Георгиевские кавалеры, конвойцы и пластуны

«Все станичники на него смотрели с восторгом…»

О.В. Матвеев

«Все станичники на него смотрели с восторгом…»

Социум в исторической картине мира кубанского казачества в существенных слагаемых строится по модели сословного общества, и сама жизнь его во многом определяется социально-историческими реалиями. Но опираясь на реалии, казаки строили свой вариант истории, используя в качестве материала традицию. Обозначая социальные аспекты воинской ментальности казачества, необходимо выделить особенности исторических представлений о статутных и военно-профессиональных группах войскового мира.

Устные рассказы о ратной доблести кубанцев нередко локализуются в такой категории, как Георгиевские кавалеры, которые были в каждой станице. Отважный воин, трибун римских легионов, советник императора Диоклетиана, Георгий был воспитан родителями в христианстве и закончил жизненный путь величайшим подвигом, приняв нечеловеческие муки за веру. На Руси Георгий Победоносец почитался как покровитель воинов. Не случайно ему был посвящён лучший орден нашей державы, который давался исключительно за отличие на поле брани. Георгиевским кавалерам, которые воспринимались народным сознанием как истинно русские богатыри, в героической символике дореволюционной России принадлежало особое место (17, с. 218). В кубанских станицах Геогиевский крест считался наиболее почитаемой наградой, а его обладатель пользовался заслуженным уважением (4, с. 17). Святость Георгия Победоносца как бы распространялась в народном сознании на носителя ордена Св. Георгия. Казаки говорили: «Носили наши деды на своей груди маленькие иконы — ордена и медали с изображением святых и называли свои мундиры «иконостасы» (11, с. 79).

В одной из корреспонденций периода Первой мировой войны так рассказывалось о приехавшем с фронта в станицу молодом казаке Левко Андриянко: «Все станичники на него смотрели с восторгом, с восхищением, как бы гордясь тем, что он наш станичник. – «Вот, кабы я имел то, что имеет Левко!» – невольно внутренне завидуют ему молодые парубки, его товарищи. Несколько дней сряду после того... в станице на улицах, в домах, только и говорили о молодом «полном кавалере». Спросите любого старика, что имеет Л. Андриянко, и он вам с воодушевлением ответит: – «Георгиевский крест 1-й степени, золотой с бантом, 2-й ст., золотой без банта, 3-й и 4-й степени серебряные и две Георгиевские медали!» (6, с. 117).

Иван Гордеевич Левченко из ст. Старовеличковской с гордостью говорил нам: «У меня отец Георгиевский кавалер. Три золотых креста и два серебряных!» (27). М. Ф. Перепелица из ст. Нижегородской отмечал: «Родной дядя старика отца Андрей имел полный Герогиевский кавалер (бант, – О.М.). У него были два с бантом, а два без банта […] С плена бежал, где-тол там на границе с Австрией, на тринадцатый раз убежал!. Потом оттуда в Англию, а потом в Петербург. Там Николай Второй лично награждал Андрея за героизм. А там, в Англии. Показывали, какой казак был» (31).

Обычно за перечислением имён Герогиевских кавалеров, чаще всего родственников, в наших беседах с информаторами следует рассказ о том, за какой подвиг был получен крест. И.А. Беляков из ст. Исправной так рассказывал о своём деде: «Подошли до турэцькой крэпости. Вечором пишла наша разведка и ей не стало, той разведки, турки взялы. А в этой разведке й друг його був. Дедушки. Вин походе до взводного: «Ваше благородие, друг то мий пропав». «Кто?» Да такий, такий. А я без його нэ могу. Пока я знаю, шо он тут, в крэпости, я, говорит, не успокоюсь. Разрешите мне полизти в цю крэпость». Получив разрешение, «дед собирается вечером. Взял три кинжала и пишов... Одним кинжалом поддерживаеться, а два вставлял в стенку... И так на двух кинжалах вылез как раз напротив пушек. А трэтим страхуется... Вин прыгнул, пушкарей вырезал около пушки, пишов, яки татары по пути былы, повырезал... ворота открыл, сигнал подал и утром крэпость взялы. И получил Георгиевского кавалера. И друга освободыл» (25).

Георгиевские кавалеры выступали нравственным эталоном, были честью и совестью станицы. Им отдавали честь даже старики. В очерке краеведа ст. Новоминской Н.А. Султанова приведён характерный разговор деда Авдея и Георгиевского кавалера В.Е. Зубаря:

«–Одинаково равны мы, что ли выходит?

–Нет, сынок, ты выше. Георгиевский кавалер, шутка ли! Это я тебя должен уважать, как старшего. Хотя ты и молодие за мэнэ. Так у нас, у казаков, героев почитали!» (18, с. 32).

Георгиевские кавалеры могли пристыдить атамана и станичное правление за неправедные действия. Не случайно в годы расказачивания, когда необходимо было растоптать саму память о казачьей славе. за фотографию Георгиевского кавалера или хранимый дедовский Георгиевский крест могли выслать, а то и расстрелять семью.

Став героическими символами казачьей воинской ментальности, Георгиевские кавалеры прочно вошли в ценностные установки народного сознания.

Необходимыми слагаемыми войскового мира выступали гвардейцы. Так в станицах называли казаков Собственного Его Императорского величества конвоя. Т.М. Лобова писала со слов старожилов: «Станица посылала казака в Конвой. Этих казаков называли гвардейцами, они были в особом почёте и слыли национальными героями. На них равнялись казаки всех войск. Не было сильнее и отважнее их» (11, с. 71). Действительно, в системе социальных рллей казачьего общества гвардейцам отводилась непростая задача. И прежде всего — служить образцом мужчины, казака, воина, символом мужской красоты, доблести, чести и достоинства. В кубанских станицах мы записывали немало рассказов о том, по каким качествам отбирали казаков в царский конвой. Старожил ст. Каневской Ф.И. Сидоренко рассказывал: «Был особый порядок формирования этого конвоя. Нужно, штобы ты был веры православной, штобы ты был грамотен,... штоб ты занимал какие-то места (призовые, – О.М.). Попасть в конвой было очень трудно. Туда на всю Кубань брали сто человек. Сорок станиц – и все претендовали. Там были условия, штобы ты был награждён призами в районных, станичных скачках, в казачьих предприятиях. Из числа таких подготовленных воинов, обязательно, штобы неженатый. Брали раз в два года один или два человека» (30). Народная история по-своему истолковывает здесь только тот момент, что гвардеец должен быть неженатым. На самом деле казаков старались женить до военной службы, чтобы невестка помогала родителям и была под их присмотром. Здесь, видимо, сказываются традиционные представления о воине, рыцаре, доблестных запорожцах, дававших обет безбрачия. Как во времена рыцарства, концепция героического служит основным критерием, в соответствие с которым осуществляется отбор фактов реальной жизни (13, с. 82).

Физическая крепость, высокий рост, красивая форма (красные парадные и синие повседневные черкески с золотыми и серебряными галунами) служили внешними атрибутами героической сущности конвойцев. А.А. Барсуков из ст.Темнолесской говорил нам: «Гвардейцы – Мамонов был, а как по-отчеству, не знаю. Тегельников Семён Яковлевич, и брат тоже, Иван. Они здорового росту! И Коваленко Борис Никитович — тоже здоровый парень. Красивые, рослые, симпатичные. Отличалась форма. У них сундуки. Гвардеец!» (26). Даже старые конвойцы привлекали своим необыкновенным здоровьем внимание станичников и резко выделялись в среде своих ровесников. И.Ф. Гордиенко из ст.Старовеличковской рассказывал нам о своём прадеде, бывшем конвойце, что он даже в мороз ходил умываться на реку, уже в пожилом возрасте: «Як диду умываться до речки, а мий батько был пацаном. «Ну, Филат, иди прорубь дедушке руби!» Вышел (дед, – О.М.) – полотняные штаны, рубашку не одевал. Полотенце через плечо. Босый ходил, без носков. Помывся, вытерся. Здоровый такой дед» (28). Михаил Фёдорович Перепелица рассказывал о своей встрече с гвардейцем: «Я такого встречал одного в станице Новосвободной. Бывшая Царская, на Фарсе. Вот такой, два метра, старик. Ему было уже тогда сто два года. Интересный старик. А я в машине приехал. А я в магазине, приехал. Собираюсь пообедать, угощают, смотрю – ишак стоит. О! Сейчас, налили стакан водки. Дед не слезая с ишака выпил стакан водки, и ишак пошёл домой. Сто два года!» (31).

Право ношения гвардейского мундира после службы и присваиваемое звание урядника также отличали бывших конвойцев в народных представлениях. Как святыни до сегодняшнего дня в некоторых станицах ещё берегут гвардейские сундуки, конвойские знаки, царские подарки, иконы, пасхальные яйца, серебряные часы и чарочки. С.В. Гряда из ст. Удобной на вопрос о гвардейцах сразу отвечал: «Гвардейцы – Мацко был Антип, Титаренко. В Москве около царя служили. Отличие было их, што прапорщиками (возвращались, – О.М.), цепочки имели (на мундире, — О.М.)» (24). Поэтому при встрече на улице конвойцев сразу же выделяли и почтительно приветствовали. И.Ф. Гордиенко рассказывал: «Мий прадед. Деда батько. Его звали Киндрат. Цэ мий дед называл: “О, гвардеец идёт! Гвардеец Гордиенко идёт!» (28).

Вызывало восхищение и ратное мастерство гвардейцев, которым удавалось иногда делать невозможное. Так, 22 августа 1877 г. под Ловчей конвойцы вместе с Владикавказским конным казачьим полком и Осетинским дивизионом Кавказской бригады атаковали в конном строю превосходящую в несколько раз по численности отборную турецкую пехоту и изрубили до 4000 солдат и офицеров противника. Царь, узнав из рапорта штаб-ротмистра Кулебякина о том, что конвойцы атаковали турецкую пехоту, очень удивился, так как история знает не очень много примеров, когда казачья конница успешно действовала против пехоты противника в конном строю (15, с. 64). Весьма показательны и бытовавшие о гвардейских казаках куплеты: «А кто первые вояки? / То Лейб-Гвардии казаки!» (5, с. 126). Или такой текст о боевом гике скачущих в развёрнутой лаве конвойцев: «Кто там страшный поднял вой? / Его Величества конвой» (5, с. 127).

А.И. Матухнов рассказывал Т.М. Лобовой, что «во всех поездках царя три человека сопровождали, всего три казака» (11, с. 5). Указывая на малое число сопровождавших, народная история подчёркивает, какое значение имел уровень ратного мастерства конвойцев для царя. Гвардейцы занимали в народном сознании то пространство, где происходило единение царя и народа, и это также во многом сакрализировало эту группу. А.И. Матухнов говорил: «Почему самой почётной для казака была служба в Конвое — личной охране царя? Почему верой и правдой служили ему наши предки? Да потому, что вся жизнь царской семьи была у них перед глазами. Конвойцы постоянно были с царём и его семьёй. Днём и ночью несли караул. Они имели верное представление онём самом — Помазаннике Божием и об окружении. Велик был пример и авторитет царя-батюшки» (11, с.5).

Гвардеец был лицом всей станицы. Поэтому провинившийся по службе в Конвое казак не мог с таким позором появляться в станице, из которой потом в течении нескольких лет не принимали казаков в Конвой. В 1913 г. один из гвардейцев опоздал из отпуска и появился в нетрезвом виде, за что был лишён гвардейского мундира. Сознавая. что своим поведением он опозорил станицу, поручившуюся за него, казак застрелился (11, с.14).

Отметим, что на изображение гвардейцев в народной картине мира также влияет установка на идеальную историческую конструкцию, творчески взаимодействующей с исторической конкретикой.

Самобытной военно-профессиональной группой выступали в войсковом мире кубанского казачества пластуны. Краснодарский этнограф А.Н. Мануйлов считает необходимым рассматривать представителей данной группы как носителей образа «чужого» в своей культуре (12, с. 232). Исследователь указывает на «билингвизм и бикультурализм», который «теснейшим образом связан с возможным личным поликультурализмом казака-пластуна» (12, с.232). Через пластунов, действительно, могли идти определенные заимствования в языке и традиционной культуре соседних народов, но степень этого заимствования в литературе преувеличена. Скажем, та же черкеска появилась в среде казачества задолго до поселения на Кубани, стала привычной, родной, казачьей. Термин «черкеска», – справедливо полагает Б.Е.Фролов, – уже не ассоциировался с образом врага. Скорее всего, он ассоциировался с понятием «черкасы» (20, с.104).

Как бы то ни было, в исторической памяти кубанского казачества пластуны предстают прежде всего создателями и хранителями уникальной системы выживания в экстремальных условиях (3, с. 55). Этимологию слова «пластун» чаще всего выводят от умения лежать не шелохнувшись, слившись с окружающей местностью, «пластом», на земле и вести наблюдение. Реже вспоминают другую версию: от польского корня «plazi», т.е. «ползающий», которая лишний раз свидетельствует о глубоком проникновении польской воинской культуры в лексикон украинского казачества. «Во время Кавказской войны, – отмечал И.Д. Попка, – называли пластунов ползунами и, кажется, были правы. Слово «пластун» может происходить от древнеславянского «плазати» – ползать» (16, с. 99). По мнению Попки, когда-то это слово было родовым названием пеших ратников.

Сами казаки так объясняли происхождение этого явления. В опубликованном в 1862 г. очерке «Пластуны» Я.Г. Кухаренко фиксировал: «Старые казаки-сечевики (пока ещё не попереводились) бывало рассказывают так: у запорожцев на Днепре пехота сидела в Сечи, а конница стояла в Великом Луге... Пластуны стреляли дикого зверя, его тогда в днепровских плвнях было в достатке. Пластунами, говорят, звались они за то, что уж очень неугомонными были, всё шатались по плавням. Больше приходилось месить им грязь, а не ходить посуху, то есть пластаться, пластом вылёживаться в камышах, вот и прозвались пластунами» (9, с. 17).

Л.И. Лавров справедливо отмечал, что слово «пластун» было давно известно на Украине, один из 38 запорожских куреней назывался Пластуновским (10, с. 89). Интересен в этом контексте рассказ информатора из ст. Исправной И.А. Белякова: «У одного старика спрашиваю: «Кто такие пластуны?» – «А станица называлась Пластунивска. Из этой станицы больше всего шли в пластуны... Тож воны (казаки, – О.М.) служили на конях, все кавалерия, а тада ж, када началась вся эта артиллерия, всё началось, тада, значит, уже потребовалась казачьим войскам и пехота. Ну вот и создалы эти пластунски отряды» (25).

Пластуны в исторической картине мира кубанского казачества выражают определённые грани народного воинского опыта, и в своих подвигах и деяниях реализуют идеалы и волю казаков. Старожил ст. Мингрельской И.А. Бирюк так рассказывал нам о происхождении топонима «Строкачев лыман»: «Назывались пластуны. Геройский был мужик (Строкач, – О.М.)». Сначала, по словам информатора, никто не знал о достоинствах Строкача. Он был кашеваром в штабе «када Мингрэльска начала уже пэрэсэляться» и вызвался добровольцем установить связь вместе с молодым казаком, которого «тико обучалы воинству». «А нихто ж ны знае, шо он за чоловик (Строкач, – О.М.). Казак, да и всэ. А його ны пуля ны брала, ничого, а он ны боявсь ничого». Когда связников стали настигать черкесы, Строкач говорит молодому казаку: «Ты заховайсь, шоб ны нашлы, а я буду сам воювать. Потому шо ты, каже, не знаешь ихнего обычая, и як с ными бороться»... Заховавсь. А вин полиз в камыша. Пролиз, сняв с себя башлык, камыш обвязав, вроди чоловик стоит, эти (черкесы, – О.М.) на конях, забылы: бах, бах, бах, туда пострелялы. Подбылы – нема никого, один башлык торчит, а он просто обишов и назад вернувся... Заднего пиймав всадника, забрал його ружьё, йему набыв добре, коня забрал, сил и поихав. Воны выскочилы, за им поихалы до Кубани... Он коня бросил и поплыв через Кубань. Воны за ним. Давай кидать (аркан. – О.М.)... Пиймав його, сталы тянуть. Он вытяг кинжал, раз пэрэризав пэтлю..., вылез в каюк, сив и сыдить. Ну, каже, запомните, цэ Строкач прыходыв до вас». Далее рассказчик отмечал, что храбрый плстун «за дви нэдили разгромил всих. Богато ны брав, пять-шесть чоловик с собой возьме, занял аул, пригнав скотину, усих забрал в плен. И за год освободил всих (русских пленников, – О.М.)» (29).

Кубанский исследователь Б.Е. Фролов справедливо указывает, что пластуны считались аристократией Черноморского войска (21, с. 106). Войсковое начальство сознательно отбирало в пластунские отряды людей «предприимчивых, мужественных, неусыпных», как бы культивируя этот элитный тип (21, с. 104-105). Пластуны и сами выращивали достойную смену. По рассказам старых сечевиков, зафиксированных Я.Г. Кухаренко, «при пластунах хлопци были, что сами пластунство выбрали». Тут они вырастали, выучивались характерству, делались пластунами» (9, с.17-18). «Уходу в пластунство» во многом способствовал привлекательно-героический стереотип, сложившийся вокруг этого явления. Рассказы о боевом искусстве пластунов поражали воображение. Как-то солдаты попросили участника Севастопольской обороны войскового старшину Ф.И. Даниленко рассказать о том, как он справился с тремя французами. «А то шо ж? – рассказывал храбрый офицер. Ничь. Я себе иду — ничего не бачу. И шашки вытягнуть не поспел, схватили меня бисовы французы та и тянуть. Я упираюсь. Хочу кричать — один за горло держит. Я того, что за горло держит, схватил за ружьё, а другого держу за грудки, а ружьё из рук вышиб и тяну обоих к шашке. Тут я подумал — при мне кинжал... Один упал. А другой давай бежать» (2, с. 79). Никакого особого героизма в своих действиях пластуны не видели, это был их образ жизни: «Хвалили нас там (в Севастополе, – О.М.), бог весть за что, потому что привыкли мы службу ровно нести, и сроду промаха не давали» (9, с. 21).

По словам И.Д. Попки, пластуны имели «свои, никем не спрашиваемые правила. Свои предания, свои поверья и так называемые характерства: заговор от пули, от обпоя горячего коня, от укушения змеи; наговор на ружьё и капкан; «замовленье» крови, текущей из раны, и проч., но их суеверия не в ущерб вере и не мешают им ставить свечку святому Евстафию, который в земной жизни был искусный воин и стрелец, сподобившийся видеть на рогах гонимого им пустынного оленя с распятым на ним господом» (16, с. 159).

Эту военно-профессиональную группу поначалу отличало пренебрежение к семье и женщине: «к бабам они выражали тенденциозное пластунское презрение»; бывало, что жена видела своего мужа-пластуна «на мясныцю, да на Вылык день» (Цит. по: 21, с. 105).

Ссылаясь на приведённую И.Д. Попкой казачью пословицу «вовка ноги годуют» (кормят), А.Н. Мануйлов выводит тождество «пластун-волк»(12, с. 233), заманчивое параллелями с воинской ментальностью горцев Северного Кавказа. Однако, признавая такую постановку вопроса допустимой, особенно после выхода в свет фундаментальной монографии Ю.Ю. Карпова о мужских союзах в традициях кавказских горцев (8), выскажем два соображения. Во-первых, вряд-ли в данном случае уместна ссылка на пословицу. С таким же успехом можно было вывести тождества с другими животными. Например. Я.Г. Кухаренко писал: «Настоящий пластун и залает лисицей, и зачмышет кабаном, крикнет как олень или дикая коза, запоёт диким петухом, зафырчит барсуком, завоет волком, забрешет собакой. Каждый пластун до такого дела мастер» (9, с. 20). Следуя такой логике, можно уподобить американских зверобоев куперовского типа тотемным животным индейцев, но вряд ли такая семантика образа будет способствовать пониманию практических навыков разведчика и охотника.

Во-вторых, опять же соглашаясь с доводами о роли мужских союзов в культуре пластунов, на фоне традиционного славянского миролюбия и доброжития как-то не хочется уподоблять их сообщество волчьей стае. Вспомним, что в славянских народных представлениях волк воспринимался «как нехристь: его отгоняют крестом, он боится колокольного звона... разгул волков приходится на период «некрещёных ночей» (7, с. 411). Волк тесно связан у южных славян с вампиром и упырём (7, с. 413). Наиболее распространена во всех славянских зонах легенда о том, что волк был сотворён чёртом против Бога (7, с. 122). В «Повести временных лет» говорится, что Всеслав Полоцкий родился от волхования, «потому и немилостив на кровопролитие», а в «Слове о полку Игореве» Всеславу дана такая характеристика: «Не зерно у кровавых тех берегов — / посеяли кости русских сынов. / А Всеслав людям суд творил, / князьям города рядил, / По ночам серым волком рыскал». А.Н.Афанасьев в фундаментальном труде «Поэтические воззрения славян на природу» отмечал: «Колдуны рыщут волками обычно по ночам (т. е. во мраке, наводимом черными тучами), днём же снова воскрешают человеческие формы; они состоят в близких сношениях с нечистыми духами. И самоё превращение их в волков совершается при помощи дьявольской» (1, с. 262). В поведении пластунов, которые пользовались народной любовью и отличались «привычкой щадить врага при случае» (22, с.498) мало похожего на волчьи повадки. В этом плане представляет интерес и мнение генерала Г.Н. Трошева, уроженца г. Грозного, терского казака по матери: «На гербе самопровозглашенной республики Ичкерия красовался одинокий волк. Он считается на Кавказе самым зловещим хищником, опасным как для своих, так и для чужих. Кровь – его стихия. Волков на кавказских берегах отличает беспощадная жестокость к человеку. Именно эти качества становятся родовыми для чеченских головорезов, воюющих под “волчьими” знамёнами» (19, с. 160).

Другой уровень представлений о пластунах связан с социально-экономическими обстоятельствами – бедностью, сиротством, неспособностью «справить казака» в кавалерию. С.В. Гряда рассказывал нам о своём отце: «Пластуны – это пехота. И вот его (отца, – О.М.) послали в пластуны, потому шо мать, бабушка — бедная, она не смогла его снабдить лошадью, седлом. А ему предлагали, шо мы пай его заберём, общество, атаманско общество, пай заберём на четыре года и... ему лошадь купим и всё на свити. Бабушка говорит: «А я на чё буду жить?»... Крутили, крутили, ну, говорять, в пластуны запишем» (24).

Но даже утратив статус стрелков-разведчиков с рапространением на пластунские батальоны уставных положений регулярной пехоты, пластуны в народных представлениях во многом сохраняют неповторимый героический привлекательный облик. В песне пулемётной команды 17-го Кубанского пластунского батальона были такие слова: «Отаки наши кубанцi, / Пластуны гыроi, / Изхватылысь духе в ранцi / До бытвы новоi / Щоб турмена впьять куражыть / Усым для забавы / А для себэ щоб добуты / Козацькоi славы» (14, с. 200). Таким образом представления о военно-профессиональной группе пластунов в единстве их типовых и индивидуальных качеств во многом обязаны своим содержанием не изменчивым социально-экономическим текущим реалиям прошлого, а устойчивым, повторяющимся идеалам народной истории.

Изображение статутных и военно-профессиональных групп в исторических представлениях кубанцев основано на действительных биографиях Георгиевских кавалеров, гвардейцев, пластунов. Вместе с тем, это образы, наделённые устойчивыми стереотипами. Персонажи устной истории одновременно реальны и условны. Действуя в данных реальной историей обстоятельствах, совершая поступки, не противоречащие сведениям документов, они в то же время руководствуются в своём поведении известным кодексом. Воинский мир кубанского казачества – это мир героев, избранных, людей, наделённых особыми качествами, значимыми в системе ценностей казаков. Главной универсальной особенностью этого мира, определяющей все основные его черты, предстаёт концепция героического.

Примечания

1.Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1995. Т. 3.

2.Бардадым В.П. Ратная доблесть кубанцев. Краснодар, 1993.

3.Бондарь Н.И. Воины и хлеборобы (некоторые аспекты мужской субкультуры кубанского казачества) // Вопросы казачьей истории и культуры. Вып. 1. Майкоп, 2002.

4.Бондарь Н.И. К вопросу о традиционной системе ценностей кубанского казачества (Часть первая. ХIХ-начало ХХ века) // Из культурного наследия славянского населения Кубани. Краснодар, 1999.

5.Вилинбахов Г. «Журавель». Военный фольклор: куплеты про гвардейские полки // Родина. 2000. № 11.

6.Гроз Н. С боевых позиций — в станицу // Сборник славы кубанцев (Кубанцы в великую войну 1914-15-16 г.г.). Повести, рассказы, стихотворения, статьи, письма и заметки. Т.1. Екатеринодар, 1916.

7.Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997.

8.Карпов Ю.Ю. Джигит и волк. Мужские союзы в социокультурной традиции горцев Кавказа. СПб., 1996.

9.Кухаренко Я.Г. Пластуны. Пер. с укр. А.И. Слуцкого // Курень. Антология кубанской литературы конца ХVIII-начала ХХ веков. Составление, предисловие и комментарии В.К. Чумаченко. Краснодар, 1994.

10.Лавров Л.И. Историко-этнографические очерки Кавказа. Л., 1978.

11.Лобова Т.М. Рождены для службы царской. Пятигорск, 2001.

12.Мануйлов А.Н. Механизм трансляции культурной традиции и традиционные социальные институты кубанского казачества // Археология и этнография Северного Кавказа. Краснодар, 1998.

13.Мельникова Е.А. Меч и лира: англосаксонское общество в истории и эпосе. М., 1987.

14.Песня пластунов пулемётной команды 17-го Кубанского пластунского батальона // Сборник славы кубанцев (Кубанцы в великую войну 1914-15-16 г.г.). Повести, рассказы, стихотворения, письма и заметки. Т. 1. Екатеринодар, 1916.

15.Плотников Н.Д. Собственный Его Величества конвой // Военно-исторический журнал. 1991. № 5.

16.Попка И.Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту: очерки края, общества, вооружённой силы и службы в двух частях. Краснодар, 1998.

17.Сенявская Е.С. Психология войны в ХХ веке: исторический опыт России. М., 1999.

18.Султанов Н.А. Твои сыны, Новоминская! (Исторические очерки о новоминских казаках). Краснодар, 2001.

19.Трошев Г.Н. Моя война. Чеченский дневник окопного генерала. М., 2001.

20.Фролов Б.Е. Значение термина «черкеска» в лексике черноморских казаков конца ХVIII-первой трети ХIХ веков (к постановке вопроса) // Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур Северо-Западного Кавказа за 2000 год. Дикаревские чтения (7). Краснодар, 2001.

21.Фролов Б.Е. Черноморские пластуны // Проблемы историографии и истории Кубани. Краснодар, 1994.

22.Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Репринтн. воспр. Изд. 1913 г. Т. II. Краснодар, 1992.

23.ПМ КФЭЭ-1996. Ст. Удобная Отрадненского р-на Краснодарского кр. А/к № 1071. Инф. Гордиенко Василий Михайлович, 1913 г. р.

24.ПМ КФЭЭ-1996. Ст. Удобная Отрадненского р-на Краснодарского кр. А\к № 1072. Инф. Гряда Семён Васильевич, 1907 г.р.

25.ПМ КФЭЭ-1998. Ст. Исправная Зеленчукского р-на КЧР. А/к №1549. Инф. Беляков Иван Артёмович, 1931 г.р.

26.ПМ КФЭЭ-1999. Ст. Темнолесская Шпаковского р-на Ставропольского кр. А/к №1952. Инф. Барсуков Алексей Андреевич, 1909 г.р.

27.ПМ КФЭЭ-2000. Ст. Старовеличковская Калининского р-на Краснодарского кр. А/к № 2098. Инф. Левченко Иван Георгиевич, 1907 г. р.

28.ПМ КФЭЭ-2000. Ст. Старовеличковская Калининского р-на Краснодарского кр. А/к № 2102. Инф. Гордиенко Илья Филатович, 1918 г.р.

29.ПМ КФЭЭ-2000. Ст. Мингрельская Абинского р-на Краснодарского кр. А/к № 2186. Инф. Бирюк Иван Артёмович, 1918 г.р.

30.ПМ КФЭЭ-2001. Ст. Каневская Каневского р-на Краснодарского кр. А/к № 2370. Инф. Сидоренко Фёдор Иванович, 1923 г.р.

31.ПМ КФЭЭ-2003. Ст. Нижегородская Апшернонского р-на Краснодарского кр. А/к № 2936. Инф. Перепелица Михаил Фёдорович, 1924 г.р.

Версия страницы для ПК