"Борис Годунов": лидер и нация

Рядись в царские одежды – не рядись, а разоблачение придет

Экранизация исторической трагедии "Борис Годунов", предпринятая Владимиром Мирзоевым, необычна для российского кино. Текст – Пушкина. Время действия – сегодня. Фильм доступен думающей публике огромной нашей страны в основном в Интернете. Такова реальность. Впрочем, она меняется. Проследим ход событий, ибо история этой картины, как и она сама, разумеется, весьма интересны.

Однако прежде – о том, почему отечественное кино так редко переносит исторический сюжет в современность. Подумать над этим меня заставил обозреватель Би-Би-Си Александр Кан в связи с экранизацией Рейфом Файнсом "Кориолана". В Лондоне фильм уже в прокате, у нас выходит 26 января – и зрители оценят, насколько удалась режиссеру актуализация шекспировской пьесы.

Зарубежные кинозрители давно привыкли видеть такого рода игры с классическими сюжетами – только что мы с вами обсуждали сериал "Шерлок", например. У нас же, как вспомнил коллега, есть всего одна подобная картина: "Палата №6" Карена Шахназарова (2009). Добавим "Гамлета" Юрия Кары (2010; отзывы печалят). И "Бесприданницу" Андреса Пуустусмаа (2011) – она прошла по РТР осенью незаметно для общественности настолько, что, видимо, совсем "мимо".

Почему же так мало? Обнаруживается десяток причин.
Основная – в советские годы нельзя было говорить правду о современности. Вот и рядили актуальность в прежние костюмы, находя в истории нужные для разговора о жизни коллизии и характеры. Так творцы сопротивлялись идеологическому давлению. Как могли. Теперь это слегка обидно называют фигой в кармане.

Но имелась и честная тяга к прошлой жизни – в России, которую мы потеряли. XIX век – та жизнь казалась прекрасной, чистой, благородной. Декабристы разбудили Герцена. Он встал, умылся, разбудил революционных демократов… Это были чистые люди, борцы за идею. Так нас учили. Мы любим "Звезду пленительного счастья" Владимира Мотыля (1975) до сих пор.

Нас учили уважать классику. И великих писателей. Они "выводили" народ – он был всегда талантлив и мудр, даже пьяненький. Они описывали господ. Эти были разными. Но плохие господа все равно оставались господами. А мы же представляли себя не чернью, не слугами, не крепостными крестьянами, а благородными дворянами и прогрессивными помещиками. Точно так, как нежные девочки хотят быть принцессами. Инфантилизм общества был запрограммирован учением. И "отцом народов" доведен до предела.

Но как ни иронизируй, а дворянское воспитание, хоть так и не называлось, было примером воспитания. Чтение, музыка, спорт. Родители стремились все это привить-дать своим детям. Государство способствовало, параллельно "выстраивая" мозги.  

Все жители советских городов – типовых серых хрущоб, пяти- и даже девятиэтажек с их ржавыми потеками на балконах и вороньей слободкой пристроенных лоджий, – хотели видеть на экране красивое. Отсюда страсть к костюмному кино у женщин (известно, что женщины водили мужчин в кино в ту пору, ведь "экшена" было совсем немного). Женщины хотели видеть турнюры и вуалетки, потому что сами носили чулки "в резиночку". И даже когда появились колготки, все равно только в старом кино – да хоть про НЭП – можно было "примерить к себе" какие-нибудь шанхайские барсы.

Того же рода – стремление к старым интерьерам. Многократно поминаемый сериал о Шерлоке Холмсе Игоря Масленникова совершенно аполитичен в привычном смысле слова. Однако он протестует против спальных кварталов и кухонь в пять метров. Вспомним изречение Андрея Синявского о том, что у него с советской властью есть лишь стилистические разногласия. Полагаю, вы сами поставите кавычки к слову лишь.

Со стороны государства тоже наблюдалось понуждение к классике. Госкинематограф продюсировал экранизацию хрестоматийных произведений ради иллюстрации поступательного движения истории в соответствии с "Кратким курсом ВКП(б)". Да, ценили в основном мертвых классиков, отобранных и одобренных. Но зато – абсолютно. Достоевский был запрещен с середины 1930-х до 1956 года. Но ставили Салтыкова-Щедрина, чтобы заклеймить помещиков-крепостников и чиновников-душегубов. Ставили Гоголя, чтобы воплотить образ маленького человека, показать его несчастную жизнь при царизме и самовластье. Другое дело, как и было сказано, – вынутое из первоисточника авторами.

Важно, что историко-революционные фильмы считались фильмами современными. Новейшее время же наступило. Оно было одно и не расчленялось на периоды – мы существовали в едином процессе строительства светлого завтра.

При этом об интересующем нас процессе "умные книжки" писали примерно так: "В экранизации классики утверждается новое отношение к наследию. Решительно отметались взгляды вульгарных социологов, которые искажали классические произведения. Экранизаторы бережно относились к литературным источникам. Вместе с тем они связывали идеи классических произведений с задачами современности". Виртуозно: правда и ложь в одной тарелке.

Наконец, имеется сугубо специальная причина не переносить действие в нынешний день: исторический сложно-постановочный фильм всегда ценился профессионалами больше, чем "обычный". Это был пропуск в профи среди операторов и художников. А "настоящая" экранизация классики была подтверждением уровня режиссера. Хрестоматийные примеры – Григорий Козинцев с его непревзойденными "Гамлетом" (1964) и "Королем Лиром" (1970), Иосиф Хейфиц с "Дамой с собачкой" (1960).
Ну, и единственный фильм, в котором автор намеренно смешал времена, – "Спаси и сохрани" Александра Сокурова (1989) по флоберовской "Мадам Бовари".

Напомню, что "Палата №6" целиком снята в реальной клинике для душевнобольных в полудокументальной манере, второстепенные роли исполнили пациенты психиатрической больницы. Фильм – экранизация Чехова, но больше – идеи того, что в  России ничего не меняется. Исторический процесс ходит по кругу. Это важный тезис. Ничего не надо осовременивать: все и так современно. Чехов писал свой рассказ в 1892 году. Фильм Шахназарова был задуман в 1988-м. Еще советская власть, но началось то, что называлось перестройкой. Уже упала цензура, наступила гласность, и можно было помыслить себе проект, где о нашем недавнем прошлом будет сказано: дурдом. Полагаю, задумывался анализ недавнего прошлого (развитого застоя) – настоящее (перестройка) обманывало тогда многих.

И вот картина вышла в 2009-м – и попала в точку. Костюмы другие (впрочем, белые халаты врачей и убогие больничные одеяния наших стариков никак не трансформировались), а интерьеры и здания часто все те же. Да, Москва сильно модернизирована (искорежена), а в Петербурге и в провинции все те же богадельни исполняют все ту же роль. Только в самые последние годы, когда наш полу-капитализм по-детски приукрашивает себя "нарядом" информационного общества (плюс "стеклянная" архитектура), "картинка" в прямом и переносном смысле начинает вибрировать и меняться.

Второе, что экранизировал Шахназаров, – нашу уверенность: живем "как в дурдоме", все – как обычно на Руси – больны. Таково одно из коренных знаний русского человека о себе. А если кто-то и здоров, то его невозможно отличить от психа. Развитие темы – фильм "Сумасшедшая помощь" Бориса Хлебникова (2009).
Разговор о подлинном и мнимом сумасшествии нам тут важен потому, что эти умалишенные – люди без времени. Они живут, как при развитом социализме: каждый день одно и то же. Все тот же круг, только для невластных.

Теперь вернемся к несчастному царю Борису.
Как рассказывает Мирзоев, впервые он захотел поставить историческую трагедию еще в 1976 году, когда учился в ГИТИСе (в роли Самозванца видел Высоцкого). Спустя двадцать лет, в 1997-м, уже признанным театральным режиссером (до государственной премии оставалось совсем ничего, она получена в 2001-м) он хотел экранизировать "Бориса Годунова" к 200-летию Пушкина. Что понятно: к дате легче получить государственное финансирование. Однако холопский испуг инстанций – вдруг кто-то соотнесет Годунова с Ельциным? – не позволил осуществить замысел.

В итоге фильм сделан лишь теперь – и на частные средства в кинокомпании "Парсуна". Государство не вложилось в его создание никак. Министерству культуры новая экранизация была не нужна. Кстати, шестая на Руси. Прежде были разные: от "Говорящей картины" – кинодекламации сцены в келье, снятой для Ханжонкова оператором Луи Форестье в 1911 году, до масштабной работы Бондарчука, предпринятой в 1986-м; запись 1999 года спектакля Юрия Любимова в том числе. Думаю, Мирзоеву денег не дали вовсе не из-за совпадения имен убиенного царевича и нынешнего Президента. Формулу "классика всегда актуальна" не отменишь. А пушкинское произведение, как известно, далеко не ландрин в отношении истории Отечества и российских правителей.

Впервые новый "Борис Годунов" был показан на выборгском фестивале "Окно в Европу" в прошлом августе. Выглядел белой вороной: классика плюс смелость и неожиданность плюс высочайшая культура постановки (оператор Павел Костомаров, художник Валерий Архипов, костюмы Татьяны Галовой). Плюс игра актеров: Максим Суханов – Годунов, Андрей Мерзликин – Отрепьев, Леонид Громов – Шуйский, Дмитрий Певцов – Воротынский, Леонид Парфенов – Щелканов, Агния Дитковските – Марина Мнишек, Михаил Козаков – Пимен (последняя роль в кино), Петр Федоров – Басманов, Андрей Ташков – Патриарх, Ольга Яковлева – Рузя, Татьяна Лютаева – хозяйка корчмы и другие.

Критики приветствовали и внимали автору; жюри не приняло эстетики фильма. В кулуарах говорили, что пиджаки от Армани и "Мерседесы" – вещи, с Пушкиным несовместные. Мол, можно было о том же самом сказать без осовременивания. Но для чего-то ведь Владимир Мирзоев героев нашей истории разоблачил?..

Осенью выяснилось, что никто не желает прокатывать фильм в кинотеатрах. Мол, народу не нужно. Народ вообще на российское кино не ходит, а уж на экранизацию классики тем более калачом не заманишь, разве что старшеклассников кнутом загнать? Вроде и не поспоришь. Но телеканалы тоже не спешат купить экранизацию хрестоматийной драмы "нашего всего". Впрочем, давно уж не приходится удивляться лицемерию и, опять-таки, перестраховкам чиновников от культуры, в том числе на госканалах. Тем сильнее страхуются, что чувствуют-наблюдают изменения атмосферного фронта.

Однако продюсерам Наталье Егоровой и Владимиру Мирзоеву надо возвращать деньги. Устраиваются там-сям премьерные показы – залы полны. Пресса не устает брать интервью у режиссера и Максима Суханова – постоянного мирзоевского исполнителя, высокотемпературно сыгравшего царя с саднящей совестью. Гильдия киноведов и кинокритиков присуждает фильму "Специальную премию имени Мирона Черненко". Пираты выкладывают картину в Интернет, люди ее заметили и смотрят. Больше того, опрос свидетельствует: 90 процентов картину одобрили. Спрашивают, где взять DVD с записью в хорошем качестве? Мирзоев действует, как рокеры, и пишет в своем блоге воззвание: смотрите фильм бесплатно, а кому понравилось – киньте денежку на счет.

Все это происходит одновременно. Два частных кинотеатра в Москве, работающие с авторским кино, все же показывают фильм, чувствуя его уровень и зрительский интерес. Звонят прокатчики из регионов. В Петербурге премьера в одном Дворце культуры собрала полный зал – и почти все остались послушать режиссера. Между прочим, это случилось на следующий день после митинга на Болотной площади в столице, и настроение людей понятно.

Совершенно очевидно, что новая экранизация точно совпала с тем, что видит и чувствует множество людей. Замечу: о царях новорусское кино говорит вполне достаточно. Драма с одной стороны, интриги с другой, пышность с третьей… заманчивая тема по всему. Но чрезвычайная редкость экранное размышление о сущности абсолютной власти как таковой – диктаторской, авторитарной в любом ее обличии. Только Александр Сокуров осмыслил и показал в знаменитых уже картинах "Молох", "Телец" и "Солнце" персону, которая нынешними словами величается "лидер нации". И словно сдернул некую занавесочку сакральности, которая привычно, с незапамятных времен, так или иначе отделяла властителя от подданных.

Мирзоев берет великую трагедию Пушкина с иной целью – он, в прямом и переносном смысле срывая царские одежды, показывает взаиморасположение власти и народа. На персональном уровне оказывается ровно то же, что у Сокурова: плоть одна, и вельможи, мягко говоря, не аристократы ни духом, ни делом. А на уровне социальном мы видим раздрай "головы" и "тела": между ними пропасть и равнодушие. (Тема безумия власти, основанного на ее кровавых деяниях, разумеется, тоже есть, и сильна, но более ожидаема, что ли.)

Сделано это мастерски, и не буду рассказывать, как. Только одно: у Мирзоева "занавесочка", отделяющая, но и призрачно соединяющая две части социума – народ и власть, – это телевизор. Власть свою роль играет в ящике; народ, как может, справляется с жизнью в реальности. Но они не просто существуют в параллельных пространствах. Народ знает, что организм власти тяжело болен, и отвечает на трансляцию ее состояния тем, что вырубает телек вместе с державной программой "Время" и разными прочими ее, власти, простите великодушно, выделениями. Не знаю, как сказать иначе, нежели медицинскими терминами. Телевизор в этой ситуации правильнее всего сравнить с катетером.
А главное – народу все позволено, если царь лжет. Ужасная мысль, но, признаем, весьма и весьма распространенная.

Однако более всего в мирзоевском "Борисе Годунове", богатом на смыслы и художественные достоинства, меня поразило то, что о нашей жизни, оказывается, можно говорить языком Пушкина. А вовсе не блатной феней, не примитивщиной бандитских сериалов и дешевого криминального кино, где матюги как бы все объясняют, а на самом деле выражают лишь эмоцию автора, выдавая его беспомощность (исключения есть, они так редки, что не в счет). Пушкинский текст лишен здесь малейших котурнов историзма и сценичности настолько, что на третьей-пятой минуте вообще забываешь, ЧЕМ говорят персонажи.

Мало того, что точно найденная – обыденная – интонация работает на суть картины. Важнее другое: если мы можем так говорить – значит, можем и осмысливать происходящее. А не только возмущаться, ужасаться, гневаться, удивляться и так далее.

Вот для чего, получается, режиссер скидывает с героев царско-боярские зипуны да кафтаны. Художник, уж простите пафос, как бы призывает к ответу, во всех смыслах этого слова и понятия. Бесспорная мысль о цикличности нашей истории, ее страшном круговороте, из которого все еще никак не выбраться, не была откровением уже при Пушкине. Она только фундамент.

Картина Мирзоева появилась очень вовремя. Безъязыкая улица (по слову другого поэта) перестает корчиться и не безмолвствует: формулирует свои запросы. В частности, требует этот фильм. И платит художнику: рубли Государства Российского и "талеры" из-за границ (разметало русских-то по миру) пополняют объявленный в Интернете счет.

Версия страницы для ПК