«Шутка должна вызывать смех, а не страх». Краснодарские комикессы о том, почему юмор может примирить с любой несправедливостью

Россия уже несколько лет переживает бум стендап-комедии. Юмор стал выходом для огромного количества неоднозначных тем и эмоций, возможностью объяснить свою точку зрения. Но даже мнение, выраженное шуткой, не спасает от преследований.

Осенью после обвинения «в возбуждении ненависти и унижении человеческого достоинства» из страны вынужден был уехать белорусский комик Идрак Мирзализаде. Другой стендапер из Беларуси, Слава Комиссаренко, недавно сообщил, что после выступлений его ищут белорусские спецслужбы. А комикессам Ариане Лолаевой и Саше Ни пришлось извиняться за шутку об осетинском пироге после угроз.

В преддверии Международного женского дня журналистка Юга. ру поговорила с двумя стендап-актрисами из Краснодарского края: учительницей из традиционной кавказской семьи и девушкой, которая работала в красной зоне, а после потеряла близких людей. Комикессы рассказали, почему им важно шутить на сложные темы и почему еще более важно, чтобы над ними смеялись.

Амалия Аталян

родной город: Тихорецк

образование: высшее педагогическое, работала учителем в школе

возраст: 27 лет

стендап-комикесса, участница шоу «Comedy Баттл»

— Со стендап-комедией я познакомилась на Тавриде в 2019 году [образовательный форум для творческой молодежи со всей России — прим.ред.]: там было творческое направление от Comedy Production, потом ускоренный курс в школе стендапа.

Тогда в Краснодаре выступали только в клубе «Зина», кто угодно мог выйти на сцену, условие было привести с собой трех друзей. Я привела человек 20, зал мне аплодировал. После первых попыток меня на разогрев сольного концерта пригласил известный краснодарский комик «Хопкинс» Андрей Кузьмин, вот там я отлично «зашла». И тогда понеслось.

Как ты понимаешь, какие шутки больше «зайдут»?

— Я довольно дотошный пользователь инстаграма, стараюсь быть всегда в инфопотоке, и очень часто меня какая-то тема цепляет. Я думаю: «Да как так?» И вот так рождается множество монологов. Например, шутка про конкурс учитель года. Я когда узнала, что подарят, подумала: «Вы серьезно?» Учитель — это человек, который должен зарабатывать большие деньги. Я проработала пять лет в школе. Ты должна быть не только учителем, но и психологом. Ко мне приходили дети и говорили: «Меня не понимают дома». И с этим мне тоже приходилось работать. Дети обращались с разными вопросами — вплоть до суицида. Я провожу в школе все свободное время, а получаю 26 тысяч. После эфира про школу мне стали в директ писать учителя: «Ты права».

Я уволилась после «Камеди баттла», после эфира, потому что осознала: это невыносимо. У меня был класс, я выпустила их и ушла. Еще писала очень жесткий стендап, когда мне позвонили после 11 вечера и сказали: «Срочно приезжайте сейчас, завтра Рособрнадзор приезжает, у вас в классе на всех стульчиках слово «писюн» написано. Берите стерку, пемолюкс — и отмывайте все стулья». После этого я шутила, что, мне кажется, это делают женщины без высшего образования. Я сравнивала учителей и женщин по первому вызову. У меня очень много провокационного в стендапах есть, но я все же стараюсь углы сглаживать.

Почему сглаживаешь углы? Ведь чем острее тема, тем лучше она в человека попадает. Разве нет?

— Я очень эмоциональна. На сцене, когда меня что-то цепляет, я иногда могу уйти в какую-то не ту сторону. Есть темы, которые в плане безопасности должны звучать мягко. Есть то, что мы должны говорить через внутренний фильтр. Я стараюсь хотя бы в историях в инстаграме выкладывать так, как думаю. Не всегда, что есть в голове, нужно говорить. Я жду того момента, потому что очень много комиков покидают страну и не хочется быть в этом числе.

Мне, например, очень близок Слава Комиссаренко. Он говорит то, что думает. Я его уважаю за это, Комиссаренко для меня мэтр. И у меня по поводу его ситуации безумное сожаление. Верю, что у него все будет нормально и мы его еще увидим. Есть еще Идрак Мирзализаде. Это человек, который оказался не в нужное время и не в нужном месте. Может быть, важно было наказать одного комика, чтобы все боялись, — и они просто это сделали. Мы живем в каком-то средневековье. Я выкладываю фото в купальнике в инстаграм, и мне прилетает столько реакции, что я недостойна своей нации. Я не могу про многое шутить. Это то, чего не стоит делать, если ты хочешь после стендапа ехать спокойно домой.

Видишь ли ты для себя еще какие-то важные темы, кроме системы образования, которые хочется высмеивать?

— Да, у меня есть такая тема — это Кавказ, это феминизм, но я делаю это очень аккуратно. Я все проецирую на своего отца: шучу через него. Для меня было сложно научиться говорить то, что я думаю, это очень страшно, потому что я из кавказской семьи, где все всегда решает папа. Куда я пойду учиться — выбрал папа, что мне должно нравиться — выбрал папа, что мне должно не нравиться — выбрал папа. Мне почти 30 лет, я без одобрения не могу завести собаку. У меня только сейчас наступают такие моменты, когда я могу противостоять отцу, когда я могу сказать: «Папа, нет, я большая!»

Как он воспринял твое увлечение юмором?

— Мой папа не воспринимает это как что-то важное в моей жизни. Он говорит: «Ну, это твое хобби, а так, ты же учительница — вот это нормальная профессия». Мой папа говорит, что женщина должна быть либо врачом, либо учителем, либо прекрасной матерью — у нее нет больше выбора. Мой папа — это человек, на которого можно бомбить все шутки про феминизм.

Мой папа сейчас говорит, что я нездоровый человек, что у меня есть отклонения от нормы, ведь женщина должна гармонично развиваться, она должна закончить школу на отлично, должна закончить университет с отличием, потом она должна выйти замуж и заниматься семьей. Мой папа очень сильно скандалил, когда я получила водительские права: «Это не женское дело». Он — ортодоксальный взрослый армянин, который видит жизнь через свою призму, наши с ним взгляды в корне расходятся. При этом мы очень сильно уважаем и любим друг друга. Мы просто говорим друг другу: «Нуу, мы это не будем обсуждать». Каждая сторона остается при своем мнении.

А какую роль в ваших отношениях играет мама?

— У меня есть цель: если у меня получится, я напишу книгу или сценарий к фильму про нее, потому что тот путь, который прошла она — это путь, в котором себя узнает каждая вторая кавказская женщина. Она потеряла меня, когда мне было 4 года, и встретила меня, когда мне было 13 лет. Весь этот период она меня не видела. Они с отцом развелись очень давно, и он ей тогда сказал: «Ты уходишь из семьи — уходи без ребенка, потому что ты пришла в семью без ребенка, уходи без него».

Я жила с папиной семьей и считала, что это все нормально. Сейчас она [мама] мне говорит: «Ты чего рыпаешься?», «Ты зачем позоришься?», «Что ты хочешь доказать?». Я ей отвечаю: «В первую очередь показать тебе, что можно жить по‑другому. Она мне парирует: «Я счастлива», а я ей отвечаю, что счастливый человек не плачет вечером в подушку. Для нее такое отношение моего отца было нормальным, для меня — нет.

Я уже после того, как стала заниматься с психологом, смогла все это ему высказать. Психолог дал мне такое задание. Вот стул — это твой отец, говори ему что хочешь. Я почти год не могли ничего сказать стулу, просто плакала. При всем этом именно он воспитал меня женщиной, которая не приемлет насилия. Я не представляю чтобы, например, меня мой парень мог ударить. Он [папа Амалии] отличный отец, но ужасный муж.

Твой парень тоже занимается юмором, вас это сближает?

— Нет, наоборот, мешает. Дома мы не трогаем темы юмора, у нас слишком разные взгляды: то, что он считает смешным, я считаю аморальным, грубым, дерзким, неприятным. То, что рассказываю я, для него не смешно. Мы вместе не смотрим юмористические шоу, мы смотрим вместе документалки, сериальчики. Обсуждаем политику, гуляем, путешествуем. Физически я сейчас абсолютно самостоятельна, а вот духовно...У нас порой сложные отношения.

У нас есть квартира, где мы живем, есть квартира, которую я снимаю для работы — я сейчас занимаюсь репетиторством. В квартире я часто остаюсь на ночь, просто не хочу его видеть и слышать, и он меня понимает. Мне кажется, чем меньше я его вижу, тем больше я его люблю. Мы с ним расставались на две недели, и это было очень сложно. Я не выношу одиночества, мне важно понимать, что есть человек, который меня любит, который обо мне заботится. Наверное, тут главное чувство нужности, это все какие-то чувства из детства. Наверное, я зависима в этом от мужчины.

Ты считаешь, это надо менять?

— Мне так комфортно. Опять же, нет правильного ответа. Я очень сильно доверяю своему парню. Я ему верю так, как маме не верю. Если он уйдет из моей жизни — это будет потеря по всем фронтам. Но если будет, я, кажется, смогу и это тоже пережить.

Тогда будут новые шутки?

— Да! Похлопайте, у кого так было.

Надежда Бобрышева

родной город: Краснодар

образование: высшее лингвистическое

возраст: 25 лет

стендап-комикесса, участница команды КВН «Флэш-Рояль», участница шоу «Comedy Баттл»

— Я сейчас уже довольно долго живу в Москве, выступаю в Высшей лиге КВН, выступаю со стендапом, выхожу в эфир на Comedy radio. Можно сказать, я уже частично переехала. Весной планирую приехать в Краснодар, наверное, выступлю, решу дела и уже окончательно вернусь в Москву.

Хочется закрепиться на радио. Мне там нравится. Когда ты выступаешь на радио, а по факту просто разговариваешь в микрофон, тебя слушают тысячи человек, звонят, пишут, что-то комментируют, это очень прикольно. Вживую на сцене ты отдаешь огромное количество энергетики, но ты ее получаешь назад, видишь и слышишь реакцию. Это такой взаимообмен. На радио не так — очень устаешь, после эфира как выжатый лимон, но, мне кажется, к этому можно быстро адаптироваться.

Как сейчас с шутками на площадках? Есть уже стендапы про последние события?

— Темы политические сейчас на сцене поднимаются, но про ситуацию в Украине, конечно же, нет. Потому что ситуация очень накаленная, шутка должна вызывать смех, а не страх. Когда только начинался коронавирус, тоже вначале сложно было представить, что кто-то будет об этом шутить. Сейчас я выхожу на сцену, рассказываю, как я с этим столкнулась, и люди смеются. Опять же, смотря как шутить. Я шучу скорее над системой здравоохранения, я не затрагиваю тему смерти и самой болезни.

Когда ты берешь какую-либо тему, на нее можно посмотреть под разными углами и, конечно, хочется брать необычные ракурсы. Я рассказываю только о том, что со мной происходит. Нет такого: о, пошучу про политику. Мои шутки про коронавирус, работу в красной зоне, про онкологию, про расставания, про подруг, много бытовых тем.

Как ты оказалась в красной зоне?

— Я отработала там 42 смены по 16 часов, казалось бы, немного, но это был ад. Я думала, я там навечно застряла. Я не медик по образованию, некому было работать, была первая волна, всех посадили на карантин, и мне предложили пойти работать знакомые. Я решила, что с заразой надо сражаться, еще и деньги хорошие платили [сотрудникам без медицинского образования, которые работали в красных зонах, также назначали доплаты — прим. ред.].

Тяжело работать в медицинских учреждениях, когда ты не медик, когда ты ни морально, ни физически к этому не готов. И конечно, это самая сложная работа, с которой я когда-либо сталкивалась. Ты работаешь по 16 часов в памперсе, в защитных костюмах, ты не можешь ни есть, ни пить, и, естественно, с утра ты не куришь и не пьешь, чтобы организм не работал.

Морально тоже очень тяжело: люди умирают, а я до этого вообще не видела человеческую смерть, я с этим не сталкивалась. Было психологически тяжело. И это еще при том, что работала в приемном отделении, людей я не лечила, никаких медицинских услуг не оказывала, не ставила капельницы, не делала уколы, а измерить давление, померить температуру и вывезти трупы можно и без медицинского образования.

Сразу получилось об этом шутить?

— Нет, конечно. Должно пройти какое-то время, чтобы информация устаканилась в голове. Сейчас я выступаю в шоу историй по воскресеньям со стендапом и рассказываю про онкологию своей мамы. Так как я эту тему еще не до конца прожила, тяжеловато выступать, тяжеловато писать. Я показываю эту историю с точки зрения сюра, который происходит вокруг системы здравоохранения, говорю про бюрократию. Ни в коем случае не высмеиваю тему смерти или болезни.

Но вот теперь уже не знаю, как поднимать тяжелую тему на сцене, не уверена, что она сейчас будет работать. На общем позитивном фоне она смотрелось весело, на контрасте, а сейчас, когда фон стал скорее негативный, это может быть странно.

Как ты пережила то, что потеряла подряд двух самых близких людей — маму и бабушку. Получилось не упасть в депрессию?

— Нет, не получилось. У горевания есть несколько стадий. Есть шоковая, когда ты еще не понимаешь, что происходит, и мне казалось тогда, что я сильная, я справлюсь. Но потом я поняла, что не могу справиться, начала сильно пить, поняла, что могу получить зависимость от алкоголя, и пошла к психологу. Я просто боялась, что могу сойти с ума.

Психолог мне объяснила, что алкоголем я только глушу боль, не избавляясь от нее, и мне стало страшно, что я в таком состоянии буду и дальше. И я решила, что пора принять мир таким, какой он есть. Хорошо, что друзья меня поддержали. Сначала мне хотелось постоянно говорить с ними о том, что я переживаю, потом я им сказала, что не хочу это больше обсуждать, и мне очень понравилось, что они это сразу поняли.

Я очень позитивный человек и всегда во всем стараюсь в итоге найти плюсы, это, однозначно, мне помогло выкарабкаться. И знаете, почему мне сейчас легче пережить те события, что происходят в Украине? Мне больше не за кого переживать. Осталась в Краснодаре только сестра, но она молодая, мобильная. Я даже немного рада, что ни мама, ни бабушка не застали этих ужасных времен. У нас каждый год хуже другого.

А что для тебя сейчас является стимулом жить дальше, работать, чего-то достигать?

— У меня в жизни были по-настоящему страшные события. И каждый раз, когда случается что-то плохое, потом неожиданно все меняется к лучшему. Психолог это объяснила как кризисную точку опоры. Теперь я знаю, что когда меня жизнь прям ломает под корень, это реально точка, чтобы оттолкнуться.

Раньше я не понимала, когда говорили, что у стендаперов много депрессий, обязательно плохое что-то происходит. Я рассуждала: что за бред, это ведь так не работает. А потом сама столкнулась — и так реально работает. В мозгу что-то щелкает, как будто ты в творчестве ищешь утешения.

Есть люди, которые убегают от беды с помощью алкоголя или наркотиков, еще какие-то способы ищут, я нашла реализацию в творчестве. Я пишу шутки. Да, пусть они местами очень хлесткие, пусть многие их не поймут. У меня скоро на ютубе выйдет видео про болезнь матери, я знаю, что будут те, кто скажет, что это перебор. Но я хочу это выпустить из себя, мне надо об этом говорить.

Мне как-то сказали, что ты становишься по-настоящему взрослым, когда теряешь своих родителей, и я поняла, что в этом огромный плюс: когда ты сталкиваешься со страшнейшей потерей в своей жизни, ты потом начинаешь жить, ничего не боясь. Без страха перемен. Учитывая, как быстро и страшно умерла сначала бабушка, а потом мама, а уход мамы я прям наблюдала, я не знаю, что еще страшнее я могу увидеть в жизни, меня уже сложно напугать, и поэтому в творчестве я могу рисковать и пробовать все. Более того, когда у меня умерла бабушка, в этот день у меня был стендап. Когда у меня умерла мама, у меня на следующий день был сольный концерт.

И ты их не отменила?

— Ни в коем случае. Есть такая штука — профессионализм. Что бы ни случилось и какая бы ситуация ни произошла, ты артист, людям наплевать, что у тебя происходят. Они приходят посмеяться, они заплатили за выступление, ну как ты можешь прийти без шуток?

Правда, и мне это нужно было тоже. Но я всегда в первую очередь думаю о зрителе: если они идут на мой сольный концерт, они ценители моего творчества, когда люди идут на тебя, они хотят посмеяться, и я ведь тоже испытываю эмоции. Ох, ну, правда, тогда это еще выпало на День матери, и вокруг все поздравляли с Днем матери, а я думала, какой кошмар. Конечно, тогда почти никто не знал, что у меня произошло.

Ты думаешь, в стендапе обо всем можно шутить?

— Думаю, нет. Я против, если в плохом свете шутят про национальности, религию и про что-то жесткое типа смерти, если это необоснованно. Особенно, если ты с этим не сталкивался.

На самом деле, надо шутить, о чем хочется. Есть стереотип, что девушке не надо шутить про секс. Если она про это шутит, то она распущенная, ведет себя некрасиво. Все еще зависит очень сильно от аудитории. Касаясь моего выступления про онкологию мамы, я пробовала часть шуток проверить в Краснодаре, и там ужаснулись. «Какой кошмар, как так можно». Когда я рассказал об этом в Москве, к этому уже отнеслись с пониманием, и тут я поняла эту разницу: регион — столица.

Мне кажется, все идет от людей, насколько они готовы воспринимать информацию — может, она их повергнет в шок. Насколько сильно у них раскачан моральный камертон. Мы как-то выступали в станице Полтавской, и одна девушка пошутила про лесбиянок, и люди остолбенели и просто просидели в тишине выступление. Как это так? Это ведь плохо?

У нас все привыкли смотреть на многие вещи с осуждением, а осуждать не надо, у всех своя позиция. Когда мы начнем уважать чужое мнение, другое мнение, вот тогда у нас вырастет уровень юмора в разы.

Почему в стендапе намного меньше женщин, чем мужчин. Мы не такие смешные?

— Вообще, я не привыкла делить юмор на мужское и женское, есть много смешных девочек и несмешных мальчиков и наоборот. Но девочки, конечно же, очень смешные. Просто мне кажется, что так отчасти все сложилось из-за патриархата. Мужчины вселили женщинам мысль, что женский юмор отстойный, что женщины шутить не умеют. Хотя были моменты, когда я встречала очень смешных девушек в своей жизни, но они-как то привыкли заниматься более женскими делами. Рассуждали так: вот я выйду замуж, нарожаю детей, а любое творчество требует серьезной самоотдачи.

Когда у женщины появляется ребенок, она, по сути, на несколько лет выпадает из реальной жизни, а мужчина нет, он как минимум ходит каждый день на работу. Когда ты занимаешься творчеством, надо быть постоянно в ресурсе, очень легко потерять форму. Может, поэтому многие женщины в юморе, комики и сценаристы не замужем или без детей. И это один из факторов, почему их не так много.

И сейчас, в наше время, все еще есть проблема совмещения семьи и карьеры?

— Теоретически, я думаю, это все можно совмещать, но только если ты чего-то уже добилась. Когда ты еще не достигла хотя бы какой-то вершины, это, наверное, правда сложно.

Редактор — Валерия Кирсанова

Корректор — Светлана Багова