Общая картина
Чарли Чаплин тросточкой играет с мячиком для гольфа – на маленьком экране, подвешенном к колосникам Ереванского оперного театра, потом пуляет его на соседний экран, и оказывается, что еще один абрикос присоединился к изрядной их горке. Затем этот Prunus Armeniaca (на латыни – армянская слива), словно Колобок, начинает свое путешествие: падает на экранчик ниже, прямиком к Годзилле, после чего оказывается в лапе Кинг-Конга, у ножищи динозавра, рядом с Петей-Петушком… Все ниже и ниже, и вот уже директор фестиваля Арутюн Хачатрян подхватывает откуда-то взявшийся "золотой" абрикос.
Так известный итальянский художник-аниматор Рино Стефано Таглиафьерро прямо на открытии фестиваля своим напомнил о вкладе армян в мировой кинематограф – мы и не задумываемся, сколько, например, в Голливуде сынов этой страны, сколько во французском кино, да и в российском тоже. А их, поверьте, очень много, и далеко не на последних ролях.
Десять лет назад в Ереване режиссер-документалист Арутюн Хачатрян, сценарист Микаэл Стамболцян и кинокритик Сусанна Арутюнян придумали и провели первый международный кинофестиваль "Золотой Абрикос". В стране, которая была – и остается до сих пор – в известной блокаде и бедности. В стране, где каждый разговор с людьми неизменно превращался в воспоминание о Карабахе. Теперь о войне и пережитом (кроме людских потерь, два года жили в Армении без электричества, газа, тепла и горячей воды) говорят меньше, но строчки новостей все равно фиксируют постоянную напряженность на границе. Не забудем и то, что армян в мире едва ли не втрое больше, чем на родине: трудная история рассеяла их по разным странам.
Идея фестиваля выглядела безумной, беспрецедентной, а оказалась блестящей: киноискусство объединяет нацию и вдохновляет ее, помогая в этом Церкви, которая в Армении реально уважаема. Поэтому все одиннадцать раз фестиваль начинался с освящения абрикосов в храме.
Три принципа – как три корня "Золотого абрикоса". Это фестиваль друзей. Фестиваль режиссеров. И фестиваль для зрителей: здесь не гонятся за девственностью фильмов, наоборот – стремятся показать своему народу лучшие картины мира, поскольку другого способа их сюда доставить просто нет.
В 2004-м на отбор прислали около двухсот работ, а итоговую программу пяти конкурсов составили 55 фильмов режиссеров из 19 стран.
Нынче заявилось 1500 претендентов из 95 стран, в конкурсы вошло семь десятков картин, а вместе с дюжиной иных программ, ретроспектив и посвящений публика увидела около трехсот фильмов – игровых, неигровых, короткометражек.
Учтите, что вплоть до этого года на всю постсоветскую Армению было полтора кинотеатра: "Москва" (четыре зала) и усеченный "Наири". Фестивальные показы и встречи идут где только можно, начиная с кукольного театра и городского сквера. Пару лет мы смотрели особую программу даже на оштукатуренной стене какого-то строения в зоопарке. В прошлом ноябре российская сеть "Синема Стар" открыла первый в стране шестизальник нового типа, "Золотой абрикос" внедрился и туда.
Фестиваль признан крупнейшим региональным киносмотром; его девиз – "Перекресток цивилизаций и культур". Эта информация кажется сухой, пока не узнаешь хотя бы три факта.
Первый. Турецкие картины и режиссеры участвуют в "Золотой абрикосе" с первого раза, с 2008 года существует также особая программа – "Армяно-Турецкая платформа" (финансируется Европейским Союзом и грантом посольства США в Армении), которая позволила снять уже 15 совместных коротких фильмов. Меж тем, проблема непризнания Турцией геноцида армян сто лет назад все еще существует и дипломатических отношений между странами нет.
Второй. Бюджет фестиваля вслух не называется – очевидно, чтобы мы не упали в обморок от контраста. Никита Михалков, гость второго "Золотого Абрикоса", не мог поверить смехотворности суммы. Да, девятый год генеральным спонсором выступает компания VivaCell-MTS, ведущий сотовый оператор страны. Но в списке организаций, которые помогают фестивалю, каждый год еще почти сотня названий.
Третий. Перечень звезд мирового уровня, которые были здесь, ошеломляет. 89-летний Шарль Азнавур (принял гражданство Армении в 2008-м), Тонино Гуэрра, Аббас Киаростами, Бела Тарр, Вим Вендерс, Иштван Сабо, Агнешка Холланд, Маргарет фон Тротта, Александр Сокуров, Ульрих Зайдль, Годфри Реджио, Йос Стеллинг, Серж Аведикян, Нури Бильге Джейлан, Атом Эгоян (президент фестиваля), Ален Терзян (президент Академии кинематографических искусств "Сезар"), Клаудиа Кардинале, Фанни Ардан и другие, да не по разу.
Только в этом году здесь вкушали абрикосов Ким Ки Дук, Цзя Чжанкэ, Отар Иоселиани, Кшиштоф Занусси, Амос Гитай, Марко Мюллер (возглавлял жюри игровых фильмов; собирал армянскую программу для одного из европейских смотров еще в 1985-м), публицист и политический деятель Адам Михник, актриса Анна Муглалис (сыгравшая в кино Коко Шанель и Жюльет Греко), оператор Михаэля Ханеке Кристиан Бергер и другие.
Не забыли организаторы и о менее известных широкой публике авторах и кинопрофи, которые определяют своими работами тенденции завтрашнего дня в мировом кино. И практически каждый из них дал мастер-класс и/или встретился с публикой. Которая за эти годы выросла во всех трех смыслах: качественно, количественно и повзрослела.
Может ли хоть какой отечественный киносмотр похвастаться подобным? Вопрос риторический.
Параджанов
Многие европейские кинематографисты, собираясь впервые в Ереван, знали, кто такой Сергей Параджанов. Другие услышали о нем впервые – как Ким Ки Дук, который, приняв приглашение, изучил несколько интернет-ресурсов об Армении. Ее киносмотр начинался с празднования 80-летия неповторимого художника и кинорежиссера, в этом году, соответственно, отмечали его 90-летие. Фигура летящего маэстро с известной фотографии парила повсюду, начиная с фестивальной заставки и плаката.
Нет сомнения, что Параджанов и "Золотой абрикос" – некая небесная рифма. Его фильмы не просто на "перекрестке культур", а объединяют четыре страны – Армению, Украину, Грузию и Россию, что нынче более чем необходимо и важно.
Про конфликты с Киевом и Тбилиси всем известно; Армения, которая готовилась вступать в ЕС, теперь вот-вот станет частью Таможенного союза. Но об этом местные люди с нами не говорят. Исторически Россия – "старший брат", но нынче он не выглядит надежной защитой, увы. Армяне в таком же ужасе, как и мы, от нынешних событий. "Золотой Абрикос", виднейшая культурная институция в стране, отвечает на раздор славянских братьев единственно верным образом: укреплением связей. Параджанов, один из основателей и классиков "Украинского поэтического кинематографа", тут, извините, скрепа.
Полная ретроспектива его работ и двухдневная конференция о жизни и творчестве Параджанова. Поездка в Санаин и Ахпат – туда, где сняты его армянские фильмы. Ретроспектива украинского кино – в том числе, картина "Братья. Последняя исповедь" Виктории Трофименко, неявно-провокационно открывавшая нынче ММКФ: вражда родных людей теперь воспринимается не как бытовая драма, а как подлинная трагедия. Нашумевшее "Племя" Мирослава Слабошпицкого (Украина/Нидерланды; три награды в Канне и другие призы) в основном конкурсе. Двое киевлян в составе (разных) жюри. И Сергей Тримбач, кинокритик, на закрытии со сцены благодарит фестиваль за такое внимание.
Невозможно и, разумеется, не хочется делать из Параджанова политически-актуальную фигуру. Наоборот, его пример доказывает: творческий гений и народные традиции сильнее любых конфликтов и войн. И какое счастье, что есть в Ереване дом-музей Сергея Параджанова, в котором его директор Завен Саркисян обнимет всех и объединит рассказом о своем старшем товарище так, как никто. Завен неустанно устраивает параджановские выставки в разных странах, и вот уже, например, упомянутый в самом начале этих заметок Таглиафьерро показал на открытии "Золотого абрикоса" еще одну полиэкранную видеоинсталляцию – на тему фильма "Цвет граната" (1968), который в авторском варианте назывался, напомню, "Саят-Нова".
Сама картина была нынче в Канне – в его секции "Каннская классика", где показывают восстановленные шедевры. Ее представлял Национальный киноцентр Армении совместно с основанным Мартином Скорсезе Film Foundation-World Cinema Project (Нью-Йорк), который реставрацию финансировал. В этой же цифровой копии "Цвет граната" стал фильмом открытия нынешнего "Золотого абрикоса".
Закончу главку высокой нотой: всемирно известная оперная дива, сопрано Асмик Папян впервые спела песню ашуга Саят-Новы под аккомпанемент дудука на открытии фестиваля, и публика не знала удержу в аплодисментах.
Еще кое-что с "перекрестка"
Кроме упомянутой Армяно-Турецкой платформы, копродукцией занимается программа "Режиссеры без границ". Ее цель – поощрять сотрудничество кинематографистов Армении, Белоруссии, Грузии, Молдавии, Украины и Азербайджана. Это конкурс проектов, теперь такие называют питчингами, жюри выбирает самые перспективные и выдает три гранта в евро, так как проект финансируется ЕС. С 2007 года в этой программе представлено около ста замыслов, среди поддержанных было и "Племя" Слабошпицкого.
В Армении, к слову, отлично видно, как бывшие советские республики во многом научились обходиться без России, обогнали ее, – вот тема для трудных и неоднозначных размышлений.
Совсем другая сторона "медали" сотрудничества – затеваемый первый фестиваль "Cinema-Express: Армения-Грузия", который пройдет осенью в отдаленных районах двух стран. Создается при поддержке фонда развития кино "Золотой абрикос", южнокавказского офиса фонда Генриха Бёлля и министерств культуры Армении и Грузии. Идея понятна: важно знать друг друга, чтобы понимать и никогда не ссориться. Предстоит показать кино там, где уже давно нет никаких киноточек, да и вообще культурных мероприятий. Аппаратуру и экраны придется везти с собой. Нужны также субтитры. Планируется показ и обсуждение трех армянских и трех грузинских игровых картин, впоследствии добавятся документальные.
Наконец, не могу не назвать также новую программу, устроенную в сотрудничестве с Институтом Адама Мицкевича, – Cinema for Social Change, что допустимо перевести как "Кино, изменяющее общество". Имена ее кураторов – видного деятеля антикоммунистического движения, знаменитого главного редактора Gazeta Wyborcza Адама Михника и бывшего многолетнего директора Нью-Йоркского кинофестиваля Ричарда Пеньи – говорят сами за себя. Они провели дискуссии и семинары.
Восемь фильмов этой программы из Югославии, Армении, Польши, Мексики, Китая и Афганистан – начиная с известной картины "80 миллионов" Вальдемара Кшистека (2011) о польской "Солидарности" и сопротивлении – в доступной форме учат гражданскому поведению. Да, кино не кафедра, но во всем мире художники создают кино морального беспокойства, и горе тем национальным кинематографиям и тем народам, где экраны в основном заполнены развлекаловом, пусть даже и в обертке патриотизма – он в данном случае неизменно оказывается псевдо.
Ким Ки Дук
Знаменитый кореец – конечно же, самый яркий гость нынешнего "Золотого абрикоса" – фотографировался со всеми и заполночь сидел в холле с разными людьми. Он прикладывал руку к груди, отвечая на пресс-конференции журналистам искренне и уважительно. Говорил, что увидел богатых людей в Ереване – и бедных людей. То есть, Армения очень похожа на его родную страну. Сходство и в том, что обе они знают, что такое война.
Советовал: смотрите фильмы из маленьких стран, так вы узнаете больше, чем из блокбастеров. На каком-то фестивале Ким увидел картины из Казахстана и Узбекистана, которые стали для него просто открытием. Его собственные работы отличаются от европейских и голливудских – стремится показать, что происходит на родине реально.
Сам он из бедных настолько, что не имел возможности закончить школу. Надо было зарабатывать деньги. Трудился на фабрике, потом служил в армии. Так и получил все свои уроки – то, что пригодилось ему позже для фильмов. Хотел быть священником какое-то время, работал в церкви для незрячих. Невозможно поверить, но первый раз увидел кино за тридцать. Стал учиться – в Париже. В своих картинах хочет не говорить о хорошем или плохом, а передать собственное чувствование жизни целиком.
Знатоки Кореи говорят, что Ким Ки Дук вовсе не пророк в своем Отечестве. Вот почему постоянно благодарил всех, кто смотрит его фильмы.
Он снимает кино уже почти двадцать лет, и за это время относился к человечеству по-разному: и верил людям, и любил их, и не верил, и не любил. "Все меняется – и сейчас у меня нет депрессии, я люблю людей и верю им". В четырех его картинах нет диалогов, "поскольку словами можно обмануть". В Ереване Ким увидел актрису Яну Новикову (глухонемая исполнительница роли в "Племени") – и еще раз убедился, что без слов человек может сказать больше, чем речью.
Но песня иное дело. Ким Ки Дук – говорят, он так поступает везде, что не умаляет эффекта, – дважды пел на "Золотом абрикосе". На открытии, получая приз за вклад в киноискусство – "Талер Параджанова", и на пресс-конференции, уже не волнуясь и почти по-оперному. Пел корейскую народную песню Arirang (в 2011-м сделал одноименный документальный фильм). Между прочим, она включена ЮНЕСКО в Список нематериального культурного наследия человечества.
Там девушка плачет о своей любви и разлуке.
Цзя Чжанкэ
Как и Ким Ки Дук, китайский режиссер так называемого шестого поколения, принял на "Золотом абрикосе" приз "Талер Параджанова" (благодарив, сказал: "Большое спасибо за внимание к кино – оно дает нам ощущение свободы!"), провел пресс-конференцию и мастер-класс. А наша публика плохо знает этого обладателя венецианского "Золотого Льва" (2006) за фильм "Натюрморт". В свои 44 года автор шестнадцати картин, семь из которых были показаны нынче в Ереване.
Я посмотрела две. Документальную "Общественные места" (2001): медитативное наблюдение неподвижной камеры за пространством на автобусной остановке, в автобусе с работягами, в каком-то доме культуры с бильярдной и танцами, без слов.
И полудокументальную 24 City (2008), причудливо смешивающую реальность и игру. Скажем, живущая в Америке Джоан Чен, известная многим хотя бы по сериалу "Твин Пикс", предстает в образе бывшей работницы предприятия, которую товарищи звали "Маленький цветок". Меж тем, сама актриса получила, в 19 лет, первую награду, когда снялась в фильме "Маленький цветок". "И когда я приезжаю в Китай, – рассказывала она пару лет назад в Петербурге, – все начинают говорить: "О, Маленький цветок приехал, какое счастье!".
Чжанкэ в 24 City словно "разворачивает" во времени и в пространстве самый первый фильм в мире – люмьеровский "Выход рабочих с фабрики". Бывший военный завод 420 в городе Чэнду уничтожается, на его месте будут жилые высотки, общественно-деловой центр и что-то еще. Под грохот падающих стен, на фоне руин бывшие работники предприятия, а также их дети вспоминают перед камерой прошлую жизнь, оценивают сегодняшнее разрушение, говорят о будущем. "Интернационал", исполняемый хором китайских рабочих, звучит как реквием.
Более чем знакомый сюжет, не так ли? Где наши картины об этом? Где наши такие картины? – Без надрыва, без проклятий и пафоса, без "все на продажу", без убийств и без физического насилия, но – о несвободе человека, его зависимости от места и времени… Поэзия "бедных людей". Китай, которого мы совсем не знаем.
Армения и Китай
Цзя Джанке в Ереване сопровождал один из сыновей Арутюна Хачатряна, Ваагн. Он учился в Китае и знает язык. Из научно-популярного блокбастера "Андин – хроники армянских путешествий" Рубена Гини (армянина, который живет в Поднебесной) мы узнаем о многовековой связи этих двух стран. Она была – благодаря Великому Шелковому пути.
Действие переносится в разные места – от Петербурга и Эрмитажа до Киргизии, от Шанхая до Индии. Несколько исторических открытий совершено в ходе съемок, который шли с 2011-го по 2014 год.
Будто западная цивилизация пришла тогда в Китай, – говорится в картине, – можно сравнить с нынешним Нью-Йорком: все народы тут. Они находили общий язык и достигли высокого уровня гармонии. Основная мысль автора такова: пока люди торговали, была безопасность и мир. Армяне не пытались насаждать Христа там, куда приходили, а они добрались даже до Акапулько.
Взаимоотношения правителей создали "другую реальность". Все шло прекрасно, пока не пришел новый лидер Азии, который назвал себя Сыном Солнца и хотел завоевать весь мир, – Чингисхан. Шелковый путь был прерван. Европа и Китай стали развиваться по собственным сценариям.
Картина Рубена Гини впечатляет большим стилем и красотой кадра не меньше, чем содержанием. Но пронзает – острым соображением о нынешних санкциях: прекращая торговлю друг с другом, правители ведут к взаимной изоляции, ситуации "нечего терять" и войне.
Про уродов…
Два конкурсных фильма оказались на одну тему: о превращении доброго в злого.
"Белый Бог" известного венгерского режиссера Корнеля Мундруцо (главный приз в программе "Особый взгляд" нынешнего Канна) о том, как девочка любила свою собаку Хагена, но обстоятельства разлучили их. Злые люди нашли собаку и превратили ее в пса – орудие убийства себе подобных. Однажды Хаген поднимает восстание таких же, как он сам, рабов, ведущих собачью жизнь, и стая вырывается на свободу. Зверь буквально рвет на куски тех, кто его развратил, обучив крови.
Снято без компьютера, супер профессионально. Душераздирающе. Однако слишком назидательно.
Упомянутый уже Мирослав Слабошпицкий в своем полнометражном дебюте рассказывает симметричную историю. Глухонемой парень приезжает в интернат, где учатся такие же – неслышащие, говорящие жестами. У них банда: парни воруют, грабят прохожих, сутенерствуют, сдавая двух девчонок, по их полному согласию, дальнобойщикам. Новенького заставляют стать сильным и огрызаться. Однажды, попробовав того же девичьего тела, он внезапно испытывает большее, чем радость в чреслах. И, не в силах отказаться от нового чувства, убивает тех, кто принуждает к зверству.
Картина снята под документ (пишут, что работало двадцать глухонемых исполнителей-непрофессионалов) и так жестока, что не хочешь, просто не можешь смотреть на экран. "Племя" в этом сродни "Грузу 200" Балабанова и столь же метафорично, что и дает эффект остранения. Фокус Слабошпицкого в бесхитростности метафоры, которая читается далеко не сразу: режиссер догадался, что такие персонажи не слышат шагов убийцы.
Эти люди совершают зло и не задумываются ни о грядущем возмездии, ни о каком-либо раскаянии. Это даже не выродки – это животные. Культура прошла мимо них в принципе. Но тем они, как ни парадоксально, и уязвимы.
Марко Мюллер, председатель жюри, тоже теперь обладатель "Талера Параджанова", огласил вердикт: "Племя" удостоено гран-при – "Золотого абрикоса". Есть ли в этом решении доля политических обстоятельств? Возможно. Этой же картине дало свою награду международное жюри кинопрессы FIPRESCI. Но я бы предпочла присоединиться к иной форме солидарности.
…и людей
Две другие картины, отмеченные главным жюри, более чем человечны. "Слепые свидания" Левана Когуашвили (Грузия/Украина) – сам режиссер говорит, что точнее "Свидания вслепую" – о тех, кто не видит или видит сердцем. Звучит приторно, а фильм – грузинское кино как мы любим: с нелепыми простыми людьми, с жуликоватыми типами, с незрячей девушкой и беременной девушкой…
Скромный потерянный герой – лысоватый школьный учитель под сорок и его родители, футбол; гениальная сцена посиделок в пляжном зимнем кафе на один столик под дождем, и надо накрыться полиэтиленом, и немножко танцевать под внутреннюю музыку…
И неожиданный финал, который идет вразрез с прагматикой жизни, но совершенно естествен с точки зрения мужского благородства – а именно с ним мы все равно будем ассоциировать грузин, что бы ни произошло в геополитике и нравах. "Серебряный абрикос", и в тот же день – приз за лучший фильм Одесского международного фестиваля. Совсем не первые награды картине, их всего уж с десяток, наверное.
У англо-итальянского фильма Уберто Пазолини Still life (забавно, что и тут режиссер настаивает на дословном переводе "Застывшая жизнь", хотя с английского – "Натюрморт") тоже уже есть награды. Как минимум, на фестивале VOICES в Вологде гран-при и приз Эдди Марсану за лучшую роль. 57-летний племянник Висконти, продюсер, известный, например, "Мужским стриптизом" (Питер Каттанео, 1997), сделал свою вторую картину как режиссер. Где рассказал о достоевско-чеховском персонаже (но совсем не в российских обстоятельствах) – служащем похоронной конторы.
Он разыскивает людей, когда-то знавших новопреставившихся в полном одиночестве. Зачем? Да чтобы те были похоронены по-человечески, а не как бездомные собаки. В присутствии близких, с именем на табличке. Поневоле, когда смотришь, вспоминаешь и израильский музей "Яд ва-Шем", где хотят найти и поименно назвать всех погибших в Холокосте, и строчку Анны Ахматовой.
Пазолини живет в Лондоне и сделал совершенно блестящий английский фильм: умный, ироничный, чувствительный и сочувствующий одновременно. Марко Мюллер отметил его "специальным упоминанием". Картина имела мировую премьеру почти год назад на фестивале в Венеции, надеюсь, она выйдет в наш прокат (хотя не нашла никаких сведений об этом), поэтому не расскажу больше ничего.
Удивительно или нет, но героем документального рассказа Армана Ерицяна "Абонент временно недоступен" стал гробовщик. Прекрасный человек, отец пятерых ребятишек, вот они играют в прятки между стоящими вертикально изделиями. Надо зарабатывать семье на еду, да вот маленькие гробики не продаются никак – на целый год застряли в мастерской. "Я бы их и даром отдал, – сетует мастер с неосознаваемым черным юмором, в простоте душевной, – хотя детей (это он о чужих) жалко…". Еще он прекрасно поет.
Режиссер строит свою картину, которую начал семь лет назад, как фильм о фильме. "Зачем я снимаю это?" – спрашивает нас, и уже кажется, что кино – гроб замысла. Однако следует медленная панорамка по сразу трем дискам циркульной пилы, и зубы их – как зубы самой Смерти.
Но вот проблема: характер есть, образ есть, а конфликта нет. "Значит, и фильма нет", – примерно так рассуждает автор за кадром и в кадре.
"У меня все хорошо, – говорит герой в самом финале, с улыбкой. – Нет проблем". И уезжает отдыхать на Севан.
Правда, до этого следует титр, что картина посвящена его памяти.
Немного философского в Армении
Смерть у Пазолини – как работа, которую надо делать: ее качества – изобретательность, методичность и "до последней точки". Круговорот человеческой жизни в природе исследовал в своей новой картине известный российский документалист Виталий Манский. В пятьдесят лет он осознал эту дату как рубеж и спросил себя, зачем живет. "Главное – жизнь очень быстро заканчивается и ты все меньше можешь изменить".
Итогом размышлений стал фильм "Книга". Маленькая съемочная группа, побывав в разных странах от Франции до Зимбабве, от России до Австралии, поговорила с живущими там армянами "за жизнь", а потом режиссер выстроил повествование о ее смысле и поэзии – то лирической, то героической, то саркастической – от рождения до смерти.
Инициатором проекта был отец Месроп, служитель Армянской Апостольской церкви, который решил, что пора средствами кино поговорить о Грегоре Нарекаци – армянском поэте, философе, богослове, написавшем "Книгу скорбных песнопений" (1002 год). Связь фильма с этим основополагающим произведением, конечно же, непрямая, ассоциативная; Манский заканчивает картину титром о том, что Книга Нарекаци "еще не прочитана", и если бы не это уведомление, никто из зрителей и не подумал бы о гениальном сыне Армении.
На ереванскую премьеру пришел Серж Саргсян. Когда в зале зажегся свет, я спросила господина президента, понравился ли ему фильм. Обернулся на вопрос, произнес обычное в таких случаях: "Я должен подумать", а на лице его читалось сильное, неформулируемое словами впечатление.
Фильм "Книга", конечно же, закольцован похоронами. В последний день "Золотого абрикоса" мы поехали в сторону Севана, там кладбище у деревни Норатус, которое заполняется ушедшими уж точно с 1211 года – именно так датирован самый старый хачкар, крест-камень, такие ставят армяне на могилы своих. Одна из местных легенд рассказывает, кстати, что когда на село напали османские турки, то здешний князь приказал одеть хачкары в военную форму: враги испугались "многочисленного войска" и убежали…
Более восьмисот хачкаров здесь в старой части кладбища, на них резьба – символический орнамент, но есть и фигурки людей, и осликов с лошадками, и даже одно изображение, очевидно, Иисуса Христа.
Манский показывает современные армянские могилы – на вертикальных полированных черных плитах изображены, словно стоят перед нами, молодые и совсем молодые люди. С оружием в руках. Кто знает, успели они или нет задуматься о смысле жизни?..
А на древних надгробиях Норатуса сухие местные бабушки разложили такие странные под палящим июльским солнцем среди вечных камней, связанные из овечьей крашеной шерсти яркие-преяркие носки и чехольчики для мобильных телефонов. Дети бегают за тобой, упрашивая купить хоть что-то или обменять червонец на драмы – в деревне это трудно. А еще они набиваются в проводники по каменному полю до горизонта, поскольку знают каждый здесь хачкар, как своего близкого молчаливого родственника.
