"Домовой": заказ принят!

Режиссер Карен Оганесян решил посмотреть, что делается на задворках книжного магазина

Антон Праченко (Константин Хабенский) лет десять назад, может, и собирался быть настоящим писателем – сеять разумное, доброе, вечное и жить спокойно, как все. Но мы знакомимся с ним теперь – теперь, когда он лабает один за другим криминальные романчики про некоего киллера по прозвищу Домовой. Лабать уже давно противно, да и все труднее. Помогает лишь виски в бесчеловечных дозах. Приходится совершать процесс, описываемый как "высасывать из пальца": подошел к окну, там дождь, пишешь: "Гулкие капли дождя…".
 У Антона есть любимая женщина Вика и сын Павлик, который почему-то (мы в конце узнаем, почему) живет в детском учреждении типа интернат; папаша навещает – правда, обычно "на пять минут".

Однажды привычно унылому, как несколько навязчивые осенние осадки, существованию Антона – а кто сказал, что жизнь литератора-поденщика это сплошной праздник? – приходит конец. В скучнейший и бессмысленный момент раздачи автографов как бы поклонникам (они вовсе не осаждают тебя толпой с воплями восторга, а скучно тянутся один за одним в закуток книжного супермаркета за бонусом – росчерком хоть какого писателя) Антон вдруг получает в лоб, словно контрольный выстрел, вопрос одного из этих "как бы": а ты сам убивал?

А через минуту видит в окно расстрел этим спросившим (Владимир Машков) двух людей. Тихое хладнокровное рассчитанное убийство прямо тут, на задворках книжного магазина, где помойка и все спешат.
Шок; милиция – следователи. Один говорит неожиданное для Антона и неожиданно слегка презрительное: "Странная у вас муза – перестаньте раздувать миф про Домового". Но слова не доходят до цели. Ибо – вот специфическое сознание человека творческой профессии, который выковыривает произведение из себя, из своих соображений, эмоций и пережитых лично событий, – Антон впервые за последнее время действительно что-то испытал, он реально завелся и хочет писать…

Вообще, рецензировать картину "Домовой", я полагаю, должны бы литературные критики. Те, кто отслеживает в печати не кино-, а литературный процесс. Поскольку в ней (посильно) изображается природа творчества. Разоблачается роль массовой криминальной литературки в жизни общества. И в полный рост встает любимая со школьных лет тема: автор и его герой.
Второй план – безусловное достоинство "Домового". Авторы сценария Олег Маловичко и Сергей Юдаков и режиссер Карен Оганесян (дебютировал в прошлом году драмой "Я остаюсь", неровной, но небезынтересной), откровенно рассчитывая на массу и кассу, не забыли о содержании. Что все еще редкость в нашем киномейнстриме. Впрочем, кто не хочет погружаться в сии "дебри", может и не погружаться. Довольно интересно следить и за одной лишь детективной линией – кто кого убьет/не убьет и найдет/потеряет; картина сделана, мне кажется, довольно чисто (слегка озадачил телефонный звонок Вики в милицию, но, может, это я недопоняла…).

Ну, не просечет "простой зритель" всю иронию, например, краткого диалога Антона с очередной просительницей автографа, которая принесла ему на подпись книжку другого автора: "Я не Сорокин, слава богу" – "Не страшно". Ну, не усмехнется сравнению редактора в издательстве с киллером, а еще пуще – показу киллера как лучшего рецензента. Да и не надо. Зато зритель продвинутый словит кайф и, получив от авторов несколько "ключиков" к фильму, начнет слышать разные обертона и выстраивать общий смысл, что гораздо увлекательнее.

Вернемся на минутку к сюжету – нам не двинуться дальше, если не раскрыть подлинную завязку действия.
Киллер находит Антона и предлагает ему партнерство: один будет "поставлять материал" – другой превращать его в книжку. "Зачем?" – "А от скуки", и картина устроена так, что эта версия не подвергается сомнению, по крайней мере, сначала. Мы потихоньку уверяемся в мысли, что вот и встретились два профессионала – то ли как соперники, достойные друг друга, то ли как два одиночества, способные друг другу помочь. Одному (он прилично зарабатывает) нужно хоть с кем-то делиться, другому, чтобы полегче зарабатывать, требуются все новые сюжеты и реальные детали, требуется эксклюзив.

Затравочную мысль, тривиальную, зритель проглатывает легко: литератору надо знать жизнь, о которой он пишет. Однако фильм провоцирует: а в криминальном жанре? Тут невольно поперхнешься: да это абсурд. Хм, но смерть – одна из основных тем литературы. "Смерть Ивана Ильича", великое произведение, – насколько, так сказать, достоверно? Нам не приходит в голову подобный вопрос, поскольку Толстой – гениальный писатель, а не сочинитель серийных романчиков. А что бы сказал сам Иван Ильич, если бы мог вернуться из своего коридора, залитого светом? (Кстати, довольно забавно с этой точки зрения читать и описание чувств роженицы, предпринятое мужчиной.)
В общем, киллер берет Антона тепленьким, на фуфу: "Пишешь складно, а самому-то нравится?". Затем провокация усиливается – Антон соглашается сыграть в наемного убийцу и самому пройти весь путь…

Но как далеко ты зайдешь, писака? – вот следующий вопрос картины. Меж тем, и зритель уже "тепленький" – ему внушили важные вещи. Что эти мужчины неуловимо одинаковы – хотя, казалось бы, что общего между Хабенским и Мошковым? И что их профессии удивительно сходны: каждая "достаточно творческий процесс, он требует сосредоточенности и одиночества"; правда, даже за сумасшедший бестселлер удастся ли отхватить тридцать штук зеленых?.. Кроме того, зритель получил философию киллера: "Я просто ставлю точку в отношениях заказчика с кем-то". Действительно, он-то в чем виноват? Не он же приговаривает к смерти; киллеры заменимы – заказчики страшны. Ну вроде как обычный палач на зарплате, только в частной сфере.
То есть, мы совершенно готовы понять Антона, который не осуждает страшного убийцу (писатель и не должен быть судьей своим героям – ведь так нас учили?) и тем более не сдает его ментам, а элементарно хочет попользоваться его опытом. Кто против?

Киллер устраивает Антону курс молодого бойца. И случается поворот. Писатель все больше внешне уподобляется киллеру, но герои расходятся в нашем о них представлении. Один все больше теряет в наших глазах – другим мы все больше, уж извините, восхищаемся (в кинематографическом смысле, разумеется). Антон совершает дилетантские ошибки; он вообще не очень умен. Но, главное, слабый человек и полупрофи, Антон буквально на глазах звереет уже не только от виски, а от ощущения… не знаю чего – ведь я не ряжусь в убийцу.
Постепенно в картине вызревает следующая мысль: творчество – это убийство? А как посмотреть. Представим себе историю не криминального, а сугубо желтого работника пера (и цифровой камеры). Он ведь вариант киллера, и вовсе даже не только информационного. Разница лишь в контингенте жертв – реально страдают так называемые акулы шоу-бизнеса и медиа-персоны. Папарацци, преследовавших леди Ди, кажется, сочли невиновными. Но сколько нервных клеток никогда не восстановится из-за потоков грязи, обрушенных на человека…

Еще дальше: убийство – тоже творчество?? Не поддадимся на провокацию, ибо знаем: результат творчества – плюс, а не минус. Даже Робин Гуд, увы, не творец, поскольку занимался лишь перемещением ценностей. Вот почему всегда сомнительна романтизация криминала, особенно в дешевых вариантах, подаваемых некритичной аудитории.
События в "Домовом" развиваются стремительно и все более напряженно. На новом витке мы понимаем, что скрывалось за фразой следователя о мифе Домового. Послание авторов фильма становится совсем уж рельефным и формулируется классическим образом: с кем вы, мастера культуры? на кого работаете? – когда киллер швыряет Антону ноутбук и говорит: у тебя два дня. На новую книгу о Домовом, разумеется. Абсолютно пародийная – и абсолютно точная сцена.

Есть и замечательные чисто изобразительные находки (оператор Заур Болотаев). Ну, скажем, два плана сняты с верхней точки. Когда Антон берет деньги в камере хранения – и не осознает, что тем самым преодолел роковой рубеж, что игры кончились, – под взглядом только Того, Кто Свыше. И когда Антон приходит в концертный зал на выступление органиста – а именно этот исполнитель в деле не виден публике точно так, как должен быть невидимкой исполнитель "убийственного" заказа. Скорее всего, верхняя точка выбрана интуитивно, – тем лучше: работает на подсознание.

Однако невелика была бы цена истории о недорогом алкоголизирующем творческом работнике, который сначала почти впадает в обморок при виде мертвых тел, а потом сам бьет ногами человека настолько безотчетно, что недалеко до убийства, – а значит, разницы между ним и киллером нет по человеческой сути, а вовсе не по профессиональной. В полном соответствии с канонами литературы и кино, авторы "Домового" усиленно ведут зрителя к соображению: убийца – внутри нас, а потому неубиваем. Не стану перечислять эти "шажки", чтобы не торить совсем уж явную дорожку. Но предупрежу: вероятно, вы оцените фильм настолько положительно, насколько вам лично близка эта идея.

Недавно я смотрела австралийскую неигровую картину про женщину, которая совершила подлог и другие нехорошие поступки ради популярности. Режиссер этого совершенно заватывающего документального психотриллера на пресс-конференции говорила, что каждое время характеризуется, среди прочего, и специфическими преступлениями. Неблагородный герой и неблагородный разбойник – увы, герои наших дней. И те, и другие достаточно легко – стоит им лишь краешком попасть в средства массовой информации – завладевают воображением толпы. Только ли потому, что слишком многие в толпе если не вооружены, то готовы убить?.. Так настоящие – подлинные, конкретные – моральные уроды становятся властителями умишек.
А потом ситуация отражается в реальности второго порядка – в книге или фильме. Типизируется, легализуется, превращается в совсем уж привычную. И вот мы видим (точнее, слышим) в "Домовом", как наемный убийца, сидя в сортире, читает писателю заметки из криминальной хроники. Одну за другой.

А тот ничего не может поделать, вынужден слушать. Он даже убежать не способен, поскольку прикован этим киллером за ногу к трубе.

Где посмотреть фильм "Домовой" в Краснодаре?

Версия страницы для ПК