«Не знаю, почему они такими выросли». Интервью с Андреем Лошаком о героях его фильма «Возраст несогласия»

В середине марта на канале «Дождь» вышел пятисерийный фильм Андрея Лошака «Возраст несогласия». Его герои — молодые люди из региональных штабов Алексея Навального, сталкивающиеся с реальностью российской политики.

После прошлогодней антикоррупционной акции 26 марта, посвященной фильму «Он вам не Димон», именно о молодежи и школьниках стали говорить как о движущей силе российского политического протеста. Отправившись в несколько регионов России, Лошак задокументировал самый важный политический сюжет прошлого года — неравную борьбу воспитанного YouTube’ом поколения Z с российскими властями. 

Денис Куренов поговорил с автором «Возраста несогласия» о новой недовольной молодежи, политизирующейся в интернете, шапито российской власти, краснодарских титушках и искусственности «народного гнева» в адрес Алексея Навального.

В конце нулевых и начале десятых годов вы не раз высказывались о конформизме тогдашней молодежи. «Возраст несогласия» вы решили снять из-за того, что наконец-то увидели другую молодежь?

— Да, наверное, так, это один из побудительных мотивов. Я наконец-то увидел молодых людей, которые готовы протестовать, у которых существующая действительность вызывает желание не приспособиться, а как-то изменить ее. И мне кажется, что это совершенно естественно для молодого неиспорченного человека, не погрязшего в конформизме и цинизме.

Собственно, вот этот бунт молодых во многом и является источником, двигателем прогресса, его руками. Поэтому мне всегда было очень грустно видеть, насколько в России молодежь пассивна, инфантильна и аполитична. Я помню, как появились все эти сурковские прокремлевские движения типа «Наших». Я был в полном шоке, что это все возможно, что это может работать. Что молодежь настолько инертна, что готова участвовать в этом. Что, оказывается, возможно вернуть и заново построить Советский Союз.

Даже в моей позднесоветской юности такое уже не было возможно. Нас нельзя было заставить ходить на митинги, хотя мы ведь и все эти пионерские организации проходили. А вот эти все «нашисты» — они даже не росли при Советском Союзе. В общем, я надолго потерял интерес к тому, что происходит в этой возрастной среде.

Но сейчас что-то изменилось.

— Да, и я считаю, что уже хотя бы в этом проявляется величие Навального. Если даже сейчас он не придумает ничего интересного, или если его убьют или закроют — что угодно ведь может произойти, — то он все равно уже останется в истории. Как человек, который сумел каким-то образом пробудить интерес к политике у молодежи, у поколения Z, тех, кто родился во второй половине девяностых и позже. Навальный сумел организовать, смог повести… Даже не повести, а предложить пойти за ним. Ведь все они крайне сознательные ребята, это не «Росмолодежь с оппозиционным месседжем», нет, это совершенно сознательный протест индивидуумов, индивидуальностей, которые понимают, что Навальный представляет их голос, их интересы.

Как удалось достучаться до молодежи, в чем тут главный секрет? Грамотная работа в интернете, канал на YouTube?

— Моя версия, что это YouTube. К тому же Навальный как общественный деятель вырос именно в интернете, он сам является частью всего этого пространства. Он знает, как правильно подавать информацию, где пошутить, где мемчик вставить или соорудить — он очень хорошо в этом ориентируется. И, конечно, запуск канала на YouTube, выкладывание туда нескольких бомбических роликов (сначала про Чайку, потом про Медведева), да и вообще разговор с  этой аудиторией о политике, разговор на доступном языке — на это уже был запрос, его там уже ждали. И Навальный первый начал говорить с этой аудиторией. Были какие-то политизированные блогеры, да, но политика такого масштаба не было. К счастью, молодежь все эти годы по-настоящему не окучивали.

Но был, например, Максим Тесак Марцинкевич, который как раз с этой аудиторией тоже работал. И один из героев вашего фильма состоял в его организации «Реструкт».

— Тесак, кстати, круто окучивал, да. В итоге в моем фильме остался один герой, увлекавшийся Марцинкевичем, но на самом деле их было несколько. Из этого я сам сделал вывод, что нынешние двадцатилетние — они действительно прошли через этот адок.

Хорошо, на самом деле, что его посадили, потому что он стопроцентный экстремист. Он самоутверждался за счет насилия и унижения других людей, какими бы они ни были. Я считаю, что это абсолютно противозаконно — то, что он делал. Это надо было останавливать в любом случае, даже при всей моей антипатии к педофилам. Пропаганда насилия и прямого насильственного действия недопустима в цивилизованном государстве.

Но бог с ним, с этим Марцинкевичем. Я имел в виду, что государство не окучивало молодежь в интернете. В 2012 году после всех этих протестов Сурков был разжалован, Якеменко исчез, отсутствовала внятная работа с молодежью. К счастью. Если бы они продолжили отравлять своими ядами молодое поколение и зашли в интернет чуть раньше Навального, то… Хотя в интернет-то они давно пришли, но молодежью целенаправленно просто не занимались. Были же и «фабрики троллей» тогда, и прокремлевские блогеры. Но в целом вся эта культура расцвела пышным цветом сама собой, и это упущение. Которое, к счастью, позволило чему-то нормально развиться. Власти держали под контролем основные высоты — телек, печатные издания, а вот это как-то упустили. Мне так кажется, по крайней мере, уж не знаю, как все на самом деле там было.

А какая у этой молодежи, у ваших героев, политическая платформа, какая идеология? Фильм создает впечатление, что это не та молодежь, к которой вы взывали в своих статьях начала нулевых. В них не чувствуется панка, нет духа мая 68-го, зато есть какие-то простые и понятные слова про прогресс, силы добра и гордость тем, что они учились на пятерки, а не на тройки.

— Да, вы, наверное, правы. Если я там что-то такое писал когда-то, то, скорее всего, это было пропитано духом левизны и социального протеста. Здесь же совсем другое. Я пока сам до конца для себя не сформулировал все это, но это совсем другого рода молодые люди. Они на удивление, скажу так, нормальные ребята. Они просто адекватные и трезвомыслящие. И уже это создает невероятный контраст с тем, что происходит во власти, с этим паноптикумом, с этим адским кровавым шапито, в которое превратились все государственные структуры. Все, что связано с властью, — это какой-то адский цирк, где все шиворот-навыворот. А они, эти новые недовольные, просто смотрят на все это и удивляются. Знаете, как иностранцы, которые приезжают в Россию и видят, как гаишник берет взятку. Для них это все удивительно.

Не знаю, почему они такими выросли. Наверное, за счет того, что они одной ногой взрослели в интернете и живут там. Интернет ведь глобален, у него нет границ, они видят, как живут люди в других странах, общаются. И наверное, прививка этих ценностей — общемировых, или правильнее сказать западно-христианских, — она как-то сработала. Они выросли, в общем, европейцами. И эта всевозможная российская дичь — от коррупции до самодержавия, — все это кажется им неправильным, тем, с чем надо бороться.

Но у них, кстати, нет желания что-то разрушить, это не протест ради протеста. Такое вообще не свойственно современной молодежи. Все ведь констатируют смерть субкультур и т.д. Так что вот этого панковского, анархического бунта в них нет. Есть просто желание, чтобы работали государственные и общественные институты, чтобы их жизнь была нормальной, чтобы они могли прогнозировать свое будущее, чтобы это будущее в принципе было в этой стране. Эти ребята — они про будущее. Причем не про какое-то далекое будущее, не про недостижимые идеалы вроде коммунизма, анархизма или, допустим, победы белой расы — они про то, чтобы нормально здесь жить и сейчас. И видя все это трэш-шапито, в которое превратилось российское государство, они приходят в изумление и ужас. И требуют, чтобы здесь что-то работало.

А эта молодежь не переметнется потом на сторону Путина так же, как до этого перешла от Марцинкевича к Навальному, которого Марцинкевич ненавидел и в своих роликах постоянно об этом говорил?

— Ну слушайте, по поводу того моего героя. Человек рассказывал про один год из своей 19-летней жизни, причем это было четыре или пять лет назад. Он активно искал себя. Парень из Щекино, из Тульской области, жизнь ему вообще не много альтернатив предлагает. Но он сам отмел Марцинкевича, потому что тот ему стал неприятен. Затем сам отмел Свидетелей Иеговы, потому что хотел здесь и сейчас жить, а не потом. И пришел к Навальному. Ну нормальный путь, мне кажется. Вполне такой пацанский.

Понятно, что Навальный, может, и не последняя его остановка. Но тут главное вот в чем: они, эти ребята, с этими ценностями выросли. Повторяю, я не знаю, откуда они у них, для меня это самая большая загадка. Но они уже с этим ценностным багажом стали поддерживать Навального. Не Навальный им эти ценности привил.

Так что такой безответственности, такого вот чудовищного запредельного инфантилизма, который был у ликующей нашистской гопоты, которая не знала, что написано на плакатах, с которыми стояла, — такого у этих ребят уже не будет. Это сознательные чуваки, которые знают, что делают.

Вы снимали фильм в нескольких российских городах, в том числе и в Краснодаре. И в своем фейсбуке вы написали, что у нас здесь был самый большой беспредел. Расскажите подробнее об этом. И почему вы вообще в Краснодар приехали?

— Я приехал в Краснодар 7 октября — на очередную акцию, которую штаб Навального, как всегда эффектно, решил провести в день рождения Путина. В Краснодаре мне надо было снять этих бабок из «отрядов Путина». Я понимал, что они мне будут нужны для фильма, и когда появилась эта дата, 7 октября, то я решил совместить — приехать в Краснодар на съемки и «Отрядов Путина», и митинга.

Я знал, что Краснодар славится насилием против оппозиции, оппозиционеров, какими-то такими вещами. К сожалению, такая слава закрепилась за вашим городом. Так что напряжение было с самого начала, и нигде такого напряжения больше я не ощущал. В Москве, конечно, 12 июня тоже было стремно, «Космонавты» во всеоружии и т.д., но было все же более понятно, чего бояться. А тут, в Краснодаре, было непонятно, чего ждать.

Сначала мы собрались на площади перед городской администрацией. Был немного фантасмагорический митинг — рядом мирная путинская жизнь, дети, спорт, какие‑то там самодеятельные коллективы, которые поют «Широка страна моя родная». И в паре шагов от этого — «Путин вор», «Свободу Навальному».

Самое интересное началось, когда все ручейком пошли в сторону краевой администрации. Только вышли на Красную, и я сразу увидел, как группируются стремные персонажи какие-то — молодые люди в спортивных костюмах и масках. Титушки, в общем. Я после майдана о таких не слышал. В Москве я вот, если честно, не припомню такого. Последний раз подобные персонажи попадались во времена Химкинского леса — это год 2010-й. Как говорили тогда, это были какие-то нацики, футбольные хулиганы.

Это было, конечно, фантасмагорическое зрелище, когда чуваки в спортивных костюмах, капюшонах и масках стояли за спинами ментов. Ментам говорят, что за ними люди в масках, а они такие типа не видят — «вам показалось». Это очень страшно было. Понимаешь, что ты вообще не защищен, и понимаешь, что это один чудовищный спрут — менты и титушки-бандиты. И эти парни в масках здесь именно для того, чтобы совершать противозаконные вещи, которые себе не могут позволить менты, — избиение там, насилие. Т.е. это уже вообще днище. Прибегать к подобного рода мерам воздействия, совершенно бандитским… Какая-то полная деградация власти.

У меня выбили телефон практически сразу, когда я начал снимать. И я не знаю, чем бы это кончилось, если бы меня в самом начале всей этой движухи не задержали местные эшники, когда я снимал задержание нашей героини. Они были в гражданке, окружили нас в темном месте, упаковали в воронок и отвезли в местное ОВД.

Да, я помню новости о вашем задержании. Появился твит «Открытой России», затем его удалили.

— Я не хотел шума из этого создавать, привлекать внимание к своему проекту. Хотелось без особых скандалов все доснять, чтобы мне не перекрыли кислород потом. Но у меня с собой были флешки с записями этих титушек. Я их специально причем забрал у оператора, потому что боялся, что его задержат. А задержали вот меня.

И я, конечно, боялся потерять все эти записи. Поэтому стал активничать. Поднял на ноги Москву, «Дождь», стал угрожать неприятностями. Кричал все время: «Вам нужны эти неприятности, об этом же в федеральных медиа будут писать?» Везде в регионах, где мы снимали, это заклинание работало, кстати. И меня сразу отпустили после того, как привезли в отделение.

Вы говорили о состоянии напряжения во время краснодарского митинга. А чувствовали ли вы вообще какое-то напряжение во время съемок сериала? Давление со стороны общества, антинавальнистские настроения… Есть ли вообще такое в России?

— C этим, кстати, был связан еще один побудительный мотив для меня. Это момент, который всегда присутствует в подобных моих проектах, — просто поездить по России и, так сказать, замерить температуру. Это нужно мне самому, потому что, живя в Москве, ты не всегда понимаешь, что вообще в России происходит.

Каких-то ярых путинистов, т.н. ядерный электорат, я вообще почти не встречал. Просто путинисты, конечно, были. И они не то чтобы за Путина даже, они за статус‑кво, за нынешнее положение вещей. «Лишь бы не было хуже». Это то, чего боится большая часть населения, и они готовы терпеть всю эту ситуацию. Которая на самом деле ухудшается, но постепенно. Но им кажется, что какие-то перемены приведут тут же к девяностым, к коллапсу, и вот этот страх перемен, он очень чувствуется.

Но Путин... Никакого культа Путина в России на самом деле нет. Большая часть прекрасно понимает, что он вор, что он посадил своих людей везде. Но вот власть держит крепко, и это вызывает у людей уважение. В целом же перед его фигурой никакого такого суперпочтения нет. Несмотря на все усилия центральных каналов, всей пропаганды, которая ***ачит только это из всех говнометов. Ведь единственная ее цель — утверждение режима единоличной власти, сакрализация фигуры Путина. Но тем не менее никакой сакрализации не происходит. Люди на Путина смотрят крайне цинично. «Вот платят пенсию — уже хорошо, пусть и копеечную. При Ельцине вообще не платили». Или, там, кредиты можно взять. Хотя с каждым годом все труднее и труднее.

И, соответственно, никакого народного гнева по отношению к Навальному я не увидел. Я со многими разговаривал о нем. Родители большинства моих героев его вообще поддерживают. А это не какая-то там рафинированная интеллигенция, мажоры, бизнесмены — нет, это самые обычные семьи. И никакой поддержки власти я среди этих людей не почувствовал.

И еще по поводу всего этого якобы народного гнева. Помните, на Навального с начала президентской кампании были постоянные нападения? Яйца, зеленка, какие-то казаки бешеные прыгали и т.д. И вдруг, после того как ему реально повредили сетчатку глаза, все прекратилось — полный штиль. Перестарались. И удивительным образом эти нападения прекратились вообще, что с головой выдавало их совершенно искусственное происхождение — в каких-то кабинетах, то ли местных администраций, то ли администрации президента. «Народный гнев» исчез.

Выборы прошли, штабы Навального во многих городах закрываются. Какое сейчас настроение у ваших героев? Вы общаетесь с ними?

— Сейчас бодрость уходит, конечно. Вот в Туле, в Липецке, где мы снимали, сейчас закрываются штабы, ребята пишут мне грустные сообщения. Они, конечно, все понимали и были готовы, но когда это происходит, грустно становится, конечно. Мысли об эмиграции возникают у многих.

Но тут важно, что мне многие пишут — этот прошедший год был лучшим в их жизни. Ведь они занимались крайне осмысленным делом. Не пинали балду, не делали карьеру белых воротничков, да и просто по-студенчески не протусили это время. Как многие из них говорят, они спасали Россию. Не спасли, но хотя бы попробовали. Ну и здорово. Зато действительно для многих из них это было лучшее время. Может, даже лучшее время в их жизни.