«Я живу, чтобы делать женщин незабываемыми». Как дизайнер из кубанской станицы работает со знаменитыми модными домами в Нью-Йорке

Дизайнер Сандро Масманиди — о модных домах Нью-Йорка, своей карьере и трудностях на пути к успеху

Дизайнер Сандро Масманиди уехал из Краснодара в США в 2008 году. В чужой стране ему пришлось начинать с нуля, но Сандро не переставал рисовать эскизы, вышивать и вязать платья.

Сейчас фамилию Масманиди хорошо знают в дизайнерских кругах в Америке. Он провел четыре показа в Нью-Йорке, поработал с Dolce&Gabbana, Oscar de la Renta, Ketroy, Gaetano Navarra и другими знаменитыми дизайнерскими домами. Создавал дизайн тканей для Dolce&Gabbana, Valentino, Roberto Cavalli. Впервые за десять лет Сандро приехал в родной Краснодар. Юга.ру поговорили с дизайнером о его карьере и жизни.

Как ты попал на работу в модный дом Оскара де ла Ренты?

— Я же знал, зачем приехал в Америку. В 2012 году пробил по гуглу два ближайших фешн-хауса, которые мне подходят по стилистике. Один назывался Carolina Herrera, а второй — Oscar de la Renta. Я выбрал тот, который ближе к дому. Набрался наглости и принес два своих лучших платья. Пришел, спросил, ищут ли они дизайнеров, у меня есть что показать. Вышла кореянка Лора, как потом выяснилось, правая рука де ла Ренты. Посмотрела и говорит: «Со следующего понедельника можете выходить». Это была моя первая серьезная работа дизайнером в Нью-Йорке. Я отработал шесть месяцев, набил клиентов и ушел.

А как складывалась карьера дальше?

—  После де ла Ренты было легче. В свое время я бегал по редакциям и модным домам, договаривался о совместных проектах. Сейчас у меня много знакомств, ко мне сами обращаются. Ты просто должен быть на слуху, набивать контакты. Ко мне приходят клиентки и заказывают для себя платья. Мы обсуждаем, как оно будет выглядеть, и я приступаю к работе. На вязаное платье может уйти два месяца. Еще я сотрудничаю с модными домами. Прихожу к уже сформированной команде и разрабатываю коллекцию на будущий сезон, начиная от пуговиц и прочей фурнитуры и заканчивая тем, как будут кроить изделие на фабриках. Бывает, нужно ехать в страну, где находятся фабрики и все отшивают, в Индию, например. А бывает, что все отшивается в цехах в самом Нью-Йорке. Есть такая марка Irfe — это последний из моих заказчиков. Феликс Юсупов открыл этот дом в 1923 году в Париже. Права выкупила одна барышня у внучки Юсупова Ксении и выплачивает ей процент. Дизайн делает шикарный.

Над чем работаешь прямо сейчас?

— После показа в Краснодаре [закрытый показ Масманиди прошел 5 июля 2018 года в «Сити Центре» — прим. Юга.ру] идут заказы — кому-то шью модели с показа, кому-то другие. А в Америке у меня заказ — роспись дома. Дом на холме в три этажа на Беверли-Хиллз. Там лифт полностью из стекла, и когда поднимаешься, видишь расписанные стены. Стены были пустые. Хозяйка выиграла «Грэмми», получила призовые и делает дом. Хочет стены с одной стороны в стиле Леонардо да Винчи, а с другой — классицизм. Я рисую эскиз, а во время росписи включаю Нани Брегвадзе и рисую — пастель, акрил, немного гуаши.

Где ты сам одеваешься? В чем ты сегодня?

— Я сам себе все шью, и сегодня тоже — майку и брюки. Раньше безумно хотелось покупать красивые дорогие вещи разных дизайнеров, но мне это больше не интересно. Я хожу в индивидуальной одежде и не встречу никого в такой же ни на Манхэттене, ни в Краснодаре. Ты покупаешь рубашку Versace за 800 долларов — и в такой же идет какой-то чувак по улице. Ты просто выкинул 800 долларов в мусорку! В «Кристалле» видел McQueen за полмиллиона, юбка с топиком. Кто-то покупает эти вещи, но не может надеть второй раз в тусовке. Но это же тряпка! Я этого не понимаю.

Расскажи о своих показах в Америке.

— Именно моих вещей было всего четыре показа за десять лет, раз в два-три года. Все. Я не гонюсь за количеством показов. То, что я делаю, — вещи индивидуальные, я их шью специально для женщины, которая будет их носить, или что-то придумываю, а потом уже покупают.

Ты не нанимаешь помощников?

— Я принципиально все сам делаю. Мой хлеб — это фриланс-заказы для фешн-хаусов, и полученные деньги я сразу вбухиваю во что-то свое. Много шить не могу, у меня начинается артроз — выскакивает шишка на фаланге пальца. Перехожу на левую руку тогда. Когда и на левой выскакивает, приходится делать остановку дня на два. А не хочется, потому что я кайфую, когда работаю.

Я работаю по принципу Карла Фаберже. Секрет его ювелирных украшений в сочетании разных техник. Но они не просто совмещены, а с правильными пропорциями и деталями. А секрет правильных пропорций и деталей тебе подсказывает жизненный опыт. Я езжу по разным странам, изучаю национальные орнаменты и узоры.

Недавно ездил в Гватемалу — страна третьего мира, которая живет за счет туристов, но там такое делают! Вяжут и вышивают коврики разного размера. Они вяжут узлами и используют нитки какого-то совершенно запредельного цвета, допустим, глубокий фиолетовый с цветом Тиффани, таким зеленым, или цвет лаванды с сепией или охрой. А еще природа — только на жуках и бабочках сколько узоров можно найти и цветов. Ездил в Мексику, Никарагуа, Голландию, на Аляску — там был фестиваль местных народов, они рисуют на холстах просто невероятно. Везде можно найти вдохновение.

Что ты думаешь о нью-йоркской неделе моды? Почему бренды Tommy Hilfiger, Rachel Zoe, Tom Ford, Minkoff, Opening Ceremony отказались в ней участвовать?  

— Цены сумасшедшие. 80 тыс. долларов стоит место на шесть часов — 15 минут показа и 5 часов 45 минут приготовлений: кастинг, потом примерить, накрасить, причесать моделей. А еще неизвестно, как  тебя поставят в программу — в понедельник в 7 утра или во вторник в 11 ночи. Народ начал сходить с ума, потому что организаторы этого всего с Линкольн-центром реально ****** (озверели). Дизайнеры стали просто в рамках фешн-уик делать свои показы в небольших галереях и студиях. Только такие матерые, как Вера Вонг, Зак Позен, Оскар де ла Рента, держат фешн-уик. И то, у них есть какой-то бартер. Молодые дизайнеры со всего мира едут в Нью-Йорк, но они не в состоянии выкинуть по 80 тыс. за то, чтобы тебе пригнали 20 моделей, местечковых стилистов, поставили камеры, привезли закуски и все.

Какие у тебя профессиональные планы?   

— Планы очень простые. В фешн-мире появился Кристиан Диор, за ним следом Джон Гальяно, а я хочу быть третьим. И жизнь живу, чтобы все шло к этому.

В Америке ты лечился от онкологии, какие внутренние изменения в тебе произошли после этого?  

— Шесть месяцев, пока шло лечение, у меня было время обдумать и переоценить многие вещи. Я даже благодарен судьбе, что у меня в жизни случился такой опыт. Я увидел, сколько людей меня ценят и любят. Приносили так много цветов! Я лежал в больнице шесть месяцев, и не было ни одного дня, чтобы кто-то не принес букет. Публика приезжала со всех точек мира — Германия, Аляска, Сеул, Швейцария. Я их не звал, ничего не писал, они сами приходили. Такой итог: смотришь, как ты жил, кем ты был. Я понял, что проживаю жизнь правильно.

Когда я лежал в больнице и у меня был вес 39 кг, это, конечно, печально. А вот 42 — это хорошо. Знаешь почему? Потому что я влез во все свои любимые брюки Armani! Я лежал под капельницей, мать приносила мне любимые брюки, я был самый модный. Там всегда было весело. А когда выписывался, врач меня предупредил, что произойдут перемены с внешностью, из-за которых у многих начинается депрессия. Где я и где депрессия? Но когда через 2,5 года вес дошел до 165 кг, когда трескаются на лице вены, когда из-за опухших пальцев не можешь взять крючок… Мысли шальные лезут в голову. Мне бывает так обидно, когда вижу красивых парней, — я тоже хочу таким быть. А не получается, потому что сижу на гормональных таблетках. Что бы я ни делал, не могу похудеть. Слабый человек начнет бухать, наркоманить, депрессировать, а сильный поймет, что это новый экзамен и жизнь продолжается. Главное, ты должен понимать, для чего живешь.

А ты для чего?

— Как для чего? Чтобы делать женщин незабываемыми. Я люблю делать их красивыми. А работать с ними — ужасно. Когда мне новый контракт дают, я сразу говорю: работаю один сезон, шесть месяцев. Это идеально. Когда уходишь, тебя еще все любят! При этом бывает, что забыл ножницы, приходишь в офис, и ни одна сволочь тебе ножницы не даст. Сидят и смотрят, как ты бегаешь и идешь искать магазин, где их купить. А иногда доходит до такого, что настучат охране, выходишь — а у тебя одного демонстративно при всех проверяют сумку, не стырил ли ты ткань. Ну а как ты думала? Работать в крутых фешн-хаусах — за это нужно расплачиваться.

Понты зашкаливают в таких местах?

— Конечно! Не без этого. Уборщица ведет инстаграм, у нее 10 тыс. подписчиков. То, что она шваброй метет и никто ее не ценит, про это она не пишет, а что заходит в модный дом в лабутенах — это все подписчики видят. 40-я фешн-авеню, поднимается в офис, где Ральф Лорен работает, Донна Каран, Норма Камали, Оскар де ла Рента, — это ж престиж какой. Никто не будет разбираться, что ты там делаешь.

Можно дурацкий вопрос? Почему в Нью-Йорке все стирают в прачечных?

— В каждом доме есть прачечная, все туда ходят. Свои стиральные машинки есть в дорогих домах, а вообще за них нужно выплачивать какой-то налог. В некоторых домах, особенно старых, их запрещено держать — нет ни слива, ничего. А дробить канализационный сток никто не будет. А так спускаешься на первый этаж — и стираешь.

Твоя преподавательница Галина Ким рассказывала в интервью, что ты с детства много рисовал. Когда ты начал интересоваться модой?

— Я рос в станице Новокорсунской. Там быдла много, я спасался в художественной и музыкальной школе, играл на аккордеоне, пел в местном Доме культуре. Одноклассницы уже в девятом классе ходили беременные, пацаны подсели на анашу и алкоголь. Мама меня оберегала как могла, из-за этого я был белой вороной и постоянно получал от сверстников — унижали, били, оскорбляли. Все идут за школу курить анашу, а ты бежишь в музыкальную школу — Баха сдать на аккордеоне, это очень сильно раздражает. Уничтожать, гнобить — самая легкая стратегия, чтобы не выделяться. В 9 классе мама находила у меня в портфеле лезвие, просила потерпеть немного — не было денег, чтобы переехать.

Труды у нас были в девятом классе на первом этаже. А в соседнем крыле на третьем этаже девчонки вышиванием занимались и вязали крючком. Я сижу, смотрю через окно, а одноклассники отвечают на нашем уроке, из чего состоит карбюратор на тракторе. Тут до меня доходит очередь: «Ну что, Сандрик, карбюратор будешь рассказывать?» Я еще не успел рот раскрыть, как «лидеры» в нашем классе: «А ***** (зачем) ему карбюраторы? Он как телка, ему вязать надо и вышивать. Не видите, он в окно пялится?» Я собрал манатки и вышел из класса. Что-то мне кричали, свистели, кидали в спину. Я пришел на третий этаж и сел к девчонкам. Самое интересное, они меня как будто ждали — ни учительница ничего не сказала, ни девчонки. Мне дали пяльца, я начал вышивать. До сих пор сохранилась эта салфетка с жирафом, которую я вышил тогда. Я начитался Гумилева, и мне особенно понравилось стихотворение про жирафа. Я вообще люблю поэзию, но тогда мне мать дала книжку. Авангардный жираф получился, но все равно мне пятерку поставили.

Не знаю, как я закончил там 10 класс. В 11 я пошел уже в Краснодаре и параллельно бегал в лицей при ХПА [Художественно-промышленная академия — Юга.ру].

Когда переехал в Краснодар, стало легче?

— Да, я попал в творческую среду, стало гораздо лучше. Но все равно я выделялся. Учиться на дизайне было престижно и круто, тоже были мажоры местного пошива и палки в колеса. Мать моя раз в полгода носила деньги. И с Art Models что зарабатывал, носил в институт. Я два раза оставался на четвертом курсе. Я говорю преподавателю: «Ну нет денег», а он: «Моя дочь видела тебя по телевизору, значит, есть. Смотри, Сандрик, еще два месяца». В конце концов я ушел из института, так и не доучившись на пятом курсе. Каждый раз, когда ехал в новое место — учиться или строить жизнь, я сталкивался с препятствиями. Если эти препятствия тебя не ломают и не превращают в скотину, все будет нормально. Главное — не озлобиться.

Как ты попал в Art Models? Мы с тобой там познакомились, кажется, в 2003-м.

— Агентство открылось году в 1999-м, а я туда пришел в начале нулевых. Я подрабатывал на Вишняках — таскал тюки с одеждой у вьетнамцев. И то ли Инна Анатольевна, то ли Наталья Анатольевна меня заметила и говорит: «Молодой человек, вам интересно поработать моделью?» Я и говорю: «У вас пацаны все высокие, а у меня рост 175, а еще я не русский». «Я вас буду ждать по такому-то адресу, приходите». Я пришел, начал заниматься. У них много парней было классных, помнишь? Все на две головы выше меня были.

Если честно, я только тебя помню. Когда готовилась к интервью, видела старые фотографии с показов (в «Кристалле», кажется), в которых тоже участвовала, и никого больше не узнала.

— В «Сити Центре», в СБС были показы, передачу Fashion Time еще снимали… Много парней было красивых, классных, но куда-то они все улетучились. У меня единственная отдушина была — Art Models. Мне очень нравилось, мне казалось, что это первый шаг в мир фешн. Пусть даже на местном уровне, но это был глоток кислорода. Всем все равно, откуда ты и кто, просто делай свою работу достойно, приходи вовремя, и у тебя всегда будет лишняя копейка. Они мне всегда помогали. Позже Инна Анатольевна приезжала c мужем в Нью-Йорк, мы с ними виделись. Это было самое начало, когда у меня только первые три вешалки появились в Bergdorf Goodman [легендарный модный магазин в Нью-Йорке — прим. Юга.ру]. Потом уже я начал работать с Oscar de la Renta, ТВ-шоу пошли американские, по CNN начали показывать. В это время они уже начали выезжать в Америку на каникулы. Было шикарное время. Мне грело душу, что люди из Краснодара, которые видели, как я только-только начинал, знают меня с того времени и верят в меня, приезжают, мы встречаемся. Меня это очень трогало.

Ты же впервые за десять лет приехал? Почему сейчас?

— Закончился срок действия российского загранпаспорта. Его нужно делать по месту прописки, а прописан я в Новокорсунке. Должен был 15 июля уже возвращаться, но приходится все отложить. В паспортном столе мне заявили, что нужно пройти военный учет — 30 дней! И еще принести несколько справок из-за того, что у меня два гражданства. В итоге все перенеслось, и я улетаю аж 30 августа. До этого 24‑го будет показ в Сочи, а потом еще 9 ноября — прилечу еще раз. Тема называется «Эволюция и авангард», я вдохновлялся произведениями Михаила Булгакова. Сейчас все в разработке, я собираю подходящие элементы для коллекции.

А как ты получил американское гражданство?

— Изначально я поехал по Work&Travel [популярная программа международного студенческого обмена — Юга.ру]. Виза закончилась, и добрые люди подсказали, что в Вест-Виллидж есть таунхаус ЛГБТ, головной офис, и я могу сделать убежище по гомосексуальной теме. Это бесплатно, мне дали юриста, мы с ним сделали кейс на несколько сот страниц, и уже через полгода я получил гражданство. Параллельно работал на кейтеринге в русском Бруклине, потом свалил оттуда в Гарлем. Черные и американские евреи мне очень помогли. А русскоговорящие из бывшего Союза — озлобленное стадо, от них надо держаться подальше. Живут на пособия и хают эту страну.

Кем работал по Work&Travel? Официантом?

— Я уехал в самый кризис. 23 июля 2008 года. Никогда не забуду, как я попал в Нью-Джерси — а там целый поселок пустых красивых коттеджей. Мы с пацанами таскали оргтехнику оттуда, чтобы продать, — двери открыты, люди просто все побросали и уехали. Набрали кредитов, а потом случился кризис, и они не могли отдать. Просто бросали дома и убегали. Моя первая работа — басбоем [младший служащий в ресторане — Юга.ру] с мексиканцами, носил подносы в задрипанном «Макдаке». Я работал по девять часов за 28 долларов в день. По тому курсу это как наши 300 рублей. Потом работал в мотелях, чистил туалеты. Это самая грязная работа, но зато хорошо оплачивалась. Я надевал рубашку, бейсболку, закатывал рукава и шел убирать.

Как тебя встретил Краснодар спустя десять лет?

— Я прилетел в ночь на 1 июля. Меня замечательно принимают. Предложили провести показ, он был 5 июля, пришли все из моей прошлой жизни. Пригласительных сделали 90, пришли 210 человек.

В Краснодаре очень красиво стало. Город разросся, все чисто и аккуратно. Молодежь стала следить за собой, одеваться стали лучше — прелесть. Я рад. Да и архитектура красивая, здания стали приводить в порядок. Мне очень нравится. Когда я уезжал, было более депрессивно и агрессивно. Дома строятся, есть красивые, на 40 лет Победы возле института культуры такие высотки отстроили в сторону Зиповской — красота, мне понравилось. И Кубанонабережная тоже — я уезжал, когда она только строилась.

Версия страницы для ПК