В июле 1998 года Алексею Герману исполнялось 60 лет. Трудно поверить, однако ни "Ленфильм", ни город никак особенно не отмечали эту дату. Но столичный журнал "Огонек" захотел интервью режиссера. Так я оказалась в Доме творчества кинематографистов, где Герман подолгу пребывал, и больше пяти часов подряд записывала его рассказы на диктофон.
Тогда Герман еще переживал оглушительный неуспех фильма "Хрусталев, машину!" в Канне и все время повторял, что время пройдет, и эту картину (работал над ней семь лет) начнут понимать; так оно, в принципе, и случилось.
– Режиссер – победительная профессия. Режиссер должен быть не только за что-то, он должен быть всегда против чего-то, – говорил он среди прочего. – Без этого режиссер существовать, с моей точки зрения, не может… Режиссер – это фигура… как бы тебе это сказать… она рогатая, она агрессивно-атакующая.
А также рассказал, что хочет вернуться к своему старому замыслу – экранизации "Трудно быть богом":
– Другой вариант немножко, чуть-чуть по-другому. Сейчас не секрет уже… я его хотел снять в 1968-м году, когда познакомился со Светланой – в день, когда я с ней познакомился, пришла телеграмма, что это запрещено. В этот день наши войска высадились в Чехословакии. Если ты помнишь, в финале этой истории, грубо говоря, реформаторы ничего не могут сделать. Ничего не могут сделать. Они могут только умереть. Потом, когда с этим запустился немец, который у нас снимал, я написал письмо Камшалову…
Справка: Во второй половине восьмидесятых на Киностудии имени Довженко в Киеве повесть Стругацких экранизировал западногерманский режиссер Петер Фляйшман. В авторах сценария значился он сам вместе с Далем Орловым (очень советский кинодраматург, киновед, кинофункционер), при участии Жана-Клода Каррьера (знаменитый французский писатель и сценарист, работал с Годаром, Луи Маллем, Вайдой, Милошем Форманом, Фолькером Шлендорфом и Карлосом Саурой).
Оператором был Павел Лебешев, художественным руководителем постановки – Ежи Гофман. В фильме снимались поляк Эдвард Дзинтара, Александр Филиппенко, Андрей Болтнев, Регимантас Адомайтис, Михаил Глузский, французские и немецкие актеры, а также Вернер Херцог. Работа над первой советско-западногерманской постановкой (в копродукции еще участвовали Франция и Швейцария) шла трудно, в какой-то момент Фляйшман, выступавший и продюсером, чуть было не отказался от режиссуры, дело тянулось более четырех лет, картина вышла в 1989-м. В павильоне студии Довженко долго не разбирали декорацию, показывая ее гостям.
Александр Камшалов – в то время председатель Госкино СССР.
… я написал Камшалову. Как же так, мне запретили, а немцу разрешили. Меня послали, чтоб я отобрал картину у немца. Мне сказали, что он отказался и все уехали. Из декорации вышел немец Фляйшман, который сказал: "Да что вы так суетитесь! Я с удовольствием вас найму. Снимайте! Я вообще продюсер этой картины… Снимайте". Я говорю: "Сценарий жуткий". Он: "Вот сценарий трогать – ни-ни, это банки. А так – снимайте". Тогда мне Камшалов предложил снимать параллельно: "Это даже интересно очень – он снимет, и вы снимете". Тогда денег было немерено.
И мы стали писать со Светкой сценарий. И стало скушно. Время было не то. Время надежд – ну чего там конспирировать? Все понятно, мы побеждаем, вот-вот у нас будет прекрасная буржуазная парламентская республика… было неинтересно. Так же, как неинтересно тогда стало снять "Палату номер шесть". А почему тогда про Григоренко не снять?
Я всегда был аполитичный человек. То есть, я уважал Григоренко, но снимать про него мне было скушно. А про Сахарова, допустим, было бы не скушно снимать, потому что он "двухмерный" человек – и святой, и сделал дьявольское оружие. Понимаешь?.. Современную "Палату номер шесть" – да, а ту – неинтересно.
Справка: Светка – Светлана Кармалита, жена и соавтор Германа. Григоренко – генерал-майор Петр Григоренко, правозащитник, диссидент, сиделец, подвергался репрессиям, в том числе, карательной психиатрии, был вынужден эмигрировать.
– …А сейчас "Трудно быть богом" – вот точно в жилу. Поскольку можно иметь все – и не получится ничего. А придет Черный Орден, и мы посмотрим, как какого-нибудь Явлинского на веревке поволокут, а он будет говорить: "Зато как хорошо дышится в новом освобожденном Арканаре". Вот сейчас я это хочу снимать – но для этого нужны большие деньги. Очень большие деньги, больше, чем на "Хрусталева…".
На вопрос, доволен ли сам "Хрусталевым…", ответил так:
– Не-а. Я никогда не любил своих картин. Я всегда боялся. Красивые слова такие, но это же факт. Эта пленка – она начинает обладать совершенно самостоятельной жизнью. Режиссер – как Пигмалион. Вот мы чего-то такое делаем, делаем… и с какого-то непонятного момента картина начинает жить по своим законам.
Ты с ней ни хрена не можешь сделать. Если ты начнешь вот так исправлять, или вот так переделывать, или так сжимать сюжет – она тебя выплюнет. По анекдоту: чукче делали пересадку жопы, но жопа чукчу отторгла… Это вот такая штука. Она тебя отторгнет. Либо скукожится до безобразия и превратится в дряблую отвратительную вонючую старуху… Но не разрешит с собой никак обращаться. Фантастическая история с этим кино – для меня картина вырастает в какое-то огромное существо, корявое, которого я боюсь. Не она меня – я ее боюсь. Понимаешь?..
Разговор состоялся 4 июля. Герман нервничал – деньги на "Трудно быть богом" кто-то пообещал, да вот не перезванивает.
– Проблема же в чем? Будут деньги – я буду каждый год снимать. В год – по картине.
Не смешите. Вы – в год по картине?
– А я маленькие буду снимать такие…
В феврале следующего, 1999-го, стало известно, что Герман работу над экранизацией "Трудно быть богом" начал. Под идею было получено финансирование (с обещанием 3,5 – 4 миллиона долларов, по тем временам немало), источник которого официально не разглашался (государственных денег в бюджете картины нет). Производство вела специально образованная кинокомпания "Север" на технической базе "Ленфильма". Фильм намечался односерийный, полтора часа. Предстояло еще приобрести права на экранизацию повести у ее соавтора и наследника авторских прав писателя Бориса Стругацкого.
Предполагалось, что съемки начнутся в августе и продолжатся четыре месяца.
31 декабря 1999 года Ельцин отрекся от власти. Началось другое время.
Смотрите также
