"Я тоже хочу": похороны счастья?

Музыкант, Убийца, Пьяница с невнятным, но очень старым Отцом, и Девушка едут в черной машине к таинственному месту на вечной мерзлоте, где стоит Колокольня, отправляющая людей к Счастью. 

 

Таков пунктир нового фильма Алексея Балабанова "Я тоже хочу", в связи с которым появилось невероятно много публикаций о самом режиссере – и не желтых, а человечных. Ссылаются на интервью Балабанова, передают его публично сделанные признания, цитируют его товарищей. Подобное вторжение в частную жизнь отнюдь не поп-фигуры даже удивительно: у нас не очень принято обсуждать личные, даже интимные проблемы режиссеров авторского направления. А тут во все тяжкие – о смертельном диагнозе, о сибирском здоровье, которое помогло выстоять, о том, что это последний фильм Балабанова, он хочет уехать в деревню и там жить, бросив кинематограф. Саму картину называют исповедью и завещанием.  

 

Где правда, где натяжка? Бог весть, хотя про желание уехать в деревню я слышала и сама. Но важно то, что Алексей Балабанов, пятидесятитрехлетний дядька, один из самых интересных и сильных российских кинорежиссеров, безусловно, дал повод говорить о себе: не просто появился в финальной части истории, но показал то, что думает о собственной жизни. И сей эпизод стал важнейшим событием фильма, он определил и его смысл – поиск счастья, и эстетику – предельный реализм бытовой "картинки" и "душевной картины" с явной усмешкой в свой адрес. В итоге перед нами уже даже будто и не кино, а сущая правда, и мы ей верим. 

 

Безусловно, найдутся зрители, которые не ведают, каков нынешний облик Алексея Балабанова. Мужик неопределенно-взрослых лет, выглядящий как БИЧ – бывший интеллигентный человек, сидящий на снегу под руинами колокольни, называющий себя кинорежиссером, членом Европейской киноакадемии, а затем замертво падающий в снег, покажется кем-то запредельно вымышленным. Люди похитрее решат, что это тяжелая шутка мастера, люди попроще будут недоумевать – как такое может быть, ведь режиссер – это перстень на пальце, дорогой прикид, модные очки… 

 

Но если не знать, что это Балабанов сам как есть, то половина смысла просто не дойдет. (Между прочим, вот еще одно, кому-то нелишнее, доказательство того, что настоящие режиссеры делают фильмы вовсе не для публики и не про нее, а для себя и про себя.) Возможно, понимая это, или подсознательно, а может, так совпало, или и правда – решил "завязать" с кино или еще почему, но Алексей Балабанов, вообще-то не  жалующий профессиональных спрашивальщиков, в последние месяцы дал рекордное для себя количество интервью. Они сопровождаются его портретами, так что тем, кто лишь собирается посмотреть картину "Я тоже хочу", рекомендую взглянуть на лицо. 

 

А мы вернемся в черную машину, которая едет по дороге куда-то, где "между Питером и Угличем" стоит та самая Колокольня. Напомню, что Питер – город, куда свердловчанин Балабанов приехал жить и работать после окончания ВГИКа, где в 1991 году вышел первый его полнометражный фильм "Счастливые дни" по мотивам Беккета; теперь вот его, ввиду "итожащих" размышлений автора о счастье, резко захотелось пересмотреть. И еще Питер – город, который показан в картинах Балабанова совершенно особенно – как персонаж. Не менее важен и Углич – здесь снимался "Морфий" (2008), здесь служит отец Рафаил, который помогал Балабанову и тогда, и теперь. Имя отца Рафаила звучит по ходу действия в "Я тоже хочу", а в титрах стоит ему благодарность. Еще – именно у него Балабанов в прошлом году обвенчался со своей женой Надей. 

 

Пока герои едут, мы совершено не думаем (впрочем, как говорить за всех?) о цели их поездки за Счастьем в каком-нибудь философском или просто теоретическом разрезе. Бессмертная строка "на свете счастья нет, а есть покой и воля" тоже мозг вовсе не свербит. Мы смотрим на "среднерусский" пейзаж за стеклом машины с его привычными так себе избами, слушаем байки мужиков про службу в армии, их рассуждения о Боге, скуке жизни и всем таком прочем. Слышим и рассказ, сквозь слезы, о своей горькой жизни Девушки, которая голосовала на обочине, а они решили, что ее "надо взять". И нет зазора между вымыслом и правдой; именно так вот русские мужики средних лет стремятся к смерти. 

 

Эти обычные дорожные истории настолько же правдивы и отчаянно абсурдны, насколько такова наша жизнь. Все предыдущее действие фильма было реалистичным, оно двигалось последовательно и почти в реальном времени. И герои – не профессиональные лицедеи, а "настоящие люди"; период, когда Балабанов делал коммерческое (хоть и по-своему) кино и снимал яростных звезд, позади. Смешно подчеркивать, что Убийца (Александр Мосин), Пьяница (Юрий Матвеев) и Невинная Проститутка (Алиса Шитикова) – роли, но лидер "АукцЫона" Олег Гаркуша в собственной ипостаси Музыканта распространяет флюиды документальности на всех остальных. А про диалог, ситуации, изображение уже сказано. 

 

Так вот, Музыкант (у него дома – бронзовый Дон Кихот с книгой) и Убийца (только что застрелил четверых) встретились в бане, договорились ехать. Прихватили с собой товарища, умыкнув его из наркологической клиники, а тот взял с собой Отца – его мы толком не разглядим, лишь услышим два раза за весь фильм сказанное "Юра!" с запредельно нежной, взыскующей и предостерегающей интонацией. Вот проходные дворы, вот грязные обвислые сетки на стенах старых домов, повешенные не то для мечтаемого, да не сбывшегося ремонта, не то чтобы предотвратить убийственную траекторию падающей лепнины… 

 

Но вдруг, посреди такого бытописательства, в следующем кадре эти сетки – черные и выглядят уже не знаком будущего, пусть и далекого, возрождения, а траурной драпировкой. Черная машина – уже катафалк? – да нет же, нынешний стиль Балабанова не терпит практически никаких метафор по ходу, достаточно одной большой условности; здесь своеобразие этого автора, со времен "Брата" умеющего, когда нужно, заправить сложность в почти незаметную упаковку.  

 

Некоторые называют "Я тоже хочу" новой русской сказкой, вспоминая, очевидно, многочисленных Иванов-дураков, которые отправляются в путь. Да там, мне кажется, больше за чудом ходили, искали жену или ума-разума, а это все, согласитесь, лишь части счастья. Что оно такое? Сказки не дают ответа; гений Толстой, кажется, сам изумлялся результату своих наблюдений и выводов; поэзия изо всех сил фиксирует мимолетность счастья, не в силах адекватно передать сам миг.

 

Балабанов, разумеется, не берется счастье определить, как и несчастье тоже. Он чувствует, что жизнь – не скажу "прожита", скажу: сделана, – и видит, что счастья нет и не будет. И если Тарковский в "Сталкере", который непременно вспоминается, когда смотришь "Я тоже хочу", давал своим героям возможность хорошенько подумать, найти в душе искреннее хорошее желание или повернуть обратно, то балабановским персонажам отказано в этом праве. 

 

Кстати, из финальных титров мы поймем, что исполнители ролей в картине именуются собственными именами. То есть, бесстрашно взяли на себя частицу исповедальности. Режиссер уложил эту солидарность в фундамент достоверности фильма; впрочем, бесстрашие относится в основном к Мосину и Матвееву, прошедшим постсоветские войны; Музыкант, Девушка и Отец имен собственных не имеют. 

 

Да, у одних все с виду хорошо, другие бьются, как лучи света об вечную мерзлоту, – а кто хотя бы доволен жизнью, покажите мне. Все умрем; одни верят в Рай, Ад и Чистилище, другие – в карму и реинкарнацию, третьи помнят о круговороте червяка и короля, но как таковой человек уже не первую тысячу лет надеется, что счастье есть где-то "выше" – внешнее Счастье, не внутреннее, иначе достигали бы его здесь хоть некоторые.

 

 У Балабанова на детский наивный вопрос "А где-то счастье есть?" дано ответить юноше Петру. В сей роли – сын режиссера под собственным именем; это единственная совсем светлая личность в картине, но ведь и отрок, что поразительно, отправляется к Колокольне. "Есть другая планета, – говорит предсказатель Петр, – она очень большая и, в отличие от Земли, на ней есть счастье". Хотите верьте, хотите нет. Но валяющиеся на вечном снегу трупы тех, кто не прошел контроль Колокольни Счастья, и вспышка улетающего света, оставшаяся от праведников, различаются, с земной точки зрения, лишь привлекательной и не очень привлекательной фактурой. Почему же так хочется стать светом?..

 

Второй вопрос – "Как туда попасть?" – и есть внутренний вопрос фильма. Она кажется не только траурной – ведь наш путь есть движение к смерти однозначно ("…и если не теперь, так когда-нибудь придется же. Быть готовым – вот все"). Она кажется мрачной по трем обстоятельствам. Во-первых, мы видим тела тех, кого "не взяли". Во-вторых, что сильнее, автор демонстрирует нам, что и его "не взяли". В-третьих, и вот самый ужас, мы не уверены, что нас самих "возьмут". 

 

Но весь мрак поразительным способом уравновешивается в картине привычностью происходящего; это чистая психология: кто ж не хочет к счастью-то, не ищет его, не думает о нем? А еще путь зрителя сопровождается беспрерывным саунд-треком с песнями Леонида Федорова из того же "АукцЫона"; в них трагические слова и высоко-скоморошьи разбитные музыкальные интонации, отчего картину легко смотреть вплоть до упомянутого уже падения Балабанова в снег. 

 

Точнее, так: для тех, кто с ним не знаком, эпизод останется эпизодом, – трудно сокрушаться при мысли, что счастье не далось "какому-то режиссеру". Тем более не приходится отчаиваться, что на грешную землю повалился и Убийца… 

 

А вот лично знающим Лешу Балабанова становится страшно. Даром, что сознаешь всю искренность, мужество, самоиронию этого человека. 

 

К счастью, он жив. И уже было сказано о новом замысле.