Лауреат Нобелевской премии Светлана Алексиевич: биография, книги, цитаты
Нобелевскую премию по литературе в 2015 году получила белорусская писательница Светлана Алексиевич с формулировкой "За многоголосное творчество – памятник страданию и мужеству в наше время". Она стала первым с 1987 года русскоязычным писателем, удостоенным этой награды.
Биография
Светлана Алексиевич родилась 31 мая 1948 года в Ивано-Франковске (Западная Украина) в семье белоруса и украинки. После демобилизации из армии семья переехала в Белоруссию, где оба родителя Светланы работали сельскими учителями.
Согласно официальной биографии, готовый набор ее первой книги "Я уехал из деревни" (монологи людей, покинувших родные места) был уничтожен прямо в типографии, т.к. отдел пропаганды ЦК Компартии Белорусской ССР обвинил автора в антиправительственных и антипартийных взглядах.
Книга "У войны не женское лицо", сделавшая Алексиевич знаменитой, была написана в 1983 году, однако свет смогла увидеть только в 1985 – после начала "перестройки". Роман о женщинах в годы Великой Отечественной войны вышел в журнале "Октябрь" и "Роман-газете", а также в в затем в издательствах "Советский писатель" и "Мастацкая лiтаратура". Затем он был переведен на более чем 20 языков и в настоящее время считается одним из главных литературных произведений о Второй мировой.
Анатолий Эфрос поставил в театре на Таганке спектакль "У войны не женское лицо", а белорусский режиссер Виктор Дашук снял цикл из семи документальных фильмов, получивший "Серебряного голубя" на кинофестивале в Лейпциге.
Книга "У войны не женское лицо" стала первой в художественно-документальном цикле Светланы Алексиевич "Голоса утопии". "Последние свидетели. Соло для детского голоса" (2004) является ее своеобразным продолжением, показывая Великую Отечественную глазами детей.
В 1989 году вышел роман "Цинковые мальчики" об афганской войне, написанный по итогам встреч с матерями погибших солдат, бывшими воинами-афганцами и по мотивам поездки в Афганистан.
В 1993 году была опубликована книга "Зачарованные смертью", рассказывающая о самоубийствах тех, кто не смог пережить распад СССР и все трудности наступления новой эпохи.
В 1997 году Алексиевич выпустила "Чернобыльскую молитва" с подзаголовком "Хроника будущего" – о мире после катастрофы на АЭС в Чернобыле.
Последняя на данный момент книга "Время сэконд хэнд. Конец красного человека" (2013) посвящена трагедии "девяностых" на пространстве бывшего Советского союза.
Является лауреатом множества литературных наград: премии Курта Тухольского за мужество и достоинство в литературе (Швеция); премии Андрея Синявского "За благородство в литературе", российской независимой премии "Триумф"; премии "За европейское взаимопонимание-98", "За лучшую политическую книгу", премии имени Гердера и премии Ремарка (Германия), а также Национальной премии критики (США) и премии Рышарда Капущинского (Польша).
Награждена Офицерскии крестом ордена Искусств и литературы (Франция).
В 2013 году считалась одним из претендентов на Нобелевскую премию по литературе, которая в итоге досталась Элис Манро из Канады.
В 2015 году получила Нобелевскую премию по литературе "За многоголосное творчество – памятник страданию и мужеству в наше время".
"Мы имеем уникальную работу, сделанную, может быть, впервые в русской (или точнее, советской и пост-советской) культуре – прослежена, задокументирована, художественно обработана жизнь нескольких десятков поколений и сама реальность 70 лет социализма: от революции 17-го года через гражданскую войну, молодость и гипноз великой Утопии, сталинский террор и ГУЛАГ, Великую Отечественную войну и годы краха материка социализма – до сегодняшних дней. Это живая история, рассказанная самим народом, и записанная, услышанная, выбранная талантливым и честным летописцем", – писал критик Лев Анненский в предисловии к изданию двухтомника прозы Светланы Алексиевич.
Цитаты из интервью и выступлений
Интервью "Российской газете", июнь 2007:
– На Западе удивляются: "60 лет прошло, а вы во всем этом до сих пор". С одной стороны, это страдание возвышает нас, а с другой – мы никак не можем выскочить из капканов наших военных побед.
Нужны университеты счастья, а не несчастья, нужен талант просто жить. Достойно. У нас же только случится какая-то радость – и становится сразу страшно: а вдруг будет потом плохо? Это же все война сидит, лагерь, вся наша история в этом страхе. Мало того, что топор войны – небезопасная, вещь. Надо уметь жить с памятью войны. Нужно учиться у этой памяти, учиться тому, как оставаться людьми. Чтобы "мерседес" не стал вершиной смысла жизни.
Быть человеком – это огромная работа. Я думаю, военный опыт сегодня очень важен в этом плане. Потому что говорить о том, как одни люди героически убивали других, совершенно бессмысленно. Это ничему не научит. Поэтому я занимаюсь историей чувств, историей эмоций, той историей, которая исчезает. Для меня главное собрать эти достоинства, понять, как человек остается человеком.
Интервью "Российской газете", май 2008:
– Я – человек русской культуры. Можно смотреть на мир с большой высоты, космической, а можно смотреть с высоты гнезда аиста. Белорусский взгляд. И ничего в этом удивительного нет. Это разные самодостаточные культуры.
Совсем другое освещение, когда смотришь на все наше не только из истории, но и из космоса. Мир тогда един, в нем не только человек во главе, но и птица, и дерево. Все жизнь. Этому я научилась у Чернобыля.
– Сегодня наступило время малых дел. Надо просто собраться – два-три человека – и спасти хотя бы пять, десять бездомных детей. Помочь нищему старику, инвалиду... организоваться и действовать. Заставить забронированную власть увидеть этого несчастного ребенка и старика. Конкретных людей – больных и несчастных. Для меня не меньше, чем мои книги, значит то, что нескольким своим подругам, которые оказались в тяжелой ситуации, я могу помочь. Теория малых дел – достойная идея.
Я однажды сказала известному демократу об этом... о стариках и бездомных детях. "Так они же за нас не голосуют", – ответил он мне! Я восхищена теми, кто способен на конкретные поступки. Такие люди... именно они делают страну и сильной, и приличной. Но мы больше рассуждаем о том, как опять стать сильными. И в парламенте об этом говорим, и дома на кухне.
Речь на вручении премии во Франкфурте, октябрь 2013 года:
– Я написала пять книг, но на самом деле почти сорок лет я пишу одну книгу. Веду русско-советскую хронику: революция, ГУЛАГ, война, Чернобыль, распад "красной империи"... Шла следом за советским временем. Позади море крови и гигантская братская могила.
В моих книгах "маленький человек" сам рассказывает о себе. Его никто никогда ни о чем не спрашивает, он исчезает бесследно, унося свои тайны с собой. Я иду к безмолвным. Слушаю, выслушиваю, подслушиваю. Улица для меня – хор, симфония.
Бесконечно жаль, сколько всего сказано, прошептано, выкрикнуто в темноту... Все это блеснуло и тут же исчезает, а сегодня исчезает особенно быстро. Мы быстро стали жить.
– Страдание – наш дар и проклятие. Великий спор русской литературы: Солженицын утверждал, что страдание делает человека лучше, из лагеря человек выходит как из чистилища, а Шаламов был уверен, что лагерный опыт развращает человека, лагерный опыт нужен только в лагере. Время показало, что Шаламов был прав. Человек, который остался после социализма, знал только, как жить в лагере.
Интервью Deutsche Welle, апрель 2014 года:
– Взять Крым только формально решил Путин, а неформально, если глубоко задуматься над этой проблемой, – это заказ общества, это "красный человек". Его "коллективное бессознательное" нашло такую форму выражения. Почему сейчас самое ругательное слово – "либерал", "демократ"? Потому что существует огромная ненависть к тому, что было в 1990-е годы, у людей, которые чувствуют себя униженными, обманутыми.
Обычное обывательское мышление не способно прослеживать вещи до конца, оно хватается за какие-то поверхностные вещи. Да, это действительно так: их унизили, обобрали. Огромной страны, в которой они выросли, нет. Больше половины русского населения живет плохо. И конечно, вот этот "красный человек" берет реванш. Вы думаете, что он исчез, что советские идеи мертвы? Ничего подобного.
Интервью изданию "Медуза", сентябрь 2015:
– Не новость, что идея социализма – красивая и хищная. И она забирала и забирает лучших людей.
Очень много честных, хороших людей было. Но это поколение засиделось во власти, надо было каким-то образом их сменить, произвести ротацию, чтобы пришли новые люди. Иначе от этой психологии не избавиться никогда. Не избавились. Не получилось. Эти советские чиновники так и остались у руля.
Сейчас мы в плену, и судя по всему, это минимум лет на десять. Главным диктаторам постсоветского пространства около 60. Они в самом расцвете лет. И просто так власть никому не отдадут.
– Постсоветский человек не может существовать один, это не в его силах. Он вырос и воспитан каким-то генетическим коллективным ощущением. У нас нет никакого опыта одиночества.
У нас огромное пространство, которое называлось раньше Советский Союз, называется сейчас Россией – оно важнее и главнее личности, которая вначале была положена на алтарь завоеваний, а теперь – на удержание завоеванного. И генетически, и культурно человек в этом пространстве всегда не один: на баррикадах не один, на митинге – не один, на войне – тоже не один. На бытовом уровне это выглядит как вечная оглядка: что скажут – подумают – люди, как отнесется коллектив.
Интервью изданию "Афиша.Воздух", октябрь 2015:
– Существует некая спайка власти и всего самого темного в человеке, и она очень способствует соглашательству. И каждый человек найдет себе оправдание.
– Зло – это вещь более хищная, более удобная, простая. Более отработанная, чем добро. Это уже отшлифованный человеческий механизм – чего о добре не скажешь.
Как только начинаешь о добре говорить – все называют какие-то имена, про которые каждому ясно, что ты не такой и таким никогда не станешь. "Я не мать Мария". Человек уже алиби себе приготовил.
– Вот цинизм, что это? Форма защиты. Если говорить даже не о простых людях, а о нынешних профессионалах: они читали одни с нами книжки, поменяйся ситуация, они наденут на себя другую форму мгновенно. У них все есть внутри, для того чтобы надеть другую форму.
Поменяется ситуация, какой-нибудь Вацлав Гавел придет, и представьте тогда разговор с таким человеком – почему он делал то, что он делал? Он найдет систему доказательств.