"Отверженные": роскошная нота протеста

Экранизация мюзикла по роману Гюго целиком ушла в стиль

Это адаптированная для экрана версия замечательного мюзикла композитора Клода-Мишеля Шёнберга по своему и Алена Бублиля либретто, в основе которого роман Виктора Гюго с грозным и звонким (именно так) для русского глаза названием Les Misérables. Премьера спектакля состоялась 17 сентября 1980 года в парижском Palais des Sports. Как пишет Википедия, постановка не сходила со сцены 21 год, став самым пожилым мюзиклом на данный момент наблюдения. В честь 25-й годовщины с момента первого показа был даже дан грандиозный концерт в Лондоне. И если сам роман, по данным той же Википедии, экранизировали дюжину раз, начиная с 1910-х годов, причем был и мультсериал, и аниме-сериал (но те, кто видел, не забудут Вальжана – Жана Габена в фильме 1058 года), то мюзикл ставили в 221 городе 38 стран. 

Мне вот довелось, например, встретить его в первой половине 1990-х в Хельсинки. Запомнилось, кроме того, что французский роман пели по-фински (кстати, прекрасно пели), два момента. Первый – декорации такого масштаба, силы и качества машинерии, каких в ту пору у нас не было вовсе; призрак Голливуда витал под колосниками. И второй – все герои были "никакие", оперные, кроме Жавера, олицетворявшего государственную власть/власть закона: тот воплощал собой "синий мундир" царских времен, а голос его был самым сильным.

Теперь англичанин Том Хупер мюзикл экранизировал. Причем специально выбрал таких исполнителей, чтобы пели сами, более того – в момент игры. Это, сразу скажу, чудо. Хью Джекман – Вальжан, Рассел Кроу – Жавер, Энн Хэтэуэй – Фантина, Саша Барон Коэн – и Хелена Бонэм Картер – супруги Тенардье – все звезды, а их вокал снисходительно не назовешь актерским пением. 

Но что еще замечательного в почти трехчасовой грандиозной экранной постановке? Удивительное дело: попытка оценить картину заставляет первым делом мысленно отвернуться от экрана и посмотреть в зал. На публику. 

Она в голове критика немедленно делится на тех, кто читал роман и не читал. На тех, кто читал его в советской школе, и тех, кто теперь. Кто читал в юности и в зрелости. Кто читал тогда и (не) перечитывал теперь. 

 

Подозреваю, что ответы на эти самые банальные вопросы, возникающие при каждой экранизации классики, здесь определяют гораздо более четко отношение к картине, нежели в иных случаях. Предыдущий такой случай – "Анна Каренина" Джо Райта. Сопоставления не избежать не только потому, что оба фильма выросли в Великобритании, из хрестоматийных романов, неанглийских, классических по форме (частное на фоне общественной жизни плюс любовь и смерть), поставлены опытными режиссерами, – но и потому, что обе картины музыкальны и тесно связаны с эстетикой театра. 

Но какая, бог ты мой, разница!

"Анна Каренина" вышла в мировой прокат в начале сентября и собрала там, по данным Википедии, 47 с небольшим миллиона долларов. А "Отверженные" с 5 декабря уже могут похвастаться кассой в 237 миллионов; российский прокат начинается 7 февраля, мне трудно предсказать итог – все же, 158 минут авансом найти непросто ("Каренина" короче всего на полчаса, но "129 минут" психологически кажутся гораздо более приемлемыми). 

Прямая параллель между бюджетом и массовым успехом, которую обычно проводят в таких случаях, меня коробит, но иного не попишешь: на русскую драму продюсеры нашли 31 миллион фунтов стерлингов, на французскую – 61 миллион долларов; мы видим, что сборы "опередили" эту разницу существенно. Разгадка проста: чем большей суммой рискуют кинокомпании, тем более рассчитанной на средний вкус обязан быть фильм, ибо он должен распахнуть как можно больше кошельков. 

Среди прочей публики есть киноакадемики разных стран и другие голосующие за призы и премии – люди насмотренные, как минимум. Тут очень интересный расклад. "Золотой глобус" (присуждает голливудская пресса) за музыку достался Дарио Марианелли за "Каренину" – полагаю, сработала умноженная на неожиданность новизна, такое произведение обыкновенно называют "свежим". БАФТА (премия Британской академии кино и телевизионных искусств) определит своих лауреатов 10 февраля: "Каренина" имеет шесть номинаций, в том числе "лучший британский фильм"; "Отверженные" – девять, в том числе и "лучший фильм", и "лучший британский". 

 

Аналогичный расклад по "Оскару" (церемония 24 февраля). У "Карениной" четыре номинации – музыка, оператор, художник, костюмы. У "Отверженных" восемь: художник, костюмы, грим, звук, песня, главная мужская роль, женская роль второго плана и – лучший фильм. 

Какой смысл во всех этих сопоставлениях? 

Было бы замечательно сказать: "Отверженные" вдвое лучше "Карениной". Если вы хоть немного сопереживали бедной Анне, то здесь обрыдаетесь, глядя на страдания Фантины. Если вам Александр Аркадьевич показался положительным, но суховатым сухарем, то Вальжан-Мадлен – просто воплощение идеала. Если "нехороший" Вронский не похож на себя книжного, то, простите, абсолютный гад Жавер – ну просто статуя, монумент тому фанатическому следованию букве закона, которое превращает его в немилосердный. 

Но математически расчислить, конечно, нельзя. Более того, и это существенно: русские критики в своих оценках "Анны Карениной" раскололись на две части: преобладающего резкого неприятия и радостной поддержки. А увидевшие "Отверженных" на пресс-показе, по доступным мне высказываниям, единодушно остались разочарованы. 

Критики тоже люди и часть народа. Поэтому вернемся к началу рассуждения. Восприятие "Отверженных" очень сильно зависит от опыта зрителя. Вовсе не знакомые с романом увидят роскошную музыкальную мелодраму, с той степенью условности, которую мы ожидаем от оперы (дальнейшее прошу читать без тени иронии): мощные декорации, сильные эмоции, красивые лица, звезды Голливуда в живописных лохмотьях "от Кардена", разнообразные страдания белым стихом под оркестр. 

По сути, "Отверженные" именно опера, и смешно требовать от нее, "как мы любим", смыслового объема романа. Это произведение и мюзиклом-то названо, подозреваю, из маркетинговых соображений. В 1980 году опера не стала еще таким поп-зрелищем, как нынче, мюзикл казался "проще" и "публичнее", заманчивее (легче мог заманить публику) по многим параметрам. Уже либретто многое спрямило и переиначило, Уильям же Николсон, автор сценария нынешнего фильма, а пуще сам режиссер Том Хупер постарались еще ближе подвести свое произведение к канонам массового кинематографа. 

Отсюда художественное решение. Например, самое впечатляющее в фильме – его начало: каторжники, эти рабы с галер, тянут огромный корабль в док на ремонт. Компьютер постарался, замечательно снято, интересно придумано: мачта упала, а на ней – французский флаг, он в грязи; страж государства Жавер не может видеть такого безобразия, велит отверженному рабу поднять флаг… Или история Козетты в детстве – точно универсальная сказка о мачехиной дочке. Или вот зловещая в романе парочка Тенардье – на экране они превращаются в ловких жуликов, даже артистичных, обаятельных, они – копии Кота Базилио и Лисы Алисы. 

Молодые зрители, книгу даже читавшие и не читавшие, полагаю, погружаются в фильм одинаково: экранный бурный поток завораживает, как и в природе: смотреть – не оторваться. Однако думать о чем-то вроде быстротекущей и полной разнообразных водоворотов жизни на этом фильме, как и стоя над реальной рекой, – изрядная пошлость. Это, мне кажется, ощущает человек взрослый – тот, кто хорошо читал роман в юные годы, а потом отсчитал не одно уж десятилетие. Такому зрителю киномюзикл "Отверженные" интеллектуального удовольствия не гарантирует. 

Основной моральный урок фильма: представителю власти, блюдущему закон, совесть надо иметь – выглядит плоско, но, парадоксальнейшим образом, на фоне наших реалий – сразу и актуально,  и мечтательно. Впрочем, и на фоне романа, в котором во всем присутствует/отсутствует Бог, тоже. Мучениями каторжника, перемалываемого государственной машиной, нас поразить трудно; главный эффект книги – божеский поступок священника, простившего грешника, – читателю не внове, что остается? 

Остается (любовная линия столь невыразительна и сладка, что отодвигаю ее для девочек) тема революции и ее сына, Гавроша. Понятно, что упомянутый взрослый читатель романа впервые с ним столкнулся классе в четвертом советской школы. Она из "Отверженных" делала книгу, события которой "разбудили Герцена". Гаврош для моего поколения был абсолютным "пионером-героем"; семиклассница, с которой я нынче смотрела "Отверженных", понятия не имела, кто это такой вообще. 

Не надеюсь, что девочка теперь осилит роман. Взяв его с полки и открыв на сцене самоубийства Жавера, я увидела, что она занимает десять страниц: Гюго толкует о непосильных уму жандарма нравственных и интеллектуальных муках на разные лады несколько раз, а единственная фраза (перевод под редакцией С.И.Рошаль), поразившая нынче мое воображение, – "Филин был вынужден смотреть глазами орла". Не для нынешней молодежи это все, признаем с грустью… 

Но в мюзикле "Отверженные" революционная тема выглядит абсолютно бутафорской – реквизиторски-бутафорской, точнее, поскольку театральность экранизации, если так можно выразиться, равна здесь сама себе, а не стала сногсшибательным восхитительным приемом, как в "Анне Карениной". Том Хупер словно забыл, что только что сделал блестящую картину "Король говорит" (2010) – тонкую, ироничную, соединяющую верхи с плебсом живой связью, а не на живульку вроде совершенно такой, "как в романе", любви. И не говорите мне, что любовь – от Гюго, у Гюго были свои законы, сейчас они, коли не переосмыслены, и порождают те самые голливудские штампы, из которых складываются крупноблочные роскошные постановки. 

Была ли у Хупера возможность маркировать свой фильм нынешним днем? Эстетически – безусловно, однако, как видим, он этим пренебрег. А содержательно? Скажем, хоть чуть-чуть намекнуть на современную Францию, где нация расколота на тех, кто требует равенства без условий, и тех, кто честно трудится и не желает кормить бездельников-социалов? – Вряд ли. Это значило бы политизировать фильм, чего мелодрама выдержать не способна. 

Впрочем, романтик Гюго считал свою книгу адресованной отнюдь не только французам, но народам всего мира. Он писал одному своему заграничному издателю: "Разве нет у вас бедняков? – поглядите вниз. Разве нет у вас паразитов? – поглядите вверх. Не колеблются ли также и перед вашими глазами эти отвратительные весы, обе чаши которых – нищета и паразитизм  – находятся в таком прискорбном равновесии? 

Где ваша армия школьных учителей – единственная армия, признаваемая цивилизацией? Где ваши бесплатные и обязательные для всех школы?.. Превратили ли вы в учебные заведения ваши казармы? Разве не подобны нашим ваш огромный военный бюджет и до смешного жалкий бюджет просвещения?.." 

Может быть, нам не хватает – хотя бы после титров, тем, кто не спешит скорее из зала на воздух – этих строчек, если уж фильм не транслирует горечь по прошедшим полутора векам другими средствами.  Если сине-бело-красный триколор над баррикадами под песню о светлом завтра прикрывает размноженную компьютером до многих тысяч массовку отверженных, а вовсе не поднимает в груди праведную злую дрожь. 

Версия страницы для ПК