Вторую неделю информационное пространство России делится на две неравные части: Беслан и все остальное. Первая реакция - шок, оцепенение, невозможность что-то сказать. Это состояние проходит, и сейчас общество начинает выговариваться, бурно выплескивая эмоции: ищут виновных, возмущаются, критикуют, оправдывают и оправдываются, пытаются понять. В числе тех, кого ругают особенно часто и яростно - средства массовой информации и особенно телевидение. Телевизионщикам достается за неправду в эфире: "Врут! Все скрывают от народа!" и за правду тоже: "Не показывайте этот ужас, мы от него сходим с ума!" . Телевидение объявлено чуть ли не пособником террористов, многократно усиливающим эффект от взрыва смертника или захвата заложников. Многие поспешили сделать вывод, что цензура по поводу фактов террора есть универсальное решение проблемы.
Иной раз высказываются и вовсе невообразимые идеи: есть мнение, что стоит запретить показывать теракты на экране - и они прекратятся, поскольку террористы работают исключительно на публику, и при нулевом зрительском рейтинге их шоу на крови должно остановиться само собой. Увы, это не так. Во-первых, терроризм появился задолго до телевидения и от наличия эфира его проявления напрямую не зависят. Во-вторых, при всех "джентльменских соглашениях" о неразглашении информации между СМИ и при наличии административных запретов любая террористическая атака все равно моментально становится главной темой новостей. И дело тут вовсе не в беспринципности телевизионщиков, которые потакают нездоровому интересу публики к чужой крови. И не в испорченности этой самой публики, а в особенностях состояния массового сознания.
Любое насилие над простыми гражданами является событием, автоматически занимающим первое место в иерархии информационных поводов - это закон психологии. Когда это происходит, ни о чем другом люди не могут читать или думать. Каждого из тех, кто подвергся атаке террористов, рядовой гражданин-телезритель всегда ассоциирует с собой. Категорическое требование к власти о спасении заложников любой ценой - это требование человека о собственном спасении: "представь, что на этом месте - ты или твои дети". В такой ситуации телевизионная картинка становится не столько источником информации, сколько индикатором собственного состояния зрителя, выразителем страха или надежды, отчаяния или веры в чудо. Поэтому телевизионные сюжеты о событиях в Беслане выстраивались в иной логике, принципиально отличной от градации в пределах шкалы "правда - ложь", создавалась "иная телевизионная реальность", о которой стоить поговорить отдельно.
Тревожное ожидание, воцарившееся в стране с утра 1 сентября, 3 сентября в начале второго дня взорвалось криком с экрана: "Люди бегут!" . В стрельбе, бестолковщине и очень дальних телевизионных планах можно было разобрать одно: в ситуации с заложниками что-то произошло. Хорошо это или плохо, можно было судить по единственному факту, который не был озвучен с экрана, но отчетливо читался на картинке: часть заложников жива и невредима, значит, школа не взорвана, значит, террористы хотят жить. И это давало шанс выжить всем остальным. Этот шанс завис, как долгая пауза, как многоточие в напряженном течении времени: полчаса, час, полтора. А бой все идет - и никакой информации.
Уникальный, абсолютный ноль информации при непрерывной многочасовой трансляции стремительно меняющихся событий главными телевизионными каналами страны! При этом редкая, просто филигранная слаженность работы всех телевизионных источников - ни единого голоса не в унисон. У всех каналов сюжеты - близнецы и по форме, и по содержанию. На первый взгляд - с грубейшими журналистскими ошибками: ни единого комментария официальных лиц, первое выступление начальника управления ФСБ Северной Осетии Валерия Андреева вышло в эфир только в 17:20. Ни одного вопроса к очевидцам, информационная ценность свидетельств которых в ситуации полной неизвестности просто уникальна. Неужели у всех журналистов одновременно наступило профессиональное затмение, и они не сделали простейших вещей, чтобы получить хотя бы крупицу новой информации? И в то же время ведущие в московских студиях срываются на крик, ежесекундно приникают к мониторам, чтобы прочитать очередное, и, как тут же выясняется, абсолютно неинформативное сообщение какого-нибудь из российских информационных агентств. Шум, суета, невнятица. В сумме - тот же ноль информации, кроме известия, осознанного в первые секунды боя - в школе есть живые, идет бой.
Наверное, рекорд по "полетам в безвоздушном пространстве" поставила одна из съемочных групп НТВ, которая регулярно выходила в эфир на фоне кирпичного забора с информацией о том, что пока ничего неизвестно. Ни о чем. А вот внимательному зрителю за несколько часов якобы прямой трансляции кое-что стало понятно, но не о ситуации в Беслане, а о том, что над созданием телевизионной картинки заботливо трудится чья-то умелая рука. Во-первых, во всех выпусках упорно повторяются одни и те же кадры. Правда, каждый раз в иной последовательности. Не может быть, что в течение нескольких часов боя телевизионной группе не удалось снять ничего, кроме толпы родственников вокруг оцепления и детей, которые бегут через улицу. Где же все остальное? Во-вторых, при съемке в толпе всегда отчетливо слышны разговоры, понятны слова и целые фразы, даже если говорящий не обращается в камеру. В репортажах из Беслана звуковым фоном для картинки был невнятный шум - стрельба, звук сирен, неразборчивые крики. Можно предположить, что записанный на месте "родной" звук был заменен при монтаже на что-то более нейтральное.
Странная закономерность выявилась и в ссылках телеведущих на информационные агентства - там фигурировали только российские источники, и очень ограниченный круг этих самых источников! Между тем радио "Свобода" еще в 14 часов сообщило о более чем 150 погибших заложниках. Можно, конечно, не обращать внимания на вражеский голос, но в распоряжении информационных служб наших телеканалов были ленты новостей авторитетных мировых агентств и крупнейших зарубежных телекомпаний. Не читали, не ссылались. Говорили, что информации больше нет. Самое страшное - нет информации о числе погибших. То есть такого вопроса вопреки всякой человеческой логике вообще никто не задавал. А когда кто-то из журналистов неосмотрительно пытался озвучить услышанные на месте данные, ведущий просто оборвал его, не дав ничего сказать.
Потом, когда штурм кончится и страна переведет дыхание, будет время подумать и найти простейшие ответы на вопросы о бесланской телевизионной "иной реальности". Станет ясно, что в чем-то была оперативная необходимость, а звук и многие кадры, скорее всего, убирали по этическим соображениям - чтобы не транслировать на всю страну те ужасы, о которых на следующий день написали все газеты. Потому что эфирный ужас гораздо страшнее газетного. И о смерти заложников заговорили не сразу - наверное, потому, что с потерями легче примириться потом, когда все кончилось.
Если кто-то закрывает рукой объектив телевизионной камеры, сразу становится ясно - здесь ограничивается наше право на получение информации. В Беслане российские камеры зафиксировали единственный случай, когда спасатель рукой в окровавленной резиновой перчатке пытался заслонить объектив. Но не этот жутковатый кадр мог бы стать символом новой российской телевизионной цензуры. О ней не надо спорить, ее не надо бояться или не бояться, вводить или не вводить. Цензура уже есть, и она очень эффективно трудится в российском эфире. Лучшее доказательство этому - дружный хор телевизионных ведущих, словно бы управляемый единым дирижером.
Даже в критической ситуации штурма, крови, смерти и ужаса рука редактора не дрогнула, не пропустив в псевдопрямой эфир ни единой недозволенной строчки, ни единого непроверенного кадра. А говорят, в стране беспорядок! Дай бог, чтобы так же слаженно и результативно действовали и остальные структуры, отвечающие за общественную безопасность. Потому что каждый террористический акт - это все же реальные судьбы людей, а не только телевизионная картинка.
Фото: Yтро.ru
Иной раз высказываются и вовсе невообразимые идеи: есть мнение, что стоит запретить показывать теракты на экране - и они прекратятся, поскольку террористы работают исключительно на публику, и при нулевом зрительском рейтинге их шоу на крови должно остановиться само собой. Увы, это не так. Во-первых, терроризм появился задолго до телевидения и от наличия эфира его проявления напрямую не зависят. Во-вторых, при всех "джентльменских соглашениях" о неразглашении информации между СМИ и при наличии административных запретов любая террористическая атака все равно моментально становится главной темой новостей. И дело тут вовсе не в беспринципности телевизионщиков, которые потакают нездоровому интересу публики к чужой крови. И не в испорченности этой самой публики, а в особенностях состояния массового сознания.
Любое насилие над простыми гражданами является событием, автоматически занимающим первое место в иерархии информационных поводов - это закон психологии. Когда это происходит, ни о чем другом люди не могут читать или думать. Каждого из тех, кто подвергся атаке террористов, рядовой гражданин-телезритель всегда ассоциирует с собой. Категорическое требование к власти о спасении заложников любой ценой - это требование человека о собственном спасении: "представь, что на этом месте - ты или твои дети". В такой ситуации телевизионная картинка становится не столько источником информации, сколько индикатором собственного состояния зрителя, выразителем страха или надежды, отчаяния или веры в чудо. Поэтому телевизионные сюжеты о событиях в Беслане выстраивались в иной логике, принципиально отличной от градации в пределах шкалы "правда - ложь", создавалась "иная телевизионная реальность", о которой стоить поговорить отдельно.
Тревожное ожидание, воцарившееся в стране с утра 1 сентября, 3 сентября в начале второго дня взорвалось криком с экрана: "Люди бегут!" . В стрельбе, бестолковщине и очень дальних телевизионных планах можно было разобрать одно: в ситуации с заложниками что-то произошло. Хорошо это или плохо, можно было судить по единственному факту, который не был озвучен с экрана, но отчетливо читался на картинке: часть заложников жива и невредима, значит, школа не взорвана, значит, террористы хотят жить. И это давало шанс выжить всем остальным. Этот шанс завис, как долгая пауза, как многоточие в напряженном течении времени: полчаса, час, полтора. А бой все идет - и никакой информации.
Уникальный, абсолютный ноль информации при непрерывной многочасовой трансляции стремительно меняющихся событий главными телевизионными каналами страны! При этом редкая, просто филигранная слаженность работы всех телевизионных источников - ни единого голоса не в унисон. У всех каналов сюжеты - близнецы и по форме, и по содержанию. На первый взгляд - с грубейшими журналистскими ошибками: ни единого комментария официальных лиц, первое выступление начальника управления ФСБ Северной Осетии Валерия Андреева вышло в эфир только в 17:20. Ни одного вопроса к очевидцам, информационная ценность свидетельств которых в ситуации полной неизвестности просто уникальна. Неужели у всех журналистов одновременно наступило профессиональное затмение, и они не сделали простейших вещей, чтобы получить хотя бы крупицу новой информации? И в то же время ведущие в московских студиях срываются на крик, ежесекундно приникают к мониторам, чтобы прочитать очередное, и, как тут же выясняется, абсолютно неинформативное сообщение какого-нибудь из российских информационных агентств. Шум, суета, невнятица. В сумме - тот же ноль информации, кроме известия, осознанного в первые секунды боя - в школе есть живые, идет бой.
Наверное, рекорд по "полетам в безвоздушном пространстве" поставила одна из съемочных групп НТВ, которая регулярно выходила в эфир на фоне кирпичного забора с информацией о том, что пока ничего неизвестно. Ни о чем. А вот внимательному зрителю за несколько часов якобы прямой трансляции кое-что стало понятно, но не о ситуации в Беслане, а о том, что над созданием телевизионной картинки заботливо трудится чья-то умелая рука. Во-первых, во всех выпусках упорно повторяются одни и те же кадры. Правда, каждый раз в иной последовательности. Не может быть, что в течение нескольких часов боя телевизионной группе не удалось снять ничего, кроме толпы родственников вокруг оцепления и детей, которые бегут через улицу. Где же все остальное? Во-вторых, при съемке в толпе всегда отчетливо слышны разговоры, понятны слова и целые фразы, даже если говорящий не обращается в камеру. В репортажах из Беслана звуковым фоном для картинки был невнятный шум - стрельба, звук сирен, неразборчивые крики. Можно предположить, что записанный на месте "родной" звук был заменен при монтаже на что-то более нейтральное.
Странная закономерность выявилась и в ссылках телеведущих на информационные агентства - там фигурировали только российские источники, и очень ограниченный круг этих самых источников! Между тем радио "Свобода" еще в 14 часов сообщило о более чем 150 погибших заложниках. Можно, конечно, не обращать внимания на вражеский голос, но в распоряжении информационных служб наших телеканалов были ленты новостей авторитетных мировых агентств и крупнейших зарубежных телекомпаний. Не читали, не ссылались. Говорили, что информации больше нет. Самое страшное - нет информации о числе погибших. То есть такого вопроса вопреки всякой человеческой логике вообще никто не задавал. А когда кто-то из журналистов неосмотрительно пытался озвучить услышанные на месте данные, ведущий просто оборвал его, не дав ничего сказать.
Потом, когда штурм кончится и страна переведет дыхание, будет время подумать и найти простейшие ответы на вопросы о бесланской телевизионной "иной реальности". Станет ясно, что в чем-то была оперативная необходимость, а звук и многие кадры, скорее всего, убирали по этическим соображениям - чтобы не транслировать на всю страну те ужасы, о которых на следующий день написали все газеты. Потому что эфирный ужас гораздо страшнее газетного. И о смерти заложников заговорили не сразу - наверное, потому, что с потерями легче примириться потом, когда все кончилось.
Если кто-то закрывает рукой объектив телевизионной камеры, сразу становится ясно - здесь ограничивается наше право на получение информации. В Беслане российские камеры зафиксировали единственный случай, когда спасатель рукой в окровавленной резиновой перчатке пытался заслонить объектив. Но не этот жутковатый кадр мог бы стать символом новой российской телевизионной цензуры. О ней не надо спорить, ее не надо бояться или не бояться, вводить или не вводить. Цензура уже есть, и она очень эффективно трудится в российском эфире. Лучшее доказательство этому - дружный хор телевизионных ведущих, словно бы управляемый единым дирижером.
Даже в критической ситуации штурма, крови, смерти и ужаса рука редактора не дрогнула, не пропустив в псевдопрямой эфир ни единой недозволенной строчки, ни единого непроверенного кадра. А говорят, в стране беспорядок! Дай бог, чтобы так же слаженно и результативно действовали и остальные структуры, отвечающие за общественную безопасность. Потому что каждый террористический акт - это все же реальные судьбы людей, а не только телевизионная картинка.
Фото: Yтро.ru
