"Овсянки" – еще один после балабановского "Кочегара" – фильм нынешней осени, который непременно надо увидеть, причем в самом хорошем кинотеатре. И ваше сердце будет растревожено тем высоким покоем, который мы в жизни достичь не можем, а только в искусстве или, быть может, в раю.
Это не пустые слова, а рожденные самой этой картиной о любви и прощании.
Сюжетная канва чрезвычайно проста. У одного мужчины внезапно умерла молодая еще жена, он просит другого (рассказчика) помочь совершить погребальный обряд. Что они и делают – под щебет и под колдовством двух птичек-овсянок. В них-то все и дело.
Денис Осокин, тридцати трех лет, родился и живет в Казани, он литератор и знаток финно-угорского фольклора и мифологии. Его дебютом в кино стал короткометражный фильм "Одя" режиссера Эдгара Бартенева (2003) – странная, впечатляющая, невыразимо красивая (оператор Николай Волков) сказка о природе и ее духах; не было точно понятно – игровой тот фильм или документальный.
Шесть лет назад Осокин познакомился с Алексеем Федорченко – режиссером, который тоже склонен к "двусмысленной", неоднозначной форме и "сложносоставному" содержанию. Во всяком случае, в этом мог убедиться каждый зритель его игрового полнометражного дебюта "Первые на Луне" (2005, сценарий Александра Гоноровского, Равиля Замалеева), который парадоксально получил тогда на фестивале в Венеции приз за лучшую документальную картину.
Первой совместной работой Федорченко и Осокина стала "Шошо" (2006; название переводится как "Весна") – история про марийских языческих жрецов, друидов, их быте и священнодействиях, снятая на языке луговых мари (Республика Марий Эл). Я, к сожалению, не видела картину, но источники опять-таки расходятся в определении ее документальности. Тогда уже повесть "Овсянки" была написана, Федорченко просил финансирование у минкульта, да неудачно. В поисках денег были пройдены разные этапы, наконец, нашли Игоря Мишина, который проникся первоисточником и спродюсировал фильм.
Сведения о документальности и вымышленности нужны здесь вот почему. "Овсянки" – откровенно игровая картина, но построена на литературе, которая выдает за реальность культуру и традиции древнего финно-угорского народа меря. Было такое племя, давшее, вместе с другими, основу великороссам, последнее упоминание о нем относится к 907 году. В сети для любителей отечественной старины имеется целый портал, посвященный меря и его сегодняшним потомкам, однако там опубликованные сведения слишком общи, неконкретны и "недостаточны". Именно Денис Осокин придумал мерьскую мифологию и "доказал", что она жива до сих пор, что есть люди, ощущающие себя мерянами (вот опубликуют итоги переписи – проверим его догадку).
Так в литературе повестью "Овсянки" (может, у Осокина есть и еще о меря произведения, не знаю) был создан совершенно особый мир. Что уже половина успеха. При этом Осокин настаивает на собственном "правописании" текста и сам верстает его для интернет-страницы: без заглавных букв в начале предложений, с авторской пунктуацией, узким столбцом… так, что проза даже визуально похожа на поэзию.
Режиссеру Федорченко предстояла сложнейшая задача – передать на экране именно что в высшей степени поэтичную вещь, в которой сплелись лирика, мистика, мистификация, тонкий реализм, психологичность и глубочайшая эмоциональность. И плюс ко всему – эротизм как древнейшая составляющая "главных" мифов любого народа. Понятно, что ткань текста – одно, а "увидеть воочию" – совершенно другое. Реальная плотная телесность актеров и "быта" своим контрастом не должна была прорвать хитросплетенную прозрачность текста даже при явной его образной и смысловой сгущенности.
Заслуга режиссера Федорченко, оператора Михаила Кричмана, художника Андрея Панкратова, композитора Андрея Карасева, звукорежиссера Кирилла Василенко, актеров Игоря Сергеева, Юрия Цурило, Юлии Ауг, Виктора Сухорукова и всех остальных именно в том, что они сумели создать на всех уровнях тончайшее, просто акварельное повествование. При этом – с закадровым текстом. Получился единый, абсолютно цельный, неразъемный фильм.
Да, он "скромнее", чем повесть: в ней наличествуют совсем интимные вещи, о которых нельзя, неловко говорить прилюдно, тем более с экрана. Хотя и оставшегося в картине столько, что немалая часть публики впадает в шок от увиденного.
Еще в повести больше, чем в фильме, абсурда – того, что присущ русским сказкам (прочитайте о многокилометровом болоте узюк). Того, что неожиданно вам вспомнится, когда будете еще смотреть совершенно, казалось бы, противоположный фильм Сергея Лозницы "Счастье мое": там "бесовщина" кружит героя вокруг "заколдованного места", как у Пушкина и Гоголя. И того абсурда, что великолепно сочинен именно Осокиным, трудно уследим в фильме "Овсянки", но очевиден в прозе: эффекта смещения времени, расстояний, масштабов – наши герои едут вроде как по своему мерьскому краю – и одновременно по России.
Вот один абзац: "но главный наш город – кочки. это ростов на озере неро. столица во всех прочих смыслах. мы не плачем – а ликуем там. судьба же города коноплянки нас искренне изумляет. мы за нее рады – и желаем ей не пропасть. хотя без надобности туда не ездим. нам весело на ее проспектах – на кольцевых развязках – и на эскалаторах в метро. электричка от кочек до коноплянки проходит 200 километров и прибывает на ярославский вокзал". Это где ж метро – в Коноплянках?
Более того, абсурд внезапно вырастает в апокалиптический: "в молочаях и его ближайших окрестностях живет и работает очень много мери. дорожные инспекторы – так через одного они. медленно и верно меря поступает на эти должности. чтобы днями и ночами наши траурные машины беспрепятственно шли". Такое в игровой картине разве передашь? И все же Алексею Федорченко удалось почти все. Удалось и главное: даже если "птичий язык", который встречается в повести (не непонятный, а изысканная стилизация), отсутствует в картине, то на экране крупные и сверхкрупные планы овсянок не оставляют сомнения в их определяющей роли.
Не меньше, чем эти птицы (вспомните, кстати, смысл чириканья воробьев на Пасху), важны для мифологии "Овсянок" вода и река. Глубокое, текучее, таинственное и обманчиво понятное в малых дозах, в сильном приближении это – как женщина, которую любит мужчина так, что готов умереть вслед за нею. Не стану рассказывать фильм; просто когда будете смотреть – внимательно слушайте закадровый текст и каждую реплику, чтобы не пропустить ни капли в разговоре. Он о любви, но быть может, прежде всего – о бессмертии.
Бессмертие лукавым образом присутствует в картине этого мира. Не станем играть уж с корнями слов, но с одной стороны, профессия рассказчика – фотограф, у него редкое имя Аист. С другой же – умершая женщина и ее горюющий теперь муж не имели детей. Вообще, ребенок наличествует здесь только в зримом воспоминании Аиста о своем детстве: с отцом хоронил мать и новорожденную сестру. Грустная "конечность" разлита по фильму (пополам с нутряной тревогой, гораздо более занозистой, чем дает любой, извините, саспенс): прекрасное тело красивой женщины, которое двое мужчин везут для последнего обряда, есть тело любви и смерти, а не статуи; оно должно быть "переведено во что-то", чтобы сохраниться. А это – искусство.
По фильму, бессмертие заключено в творчестве (Аист не только фотограф, но и сын поэта, и написал же повесть о случившемся), в том числе любовном. Но главное (мы здесь говорим о вне христианской картине мира) – в традиции: как предки твои делали, так и ты, и следующие поколения будут делать. Традиция – это канон. А любовь вне канона, она ведет себя как хочет. Взаимодействие и взаимообусловленность традиции и любви (что составляет культуру) – вот предмет исследования в фильме "Овсянки".
Свобода поведения героев как в ритуалах любви, так и в ритуале погребения кому-то кажется неожиданной, непривычной, странной – но она манит, привлекает самым сильным образом (в обоих смыслах слова "образ"). Это случилось уже на многих фестивалях во многих странах – значит, отнюдь не только "русский" миф создали писатель Осокин и режиссер Федорченко. Может, вам и захочется думать, что меря – это потаенные русские, но куда деть тогда аплодисменты Квентина Тарантино, председателя жюри в Венеции (там "Овсянки" взяли три награды – за лучшее изобразительное решение, FIPRESCI, Экуменического жюри)? Куда определить решение жюри уж десятка фестивалей, в том числе в экзотическом Абу-Даби, только что отдавшем "Овсянкам" гран-при?
Можно представить себе, что в сердцах зрителей благодарно отзывается идея укорененности – инстинкт, подвергающийся нынче ужасному разрушению. Чем больше нам твердят, что мобильность – требование времени, тем чаще хочется поддержки в тайной теплой мысли: где родился, там и сгодился. Ну и в других таких же соображениях. Не случаен был такой успех на всей планете у "Аватара". Смешно, конечно, противопоставлять дерево реке, но нельзя не обнаружить в "Овсянках" космос гораздо более серьезный, нежели универсально-интернациональная мифология, так технически-объемно, а в сути по-детски представленная Кэмероном.
Осталось понять, что такое дым. У меря – вот что: хоронящий человек рассказывает спутнику о своей любви к умершему. "дети хоронят родителей – родители хоронят детей – внуки хоронят бабушку – сестра хоронит брата – супруг супруга.. – в каждом случае темы разговоров свои. эти разговоры называются дымом".
