотрит футбол, а не занимается самовыражением на стадионе. Который не дерется с приехавшими на матч гостями. Мне так приятно, когда приезжают москвичи, из Екатеринбурга и других городов, садятся со мной рядом, зная, что мы найдем общий язык как люди, любящие футбол.
Я категорически против всяких экстремистских проявлений. От смертей, которые, к сожалению, случаются, до хамских, чудовищных баннеров. Даже это было в Питере… Мне было стыдно за это. Команда извинялась. Я полагаю, что сейчас какой-то кодекс чести вводится, по поводу болельщиков, но это не поможет. Поможет только воспитание. И любовь к футболу. Но кто ходит туда только для того, что бы подраться втроем против десятерых, избить их и потом гордиться этим, бросать камни в автобусы с футболистами… Нет, я против этого.
Я категорически только за то, чтобы футбольные матчи проходили как праздник, как здесь, на рок-фестивале "Кубана". Тут не происходит драк и поножовщины. А футбол, как в древнем Риме, стал ареной гладиаторов. Которые не только на поле, но и вокруг – все эти сломанные стулья, кровь, пресса, которая раздувает это, оскорбления футболистов потрясающих…
Не то что бы я был единственный, кто стыдиться за это. Всем стыдно. Но нас объединяет это: когда человек уходит из жизни – стадион встает. У многих слезы на глазах. Мы умеем петь гимны, у нас много хорошего. А все остальное – это единичные случаи и мы верим что это пройдет. Потому что есть вы, есть я, есть мы, которые могут это прекратить.

Раз уж мы затронули тему экстремизма и политики…Хотелось бы узнать Ваше мнение о таком явлении, как Общероссийский Народный фронт. Что Вы о нем думаете?

- Я о нем не думаю. Это дело политиков. И кто политикой занимается, тот прекрасно в этом разбирается. Я абсолютно свободен. Я не член никакой партии. И недавно прочел в какой-то газете, что ваш покорный слуга вступил в Народный фронт, как и Машков, как какая-то певица… Да я не против, пусть меня в какую угодно партию засунут, но я то не являюсь их членом. Самое главное – это не вступать с прессой в диалог. Написали? Спасибо! Не написали? Тоже хорошо.
Люди все уже научились читать давно, как и при советской власти между строк. Не может Михаил Сергеевич вступить в какую-нибудь партию сейчас, пока об этом не попросит Смирнитский. За друга – готов на все. Если по-человечески меня кто-то попросит, я пойду. Например, сын, жена, внучка скажет: "Дедушка, я хочу, чтобы ты был в Народном фронте!". Вот по этим соображениям.
Что касается политики – политика находится в человеческой душе и доброте. Можно заниматься благотворительностью. "Михаил Боярский после "Кубаны" отдал N-ное количество денег  в детские дома". Не надо мне этой рекламы. Если мне надо – я и сам отдам. Так, чтобы никто не видел.
 Вся видимая  благотворительность Богом не засчитывается. Только то, что сделал в тайне, по доброте душевной, это и есть настоящее добро, которое не видно. Так было в блокаду, так было во время войны.
А сейчас, к сожалению, я не верю тем людям, которые делают добро. Такое ощущение, что это пиар. Или, по крайней мере, у меня уже извращенное мышление, и мне кажется, что все, что не делается от всего сердца – все делается, чтобы потом что-то получить. Вот поэтому для меня Народный фронт – это серьезное  решение Владимира Владимировича для привлечения  порядочных людей к власти.

У Вас по-настоящему много поклонников среди молодежи. Что бы Вы могли им сказать?

- Есть люди, которые обращают внимание на то, что я делаю. Не считают это низкопробным, иногда я их чем-то интересую. И вот всем тем, кто не посчитал меня человеком ненужным или незаметным, бессмысленным, им всем низкий поклон. Я постараюсь не обмануть ваших надежд. И за то время, которое у меня осталось, я постараюсь Вас не разочаровать. Все, что мог, я передал своим детям. Так и должно быть. Я никуда не ухожу, просто я подготовил хорошие тылы, которые, надеюсь, принесут пользу и вашим детям и вашим внукам. Спасибо.

Часть 1: О рок-фестивале, Цое и езде на страусах