«Заставлять любить Родину бессмысленно». Интервью со Стефанией Даниловой — о патриотической поэзии, детстве в Керчи, котах Махачкалы и русской Индии

Интервью с поэтом Стефанией Даниловой о детстве в Керчи, болевых точках России и нерукопожатности

Как певцов деревень сменяют певцы хрущевок и небоскребов? Кто пишет современную патриотическую поэзию? Как не убояться мрака и проживать любые периоды продуктивно? Нужно ли заставлять любить Родину? Как стать поэтом — надеть батистовую рубашку или смастерить когтеточку коту? Почему рокеры не маргиналы? Почему Аршинцево — место силы? И почему дагестанские коты нуждаются в защите? Об этом и многом другом журналист и антрополог Святослав Панченко поговорил с поэтом, ментором и деятелем культуры Стефанией Даниловой. Поводом для беседы стало выступление Даниловой в Кремлевском дворце на концерте в честь 95-летия Андрея Дементьева, а также приближающийся юбилей самой поэтессы — в этом году Стефании исполняется 30 лет.

Стефания Данилова ценит в себе самодостаточность, видя себя «вне правил игры, вне рынка, вне какой-либо тусовки». Сейчас в ее соцсетях около 50 тыс. подписчиков, а стихи переводились на английский, немецкий, хинди, греческий, испанский, турецкий, белорусский, украинский и эсперанто.

Данилова — преподаватель РУДН, автор «Российской газеты» и редактор рубрики «Дебют» журнала «Аврора». Стефания получала стипендию Минкульта и Правительства, основала продюсерский центр «Всемпоэзии» и защищает диссертацию о коммуникативных практиках поэта XXI века. Также она ведет передачу «Молодая поэзия» и входит в правление Санкт-Петербургского союза литераторов.

Среди самых читаемых книг Даниловой — «Веснадцать», «Недолю», «Необъявленная весна», «Москварианты» и «Под небом русского цвета». Ее стихи выходят в журналах Prosodia, «Звезда», «Юность», «Дружба народов», «Москва», «Полутона», «Формаслов».

Начнем с общих вопросов о месте поэзии в современной российской культуре. В чем сущность поэзии сегодняшнего дня? Какой она должна быть?

— Разумно было бы говорить о поэзии в диахроническом аспекте, то есть по прошествии времени, чтобы результаты процессов смогли улечься. Например, творит молодой современник. Криво, неловко, небрежно. Можем ли мы с уверенностью заявлять, что он не вырастет поэтом? Нет. Он может бездарно истратить себя. А может и вырасти над собой, учиться у мэтров, главным из которых предстанет сама жизнь, даруя страшную и прекрасную судьбу. Вот если человека больше нет, то его творчество на этом конечно — имеем то, что имеем. Но называть поголовно всех дебютантов (которые, конечно, активно стремятся публиковаться) графоманьём и писаками не очень правильно. Другое дело, когда за много лет автор не растет, но требует относиться к себе как к таланту, назойливо выпрашивает оценку текстов, но ожидает лишь похвалы.

А какой поэзия должна быть — могу предположить, что она просто должна быть. Быть, как всё, что сотворил Господь. Есть прекрасные коты и есть уродливые мокрицы. Но зачем-то созданы и вторые. И если есть мокрицы, то и плохие стихи тоже есть… зачем-то. Возможно, для контраста с достойными. Никто не Бог, чтобы знать истинный ответ.

Как сетевая поэзия влияет на читателя? Отвечает ли она чувствам и чаяниям образованных людей или может быть просто формой досуга?

— Смотря что мы подразумеваем под «сетевой поэзией». Если «опубликованное в сети», то и толстые журналы ныне имеют сетевые дубликаты, а в самиздатовских пабликах можно найти очень хорошие тексты, больших поэтов, непрочитанных.

Если же мы о коннотации «сетература», то скажу так: и образованные люди не чужды чувствам и чаяниям. Я бы не ставила крест на всех авторах, которые начинают свой путь с паблика в соцсети. Сама начинала так, не зная путей иных. Кто-то развиваться не станет, но кто-то станет. И пойдет дальше. И еще покажет себя.

Как сегодня поэзия связана с другими областями культуры? Какие из них и как ее дополняют, делают более значимой для общества?

— Вузы все чаще приглашают поэтов на творческие встречи со студентами. Поэты не только читают стихи, но и дискутируют на культурно-философские темы. Подобное эстетическое развитие важно, на каком бы факультете ни учился студент. Федеральные форумы активнее включают поэтические блоки в программы. Издательства-лидеры все увереннее идут навстречу, ведь за последние годы много новых имен значительно укрепили свои позиции в литпроцессе и медиасфере. В связи с политической ситуацией популяризация поэзии патриотизма сделала огромный рывок вперед. Уверена, что изменения коснутся и школьной программы, а вопрос «кто ваш любимый современный поэт?» перестанет вгонять в ступор.

Что касается имен, это, однозначно, Ника Батхен. Ее любят, ценят, приглашают, издают и награждают — это и национальная премия «Поэт года», и ее книги «Баллады о Мангазее» и «Туман Чембало» от издательства СТиХИ, и участие в качестве спикера и эксперта — как в стенах РУДН, так и в различных федеральных проектах. Ника не из тех, кто бегает за славой. На наших глазах происходит тот самый случай, когда несомненный грандиозный талант обретает заслуженное признание — семимильными шагами. И это лишь начало, на мой взгляд.

Отмечу Александра «Сэро» Конькова, который за два последних года (вообще не срок для такого медленного дела, как литпроцесс) выиграл ряд поэтических конкурсов — и «Пастернаковское лето», и «Покровский собор», выступил на сцене ЦДЛ в мероприятии, организованном Юрием Поляковым. Это история про то, что человек не боится работать над словом и собой, не жалея времени и сил. Ждем его дебютную книгу стихов (в среде фэнтези он уже издаваемый автор).

Поэт, бард и деятель культуры Алексей Витаков в представлении не нуждается очень давно — это маэстро, это мэтр! — но, считаю, за последнее время его стихи и песни обросли новыми ценностями, смыслами и прочтением, он «переоткрылся» в том числе для молодой думающей аудитории. Взять хотя бы его «Кленовый лист» — это самый настоящий хит нового времени.

Мир с удивлением узнал, что Кира Грозная — главный редактор журнала «Аврора», лауреат многочисленных правительственных премий в области прозы — на самом деле, блестящий поэт. И стихи она писала очень давно, но какой уважающий себя главный редактор будет публиковать себя в своем журнале? Точно не Грозная. Ее безусловное первое место на фестивале «Покровский собор», выступление перед многотысячной аудиторией — это нужно было видеть. Ее читатели ВК удивительно активны и жадно следят за каждым релизом.

По-новому открылись и стихи Миясат Муслимовой — заслуженного поэта Республики Дагестан, которую просто необходимо знать и далеко за пределами этого чудесного края. Стихотворение, отсылающее к «Роняет лес багряный свой убор», как никогда актуально в год 225-летия Пушкина, и это настоящее подношение великому поэту, досконально объясняющее, почему Пушкин способен исцелять.

Что необходимо, чтобы научиться писать хорошие стихи на высоте сегодняшнего дня?

— Прежде чем говорить о высоте, надлежит овладеть «высотой» уровня моря для начала. Не нужно думать, что поэзии можно научиться только на семинарах, хотя ездить на них очень важно. Поэзии учат любимые глаза счастливого цвета, горячечный сон, незаживающая рана от расставания с домом своего детства, кленовый лист на мокром стекле, исступленная молитва в дрожащем от турбулентности самолете… поэзии учит сама жизнь. Если не переживать саму жизнь, не обрастать судьбой, словно кожей (ведь поэт — это человек без кожи!), получатся рифмы, вирши, тексты, стихосложение, баловство, но не поэзия.

Если ты уже пишешь стихи, какие есть варианты продвижения/формирования собственного бренда?

— Поэт — это не тот человек, который в батистовой рубашке часами вздыхает с перышком над чистым листом. Он должен быть максимально вплавлен в жизнь. Владеть разным. Не обязательно 64 ведическими искусствами, хотя это отличный ориентир. Главный инструмент продвижения бренда — жить как креатор, творец, по образу и подобию, понимаете? Не просто видеть поэзию вокруг, но и делать ее из ничего. Обновить комнату ребенка просто, но со вкусом, из картонных обрезков самостоятельно соорудить коту когтеточку, открыть для себя по-новому свой же город. Обладать энергоемкостью, витальностью, проводимостью, хватать саму жизнь за всевозможные ее сюжеты. Бренд продвинется сам. Притянутся контакты, которые захотят рассказать о поэте кому-то еще, вбросить его в другие координаты и завороженно глядеть, как он будет творить в них.

Есть, например, поэт и ученая Вера Калмыкова. Никаким пиаром она в жизни не занималась. Что не мешает ей быть известной в достойных кругах по всей стране. Мы с ней сыграли спектакль «Часослов» в Государственном литературном музее Москвы и еще будем играть.

Перейдем к теме поколений. Хотелось бы оставить Золотой и Серебряный век и погрузиться в современность. В чем миссия поэтов-миллениалов? На какие события отзывается/отзывалось их сердце?

— История разворачивается по спирали. Если в советское время многое стигматизировалось, замалчивалось и как бы не существовало, то сегодня откровенность говорит громче. Огромный пласт поэтических текстов представляют собой размышления о поиске своего места в мире и боязни занять чужое. Что касается романтической линии, она была во все времена, есть и будет. Это неизбежно. Наблюдается обостренное внимание к деталям, мелочам, малой родине, маленьким, но важным ключам к своему прошлому, хранимым на самом дне ностальгического океана. Множество патриотических текстов уже не лозунговые, не плакатные, а показывают любовь к Родине через такие ключи. Если раньше было много «певцов деревень», сейчас это «певцы хрущевок». Позже будут и «певцы небоскребов», уверена.

Кого ты любишь читать/перечитывать из советских поэтов? Ахмадулина, Рождественский, Дементьев? Что эти люди своей поэзией могут сказать веку сегодняшнему?

— Каждый шестидесятник закрывает какую-то конкретную мою «боль». Ахмадулина — для затаенной невыразимой нежности. Рождественский — для мужчины, которым я могла бы быть, родись я иного пола. Я бы любила так, как его герои.

Отдельное место занимает в моем мире Андрей Дементьев. Его стихи — это отеческая улыбка для меня-безотцовщины. Мне кажется, что сборники притч проигрывают любому сборнику Дементьева. У него императивные конструкции никогда не звучат жестко. «Не смейте забывать учителей». Вот это «не смейте» — кто может сказать это тепло? «Никогда ни о чем не жалейте вдогонку», — это сразу поется, а песня не может быть приказом. Слава Богу, что память Андрея Дмитриевича в надежных руках его жены Анны Давыдовны Пугач.

Вспоминаешь ли ты что-нибудь из Бродского, когда перед тобой стоит жизненный выбор или философская проблема?

— «Какие предстоят нам холода». Я всегда стараюсь помнить, даже вдыхая первое тепло весны, что это закончится, что будут тьма, холод, облетевшая листва. Это побуждает меня ждать и жаждать каждого нового теплого и светлого дня еще более жадно. И, вступив во мрак, не убояться его, а провести и это время продуктивно и благословенно.

Как ты относишься к поэтам «русского рока»? Какие авторы самые любимые? «Рок-н-ролл мертв, а я…», или эту музыку не переключить?

— Рок воспитал меня, стал мне крестным отцом. Так сложилось, что с некоторыми из них, «людей из моего плеера», жизнь свела лично, чему я очень рада. Вася Васин — мой старинный друг, носитель истинно питерского вайба, энциклопедических знаний человек, и я восхищена тем, какую аудиторию вокруг себя он собирает, это не обрыганы, не маргиналы. Это дерзкая подача сложнейших мыслей, что практически никому не удается.

Отдельная страница в моей жизни — Башлачев. Когда я стояла у его дома на череповецком ветру, мне от этого холода было так тепло. Во многом мы схоже смотрим на эту жизнь, когда все начинает идти не так.

Люблю Светлану Яковлевну Сурганову. Ее песня — как личный разговор с ней, а личный разговор — как песня. В моей жизни работает правило: если человек любит Сурганову, у нас обязательно будет какое-то безумное приключение.

Я живу в руках великана, по Шклярскому, хожу за морскими котиками в леса Кормильцева, ассиметрична, как у Арефьевой. Кормухина учила меня быть птицей, а Шевчук — играть, как могу, закрыть глаза и вернуться.

Есть ли у тебя любимые рэп-исполнители? Близка ли тебе вообще эта культура: рэп-баттлы и диссы?

— Если человек — это музыкальный жанр, то я точно не рэп. Единственный рэпер, кого я могу слушать, это Вася Васин, о котором говорила выше как о рокере, но он человек-оркестр, и там все смиксовано со всем — внешне может быть рэп, а по сути молитва о всем хорошем против всего плохого с хоралом всех петербургских ветров сразу. Мне кажется, рэп-культура — это просто прошивка другая. Как андроид и айфон, Москва и Питер, небо и земля. Везде свои пантеоны и правила. Всему есть место на этой Земле.

Теперь — о поэте в путешествии и путешествии внутри поэта. Ты много странствуешь и писала, что состоишь из крохотных путешествий.

Важно ли поэту помнить и любить свой дом, когда в путешествиях вокруг него расстилаются неизведанные регионы, доносятся райские голоса, переливаются удивительные цвета и краски? То есть, важно ли знать, «зачем нужен причал»*? Или поэт сам себе маяк на колесах; он несет свой дом, как улитка раковину, и его внутренний свет указывает дорогу?

— Понять причал можно только в сердце бури. Я поняла это, наматывая бесконечные километры по дальним трассам в гастрольных турах. Где бы ни была, могу в любом съемном жилье, в любой убитой гостинице создать уют. Уметь нести дом с собой важно. Но хорошо, когда обстоятельства не вынуждают тебя везде и всюду использовать это умение, и когда кто-то пытается создать дом для тебя.

Однажды я бывал в Керчи, исследовал руины Пантикапея и Мирмекия и собирал, словно бутылочки с вином из одуванчиков, материал по наследию понтийских греков. Сам город показался мне уютным и по-своему красивым. Он будто бы соткан из снов разных эпох. Расскажи, пожалуйста, нашим читателям о Керчи в своей жизни и о том, что до сих пор связывает тебя с городом и с Крымом в целом.

— Я там росла практически каждое лето у бабушки Клавы и дедушки Эдика, наших дальних родственников. Не столько сама Керчь, сколько один из ее районов — обшарпанных, но в детстве это не важно! — Аршинцево. Девятиэтажка у железной дороги, облупившаяся и потрескавшаяся от дрожи проходящих поездов. Из окна — голубятня и дальние верфи. Дети не чувствуют времени, оно не может их тронуть. Может, я спускалась к морю месяц, а может, пять минут. Там моя рассада в рассохшемся ящике на подоконнике, радость от первых упрямых ростков, пробивающихся из-под земли. Там огромная лохматая блондинистая собака Дружок с медалью на шее. Там вечный шансон из магнитолы деда Эдика. Там алыча соревнуется с дождем — кто скорее расколотит кухонное окно. Там старая книжка узбекских сказок — помню запах пожелтевших страниц. Там зеркало, помнящее меня маленькой. Это мое детство, и я не желаю иного. Все обточенные морем стеклышки, все голубиные перья, все выпавшие молочные зубы — все сокровища мира были только мои.

Ас-салам-алейкум, свет мой, Махачкала.
Расскажи на родном, как у тебя дела?
Без пятнадцати девять спит еще магазин,
Но на заре распевается муэдзин.

Эти строки были написаны тобой о Дагестане. Одноименный журнал опубликовал твой «Махачкалинский цикл». Мне кажется, ты не пришлая там, а человек, который открыл свое сердце этому краю, и он ответил тебе тем же. Расскажи, пожалуйста, о духовном ядре твоего цикла, о том, что тебе «снилось» на улицах Махачкалы, и о людях, которые окружали тебя там.

— Меня не покидает ощущение, что я могла бы там родиться. Дагестан — чистота и нравственность, а их сейчас повсеместно пытаются приглушить и заткнуть. Махачкала воплощена для меня в Миясат Шейховне Муслимовой. У нее много регалий — заслуженный поэт Республики Дагестан чего стоит. Но я узнала ее душу, личность и судьбу, стоящую за стихами. Миясат Шейховна во многом мой ориентир. Когда гуляешь с ней по Махачкале, совершенно исчезает это чувство «пришлости» и «гостевания». Я там не «как дома», а просто дома. Мой махачкалинский цикл создан в соавторстве с шумом Каспия и мяуканьем местных котов. Вот к ним там, к сожалению, подчас относятся очень плохо. И это надо как-то менять. Если вы увидите на улицах Дагестана кошку в беде, постарайтесь, пожалуйста, помочь ей.

«Да для каждого эта страна — своя. Общее, конечно, есть: невыразимая красота и способность лечить открытые переломы души», — это твои слова об Индии. Несколько лет назад ты писала, что поехала туда с другом в достаточно нестабильном состоянии. Как изменила тебя эта страна?

К примеру, ты жила среди кришнаитов в лагере Кришнадаса. Как вы познакомились, что он за человек? Если можешь, расскажи, пожалуйста, больше о парикрамах; что встречалось на дорогах вокруг города? Подобные практики помогли тебе быть более понятной индусской аудитории при исполнении своих произведений? Много ли было россиян на концерте в Арамболе?

— Однажды мы с другом [музыкантом с псевдонимом Чарословъ — прим. Юга.ру] поссорились, и я уехала побыть одна. Ночевала на крыше бунгало у океана в Арамболе. Для уюта мне потребовалась одна палочка благовоний и впервые в жизни заснуть под шум волн так близко от меня. Я была на краю земли, у меня тогда умерла бабушка, а первый возлюбленный ушел к лучшей подруге. Переживала эти события долго и горько. И в тот момент, вероятно, вся моя боль догорела вместе с этой палочкой. А аромат не прекратился и даровал мне долгожданный покой. В тот момент я заложила первый кирпич дома внутри себя.

Кришнадаса до поездки я знала как Игоря. Это были совсем не те люди, которые всучивают книжки у метро и требуют денег. Мои кришнаиты жили коммуной во Вриндаване. У каждого были свои душевные раны, и на киртанах — коллективном пении мантр и музицировании — мы исцеляли их. Ходили по храмам. Молились, как умели. Совершали пуджи — бросали в воду цветы с горящими свечами. А парикрама — это ритуал обхода какого-то места по кругу. Вроде Сансары в миниатюре. Я совершила парикраму-полумарафон — 21 км — вокруг Говардхана и посвятила этот путь памяти своей бабушки Ии.

А на дорогах — легче сказать, чего и кого не встречалось. Бедняки с самыми счастливыми глазами на свете. Священные коровы, любящие делать селфи со мной. Ароматы местной еды. Приземистые домики-мастерские. Я бы сказала, что эта история, с Кришнадасом, была максимально нетуристической.

А вот концерт в прибрежном арамбольском кафе был уже другой историей. Арамболь очень русский. Но, поскольку Евгения Офимкина перевела мои стихи на хинди, я исполняла их с подстрочника. Le jaa mujee, samandar — так начинаются строки «Забери меня, море». Стихи, посвященные Кришнадасу и нашим беседам, мне кажется, там не особо были услышаны. В Индии и так кругом Индия, посетители же хотели услышать голос родной земли. Было человек 40. Индусы, когда слышали мои попытки прочесть перевод на хинди, очень улыбались и благодарили.

Поговорим об идентичности поэта. Ты известна как патриот России. После 24 февраля 2022 года многие начали ссориться из-за убеждений. Удалять из друзей друг друга, к примеру. Считаешь ли ты это следствием накала со стороны медиа или попросту безотчетным бескультурьем? Напомню, откликаясь на эти события, ты написала следующее (но не единственное):

Мои друзья перестают быть моими,
из своих сердец вычеркивают мое имя,
за то, что я не стою с плакатами «Нет войне».
Я — неодиночный пикет с надписью «Да весне»
невидимыми чернилами.

— С момента этого текста прошло больше двух лет. И это уже не просто отфренды, но нерукопожатность в одних тусовках и уважение в других. Позже я изменила «вычеркивают» на «вытравливают»: многим за их позицию была объявлена реальная травля. В основном, со стороны оппозиции — путинистам. В моей юности это не было так критично. Позиции были, все о них знали, но это не являлось поводом даже для разговора, не то что для разрыва дружбы. Сегодня темы эти встали остро, и мы обнаружили кардинальные расхождения. Люди, которые любят или не любят какое-то хобби, жанр, вид домашнего животного, могут найти общий язык. Раньше я предполагала, что и с политикой так же. Но эта история оказалась не об увлечении, а о прошивке личности. В нашей стране реально возможно все. Каждый делает выбор сам, как ему жить. Каждый поэт делает выбор сам, о чем ему петь. Главное — быть честным перед собой. Не нравится тебе Россия, ее ценности — уезжай, будь счастлив где-то еще. Заставлять любить Родину бессмысленно. Значит, Родина для человека — где-то еще, раз ее приходится заставлять любить. Вот это «уехать-остаться» — история совсем не про географию, не про климат, а как раз про выбор сердца.

Видишь ли ты реальные изменения в жизни людей в течение всего путинского периода? Что для тебя важно, как для человека и поэта? Какие болевые точки в социальном поле ты бы хотела исцелить собственной реализацией в искусстве?

— Я вижу большую историю простраивания новых фильтров людей по системам ценностей. Аббревиатура «СВО» сразу вызывает ассоциацию со словом «свои», это много кто уже обыграл. Мы далеко не сразу находим этих «своих». Первая группа, куда нас автоматически забрасывают, — это детсад или школа. Далеко не у всех о школе теплые воспоминания. Зато как же ценно найти впоследствии действительно «свою» компанию. И сейчас эти процессы идут по всему русскоязычному пространству.

Что касается болевых точек, для меня это разные города России, с которыми меня многое связало за почти тридцать лет жизни. Как у Градского, «первый тайм мы уже отыграли…». Я подвожу итог первого тайма, в АСТ выходит книга «Под небом русского цвета», она вся о сложной любви. Но не к людям, а к городам. От Питера до Москвы, от Сонково до Лебедяни, от Махачкалы до Оренбурга. Это максимально патриотичная книга, при этом в ней нет назывности, нет дидактики, нет вот этого в лоб «люби Россию, быстро». Я просто показываю, как люблю ее я.

Как ты относишься к религии, во что веришь?

— Бог-Творец создал всех по образу и подобию своему. А координаты — ислам, христианство, викка, пастафарианство — это все частности. Я верю в творчество. В сотворчество с жизнью. Почему есть заповедь «Плодитесь и размножайтесь»? Неужели она только о создании новых людей? На мой взгляд, нет. Давать жизнь можно разными способами. Можно дать жизнь идее, повлиявшей на миллионы. Песне, которая будет волновать сердца десятилетиями. Образовательной программе, делающей жизнь лучше. Дать достойную жизнь домашним животным, которых спасли, приручили. Размножить в мир свое творчество, свое понятие красоты. Сами по себе люди — это замечательно, но если они откажутся от творчества (которое может быть во всем: в походке, в речи, в обустройстве дома…), то вот это самый худший атеизм, на мой взгляд.

Какие основные ценности ты разделяешь? Что важнее — мир телесный или мир духовный, любовь или «здоровая» бойцовская злость, семья или активная, насыщенная творческая карьера с постоянным поиском? Или для тебя важна самость, целостность, совмещение разного и полезного, в том числе умение себя вести в самых непредсказуемых ситуациях в попытке сохранить гармонию в себе и в мире?

— Моя ценность — это бирюзовая культура, синтез, искусство переключать регистры. Где надо, уметь одной вытащить ремонт комнаты с нуля, где надо, написать диссертацию, а где надо — пойти по теплеющей улице куда глаза глядят и позволить себе просто дышать, молчать и не думать. Это история про тот самый ресурс, о котором сейчас так много говорят. Смысл в том, чтобы, где нужно, вжать педаль газа в пол и вложить всю себя, а где нужно, замедлиться и не тратить энергию вообще — она еще пригодится. Ничто не снижает качество жизни так, как выгорание. По крайней мере, ничто другое — ни тяжелое ДТП, ни приковавшая меня к постели болезнь, ни череда задач со звездочкой — меня не останавливали.

---

* — цитата из песни «Сын плотника» Бориса Гребенщикова, которого Минюст РФ признал иноагентом.

Версия страницы для ПК