Эмир Кустурица: О нелюбви к Голливуду и любви к гусям, Путину и Достоевскому

Самый известный режиссер бывшей Югославии Эмир Кустурица уже не в первый раз приезжает на "Кубану". Раньше он выступал на фестивале в составе своей команды No Smoking Orchestra, а на KUBANA-2013 привез свою панк-оперу "Время цыган". Груженные декорациями трейлеры и несколько десятков артистов труппы прибыли на побережье Черного моря, чтобы в станице Благовещенской близ Анапы открыть грандиозным действом пятую, юбилейную KUBANA.

Незадолго до начала выступления Эмир Кустурица пообщался с журналистами и, закурив сигару, рассказал о том, какие возлагает надежды на первую постановку панк-оперы под открытым небом, чем ему не нравится Голливуд и кого бы он хотел видеть в роли режиссера собственного байопика. 

Почему решено было делать именно панк-оперу?

– Мы были очень хорошими друзьями с Джо Страммером (фронтменом панк-группы The Clash). И панк не умрет никогда, несмотря на то, что все говорили, что панк умер. Я считаю очень романтичной называть оперу панк-оперой. В мире корпоративного капитализма очень хорошо удалиться от культуры мэйнстрима, и до конца своей жизни я хочу держаться от нее подальше. Даже если оперу, которую я ставлю, придется называть панк-оперой, при этом зная, что панка сегодня не существует. Потому что мы сейчас живем в мире, где ценности по сравнению с прошлым веком совершенно изменились. Так что... Рunk's dead, viva la punk! (Панк мертв, да здравствует панк!)

Изначально "Время цыган" – это фильм. Что превращение в оперу дало сюжету?

– Получилась связка между музыкальным миром и миром музыки. Абсолютно невозможно отделять музыку от мира театра и кино. Я считаю, что эту оперу можно называть театром. Хотя не важно, как называть постановку, главное, что музыка и театр в ней неотделимы. Я уверен, что Шостакович, Моцарт и многие другие композиторы, когда закрывали глаза, придумывая свои композиции, видели картинки, не обязательно связанные в единый сюжет. Когда все это сливается воедино, у вас создается идеальное восприятие всей картинки в целом.
В постановке "Время цыган" как раз очень чувствуется это состояние радости и оргазмического катарсиса. А для фестиваля это хорошо. Я только не знаю, как вы увидите всю эту картинку в клубах пыли… Но даже с пылью это должно быть круто.
Опера никогда не показывалась на фестивалях, постановки делались только в оперных домах. Я с большим любопытством ожидаю сегодняшней постановки. И, учитывая то, какая горячая кровь у русских, нас точно ждет ночь катарсиса.

Вы решили делать постановку целиком на цыганском, но ведь большинству зрителей этот язык совсем не знаком…

– Когда я создаю свои фильмы, мне не важно, что скажут люди. Режиссер – это тот, кто контролирует весь процесс, и он несет ответственность за разные ситуации. В прошлом все концентрировалось на психологии одного человека, это был период Достоевского. Сегодня же мы развиваем психологию ситуаций. Очень важно, что говорят люди, но можно обойтись и без этого.

Почему в своем творчестве Вы так много места уделяете цыганской теме? Как считаете, чему можно хорошему научиться у цыган?

– Потому что я крайне заинтересован в теме свободы человека. И каждый раз, когда у нас что-то с миром, когда что-то не так, цыгане поднимают эти вопросы. И я смотрю на их жизнь, и стараюсь показать, как я воспринимаю это все со своей точки зрения.

В райдере у Вас значилось полтора десятка гусей. Эти животные для Вас так важны?

– Одна маленькая история по поводу гусей. Я снимаю новый фильм и работал над сценарием вплоть до вчерашнего дня. Я был полон решимости не делать никаких связок со своим предыдущим фильмом. Но должен признаться, что гуси – это моя любовь. Потому что они так умны и так глупы одновременно.
Я ездил к своему другу, который живет в деревне недалеко от Белграда. Они убили маленького поросенка, чтобы потом запечь его, и на траве было очень много крови. К этому месту подошла белая гусыня и начала валяться в крови, и перья ее были ею пропитаны. Через пять минут на гусыню налетели мухи, и она начала их поедать. Отличный завтрак получился (улыбается). И у моего нового фильма такая примерно идея – похожесть людей и животных.

Вы, наверное, устали от приготовлений. Расскажите, откуда берете силы на столько дел?

– Свою силу я черпаю из радости. А идет она из созидания.

Кем Вы хотели стать в детстве, и какие у Вас были детские мечты?

– Когда я был очень маленьким, я мечтал принадлежать к людям, которые чистят город. Меня впечатлял большой грузовик со всеми механизмами, которые убирают мусор внутрь машины, и свобода тех людей, которые работали на этом траке и свистели…

Вы заявляли, что никогда не будете сниматься в Голливуде. Почему так?

– Я боготворил Голливуд в 40-х, 50-х и  60-х. А в сегодняшнем Голливуде нет никакой идеи. Сложно запечатлеть жизнь людей, если дело касается каких-то их проблем. А Голливуд создает огромные хиты на базе людской глупости. К сожалению, когда я приезжаю в Россию, я вижу, что именно такие фильмы оккупировали ваши кинотеатры. У вас сейчас первая волна русских, которые пробуют капитализм на вкус.
Не то чтобы в Голливуде не было хороших людей и отличных артистов – я, например, очень дружу с Джонни Деппом, он отличный человек, – я просто против идеологии Голливуда. Я против тех, кто пытается оболванить людей. Я верю в индивидуальное видение мира, в человеческую автономность и я верю в качество. Все это было тогда, когда мы смотрели на американскую мечту как на воплощение. А сегодня, боюсь, мы должны все больше думать о "китайской мечте". Но я никогда не забуду таких голливудских режиссеров старой школы, как Фрэнк Капра и Эрнст Любич, у которых я научился созданию мелодрам. Я люблю их, люблю мелодрамы, потому что я сентиментальный ублюдок.

Если бы снимался автобиографический фильм о Вас, кого бы Вы хотели видеть режиссером? 

– (долго думает) Федерико Феллини!

 В 2012 году в одном из интервью Вы сказали, что если бы были русским, то поддержали бы Владимира Путина. Следите ли Вы за политической ситуацией в России сейчас и как оцениваете ее?

– Я хочу сейчас ответить с позиции всех тех лет, что я прожил. Я научился одному: для тела полезно употреблять что-то горькое, а не только сладости. Так и для вашей страны, которую я помню еще со времен 20-летней давности. Сравнивая Россию тогда и сейчас, я удивляюсь: приезжая в Москву в наши дни, я не понимаю, в Хьюстоне я или в вашей столице. У вас проводятся такие замечательные фестивали, а глядя на вас всех, я вижу, что вы выглядите и одеваетесь так же как и большинство жителей Европы. Я еду в Грецию и встречаю там русских туристов, я играю концерт в Канне и вижу сотни русских на улицах этого города.
Вот поэтому если бы я был русским, я бы не жаловался по поводу Путина. И, как я и сказал, исходя из многолетнего опыта, для вас полезнее употреблять нечто горькое, нежели сладкое. К тому же Путин объединился с сербами против Косово. Для вас эта ситуация, возможно, не имеет большого значения, но для нас она крайне важна.

Вы часто сравнивали родные Балканы с нашим Кавказом. А когда приезжали в Осетию, СМИ сообщали о том, что вы планируете снять там фильм. Обретет ли этот проект жизнь?

– Знаете, когда я приезжаю в места, которые мне очень нравятся, люди всегда задают вопрос, сниму ли я фильм про это место. И крайне невежливо отвечать отказом. Так что почему бы ни верить в то, что я могу сделать это однажды.
Но сейчас я занят очень крупным проектом, который на данный момент длится уже пять лет. Он связан с Достоевским – одним из моих героев, которого, я убежден, мы не должны забывать.
Для меня Кавказ не является экзотическим местом. Мне очень нравится земля там, нравятся люди. И, опять же, я знаю, что очень много людей из тех регионов принимали участие в войне в Боснии на нашей стороне, и я крайне благодарен им за это.

Ваша пресс-конференция на фестивале первая, и Ваша панк-опера открывает все мероприятие. А важно ли Вам быть в жизни первым?

– Могу сказать совершенно откровенно: я никогда не планировал и никогда не старался специально быть первым. Когда я сделал свой первый фильм, я паниковал и боялся, что мне будет стыдно за эту работу. Тогда я выиграл "Золотого льва" в Венеции. Когда я создавал второй фильм, в нью-йоркском Times написали, что выиграл "никто из ниоткуда". И я был никто из ниоткуда. Я очень разозлился на того журналиста, потому что я был победителем. Но дело в том, что я никогда не воспринимал серьезно факт победы. 

Со вторым фильмом – "Когда папа в командировке" – я был уверен, что стыдно не будет. С этой картиной я поехал в Канны. Но я подумал, что вряд ли пробьюсь среди такого количества участников, и после показа отправился домой. Уже из дома я наблюдал, как на финальной церемонии мой фильм завоевал "Золотую ветвь". Сейчас после 25 лет создания фильмов, я знаю свое ремесло, но мне каждый раз страшно, как было в первый раз. Я не изменился. У меня все еще есть надежда стать первым. Но я в это не верю.