«Чтобы принять душ, надо написать заявление». Координатор штаба Навального в Краснодаре после 10 дней в спецприемнике рассказала о быте арестанта

Координатор штаба Навального в Краснодаре Анастасия Панченко описала журналисту портала Юга.ру, чем кормят арестантов, в каких камерах они живут и можно ли им пользоваться телефонами.

После взятия под стражу оппозиционера Алексея Навального и публикации расследования о «дворце Путина» по всей России прошли акции протеста в поддержку Навального. Митинг 23 января состоялся и в Краснодаре, но за два дня до него, 21 января, задержали координатора местного штаба Анастасию Панченко. Ее обвинили в организации несогласованной акции и арестовали на 10 суток.

Задержания, преследования и репрессии продолжались в январе по всей стране. Так, на следующем митинге, 31 января, в России задержали не менее 5,7 тыс. человек. А 2 февраля, несмотря на то что ранее Европейский суд по правам человека признал приговор российского суда Навальному по делу «Ив Роше» необоснованным, суд в Москве заменил ему условный срок на реальный и приговорил к 2 годам и 8 месяцам тюрьмы. 

31 января руководитель краснодарского штаба Навального Анастасия Панченко вышла из спецприемника в Усть-Лабинске. Журналист Юга.ру узнала, как проходил арест Панченко.

Меня пытались вывести на признание в организации митинга

Я была готова к тому, что меня могут задержать. Мы с моим парнем Сашей специально поехали в отель, потому что я не хотела, чтобы мою дверь пилили, а открыть ее добровольно тоже было бы странно. Не знаю, как меня нашли в итоге. Саша ездил кормить кошек, возможно, они проследили через него, плюс все отели передают в МВД сканы паспортов того, кто заселяется. Но моего паспорта там не было, мы заселились по паспорту Саши. Вышло, что, как только он снова уехал кормить кошек, пришли полицейские. То есть, я думаю, они ждали, чтобы я была одна и не было свидетелей, чтобы никто не снимал на камеру.

Ко мне никто не постучался, сотрудница отеля просто открыла дверь в номер, следом за ней вошли полицейские: «Анастасия, проедем». У меня не было куртки с собой, ее должен был привезти Саша. Я попросила подождать его, но они отказались. Тогда я решила хотя бы надеть на легинсы джинсы и попросила их отвернуться. Но они отказались и велели одеваться при них. В общем, надела джинсы и поехала.

В машине они запретили мне пользоваться телефоном, полицейский на меня орал: «Убери телефон, иначе сейчас заберу». То есть я не могла даже нормально написать своему адвокату Михаилу Беньяшу. Меня завезли в УВД на Октябрьской на четвертый этаж, в «пыточную».

Там велели писать объяснительную, а я сослалась на 51-ю статью (статья Конституции РФ о праве не свидетельствовать против себя — Юга.ру) и сказала, что не буду говорить без адвоката. Меня пытались вывести на признание [в организации митинга]. Пришел начальник, начал на меня бузить, а я просто сидела и молчала, игнорировала их. Приехал Беньяш, составили протокол о задержании. Причем задержали меня в семь вечера, а они написали в протоколе, что в 21:00 — не знаю почему, видимо, чтобы позже вышла.

На ночь перед судом меня закрыли в обезьяннике (изоляторе временного содержания — Юга.ру). Там не на чем спать, это бетонная коробка без туалета с деревянными лавками. Чтобы сходить в туалет, надо стучаться. Кран можно открыть, но вся вода течет на пол, потому что нет раковины. Меня заставили снять крестик, который я не снимала с восьми месяцев, кольцо, забрали телефон. С собой в обезьянник можно взять воду и булочку, одеяло с подушкой, в случае если всё это тебе привезли. Но у меня всё было, Саша привез вещи, зубную пасту, щетку и белье.

Полицейские шутили, что Соню поселят к мужикам, чтобы улучшать демографию

На следующий день меня и других задержанных разбудили, и мы поехали в суд. Но из-за того, что у Беньяша начались обыски, приехал другой адвокат, Александр Валявский. Он заявил кучу ходатайств — например, о том, что надо вызвать прокурора. Ведь получается, что адвокат состязается с судьей, а не с прокурором — нет обвинительной стороны. Вообще, так не должно быть, суд же нейтрален, но это обычная практика при административках в России. Я не признала свою вину, а еще мы настаивали на том, чтобы заседание перенесли, так как протокол был плохо составлен. Переносить не стали, в вызове прокурора отказали, и в итоге меня арестовали на десять суток.

После суда меня повезли в спецприемник на Садовую. Там высадили мужчину с просроченными правами, а на меня места не хватило. Полицейские, с которыми я ехала, нормально ко мне относились, мне повезло. Я попросила их купить влажные салфетки, а они за свой счет купили сладости: сникерс, воду, кока-колу, бананы. Один из полицейских постоянно заходил в YouTube, чтобы узнать количество просмотров у «дворца Путина». И еще сказал: «Через 2,5 года у меня закончится тут служба, пойду к вам работать». Когда я узнала, что меня повезут в Усть-Лабинск, я расплакалась, потому что подумала, что ко мне туда никто не приедет. А они меня даже успокаивали.

А вот когда Соню Пилюкову (замкоординатора штаба Навального в Краснодаре — Юга.ру) и Женю Тарабрина (активист) везли в спецприемник, полицейские ужасно себя вели: они шутили о том, что Соню поселят к мужикам, чтобы улучшать демографию. А после того как Женя отказался от досмотра в газели — ведь для досмотра есть специальная комната, — сотрудник полиции схватил его за лицо и откинул в конец автобуса. Женя повредил колено.

Туалет в камере закрывается не до конца, чтобы был постоянный обзор

В спецприемнике меня осмотрели, а потом провели в женскую камеру. Это комната на 15 кв. метров, и там одно окно с решеткой. В комнате чисто, разве что были муравьи. Внутри стоят три двухъярусные металлические кровати, умывальник, но только с холодной водой, хотя должна быть и горячая. Туалет тоже есть в комнате, но он закрывается не до конца, чтобы был постоянный обзор. Посередине комнаты — стол и лавочка, чтобы пить и есть. Из помещения есть дверь, но никаких решеток, как в тюрьме — это просто дверь, ее закрывают снаружи, и с той же стороны есть глазок, чтобы за нами могли наблюдать.

В камере была всего одна женщина. Она не выплатила своим детям алименты, и ее посадили на десять суток. Казалось бы, зачем вы человеку даете столько суток, лучше отпустите ее, чтобы она заработала за это время. И да, у нее зарплата всего 10 тысяч.

Спецприемник небольшой, женская камера там всего одна, остальные заполнены мужчинами. Нам разрешали курить внутри, но по закону, если человек не курит, его должны перевести в помещение для некурящих. Как у нас поступили бы в таком случае, даже не знаю. С мужчинами во время ареста никак не пересекаешься. Забрать обед и выйти на улицу одновременно можно только людям из одной камеры, то есть тебя выпустили, затем запустили и после этого повторяют то же самое со следующей камерой. Вместе с нами в этом же спецприемнике сидели и Беньяш с Тарабриным. Мы им махали в окно, когда они гуляли в вольере, но нас не было видно.

В комнате всю ночь горит фонарь и адски ярко светит

Подъем в 6:00. Даже если не хочешь, все равно надо встать, чтобы помыть полы в помещении — ты обязан это делать, это прописано в правилах спецприемника. Легче всего распределить дни и мыть поочередно. Потом приходит проверка: тебя ощупывают, заглядывают в ящики и проверяют, чтобы ничего запрещенного не было. Завтрак в 8:00. Потом прогулка, она позволена один раз в день на час. Гуляешь в вольере для собак — это территория, огороженная сеткой, площадью метров 25. Выводят нас комнатами и закрывают на металлическую дверь. Вольер настолько маленький, что я наматывала кругов 200 за час.

Но ты по-любому туда выйдешь. Свежего воздуха в комнате нет — есть только вытяжка. Когда просишь открыть окно, полицейские часто забывают это сделать. На свежий воздух, так или иначе, захочется.

После прогулки наступает обед. Ложимся в 22:00, в это время отключают основной свет. Но в комнате всю ночь горит фонарь, он адски ярко светит, зато при нем можно читать.

Я старалась ночью побольше читать и не спать, чтобы следующий день отсыпаться и проводить его как можно быстрее. Потому что ночью ты не замечаешь времени, а днем оно тянется и тянется. Часов ведь нет, даже не понимаешь, сколько сейчас, день еще или уже вечер.

В комнате стоят камеры с аудиозаписью. То есть за тобой следят, как в «Доме-2».

Раза два нам приносили гречку — и я радовалась

Каждую комнату выпускают на общую кухню. Там забираешь свою тарелку и идешь с ней обратно в камеру. Кормят три раза в день, но ужасно. Чаще всего давали кашу, я называла ее собачьей. Она выглядела ужасно, такая серо-коричневая. Ее давали на утро, даже без подливы, затем еще раз в течение дня. И вольеры у нас собачьи, и каша такая же, понимаешь, живешь как собака.

Бывало еще пюре — кажется, заварное из пакетиков — с котлетами. Я мясо не ем, но, по словам других, котлеты там были ужасные. Раза два нам приносили гречку — и я в эти моменты радовалась. И обязательно всегда кладут хлеб, огромные куски, с полбатона. Я говорю им: для чего такие куски, мы столько хлеба выкинули, а ведь это святое — мне было очень обидно. На обед дают борщ или суп. Те, кто ел, говорили, что борщ нормальный. На ужин давали снова ту кашу с рыбой, которую я тоже не ем. Овощей или фруктов ни разу не было.

Зато постоянно приносят кипяток, просто без конца и каждый час, даже если не просишь. Можно перепить чаю и кофе.

В душ можно ходить только один раз в семь дней, так что это даже хорошо, что приносят кипяток, можно хотя бы над унитазом помыться. Ужасно и неудобно, зато можно даже ведро горячей воды попросить. Но проблема в том, что, даже если можно было бы мыться чаще, все равно не вышло бы — канализации нет, а под душем маленькая выгребная яма. Зато в нем есть горячая вода, он закрывается и довольно чистый. Чтобы принять душ, надо написать заявление.

В туалете внутри камеры стоит обычный унитаз. В спецприемнике выдают белье: два полотенца, наволочку и простыню. Одеяла ужасно воняют, и, чтобы они не соприкасались с телом, дают еще одну простынку, но она в два раза уже, чем одеяло. Поэтому я укрывалась своим пледом и уже сверху — одеялом.

Кстати, если попросишь, могут принести листовой чай. Но нам и так чай и кофе привезли передачей, этого хватало.

Вместе с тобой до кухни и обратно идет полицейский и всё контролирует

Передачи можно получать по понедельникам, средам, пятницам и воскресеньям. Мне привозили дошираки, печенья, овощи и фрукты, сигареты. Полицейские перед передачей арестанту все осматривают и вскрывают, даже шоколадки. Нельзя передавать ничего стеклянного, вся еда должна быть в заводской упаковке и в пластике. Скоропортящиеся продукты можно положить в холодильник на общей кухне. Сходить к нему можно в любое время, для этого нужно постучать в дверь и сказать об этом. Вместе с тобой до кухни и обратно идет полицейский и всё контролирует.

Еще мне тапочки передали для помещения, а для улицы у меня были кроссовки без шнурков. Да, там все шнурки достают. У моей толстовки были вшитые шнурки, и мне их просто обрезали. Металлические предметы брать в камеру тоже нельзя. Еще в камере нельзя хранить много вещей: если хочешь что-то взять, стучишь и спрашиваешь.

Чтобы поговорить по телефону, пишешь заявление, его должна подписать начальница

Свидания разрешены только с адвокатом, но каждый день. Остальным приезжающим на свидания нужно иметь свежий ПЦР-тест на коронавирус.

По телефону разрешают говорить 15 минут в день. Можно говорить о чем угодно, без запрещенных тем. Но при этом с тобой сидит представитель полиции. Звонишь со своего телефона неограниченному количеству людей — главное, успеть за 15 минут. Чтобы поговорить по телефону, надо с утра написать заявление и, когда утром проходит проверка, отдать его. Это заявление должна подписать начальница. 15 минут — это по факту очень мало, я за это время только успевала позвонить маме и Саше, сказать, что очень скучаю. Маму успокаивала, чтобы она не переживала.

После звонка телефон выключаешь. Еще отключают интернет, чтобы арестант ничего не написал и не посмотрел.

Лучше бы ты борщи варила и детей рожала

Полицейские могут поговорить с тобой, пошутить, рассказать новости. В соседней камере сидели ребята, задержанные на митингах, и мы им сигареты передавали через сотрудников. Они в целом вежливые. Вот есть политические полицейские — это те, кто задерживает и следит за мной или Беньяшем, и их стоит опасаться. А есть другие — участковые, следователи, которые раскрывают кражи и так далее. Вот они работают в этом спецприемнике и просто выполняют свою работу, они не настроены враждебно, ведут себя по-человечески. Они понимают, что у них низкие зарплаты. Да и вообще они всё понимают.

Единственное, начальница спецприемника, когда я приехала, сказала, что лучше бы я «борщи варила и детей рожала». Вот она как будто в вакууме живет.

Каждый день приходил помощник прокурора Усть-Лабинского района. Он выдал мне предостережение о том, что я организатор митинга 31 января. Я спрашиваю: «Как я могу быть организатором, если сижу в спецприемнике?» А он мне выдал аргумент: «Ну вы же звоните, откуда мы знаем, о чем вы говорите». Я спросила у него, на каком основании мне это [предостережение] выдают, он ответил — на основании федеральных законов. Он абсолютно безграмотный и повторял мне одно и то же про федеральные законы, это очень раздражало.

Перечитала «Мастера и Маргариту»

Время течет очень долго. Сначала я была в стрессе и не могла читать. И еще Беньяш сначала забрал телефон, потому что там все важные админки и почты. Сказал, что привезет другой. Но, так как передачи были запрещены в субботу, я два дня вообще сидела без связи.

В спецприемнике есть библиотека — две тумбочки с книгами. Просишь почитать, тебя выпускают, идешь и выбираешь книгу. Есть хорошие книги: Агату Кристи я брала, Эдгара По, «Мастера и Маргариту» перечитала.

За девять дней (один день прошел в изоляторе временного содержания — Юга.ру) я прочла девять книг. Да-да, тебе правда нечего делать — ты целыми днями читаешь и спишь. Еще йогой занималась иногда. Играли в морской бой: у нас была бумага и ручки для жалоб. В целом развлечений немного. Кстати, позже в мою же камеру привезли Соню. Но ей дали пять суток, так что она вышла раньше меня.

Я выхожу — и там никого нет, только машина моих друзей и мама

Если бы меня не схватили в отеле, задержали бы на митинге и дали бы еще больше суток. Греет то, что у меня много друзей, а в штабе — у нас там много чатов — все поддерживают и переживают друг за друга. Очень много людей писали про меня, делали посты, мне это грело душу. И мне передали фотки с митингов и написали, что на акцию 23 января пришли 7 тысяч человек. Я так радовалась этому и подумала, что десять суток стоили того. Мне даже не нужно было себя успокаивать во время ареста, я просто гордилась всеми этими людьми.

Я волновалась об одном моменте. Меня предостерегали о том, что, как только я выйду, меня снова могут задержать — или за организацию нового митинга, или просто так, по ст. 19.3 КоАП РФ (неповиновение сотруднику полиции — Юга.ру), например, как Размика (Размик Симонян — бывший координатор краснодарского штаба Навального — Юга.ру). Когда я выходила из спецприемника, у меня начался мандраж. Думаю: вот, меня сейчас встретят друзья, и на их глазах опять задержат. Я даже спросила сотрудника: там никого за забором нет из полицейских? А он мне ответил: не знаю, пойдем, проверим. Я выхожу — и там никого нет, стоит только машина моих друзей и мама.