Русские на Северо-Западном Кавказе (часть 2): "Черноморская Береговая линия"
Несмотря на то, что правобережье Кубани к 20-м годам XIX в. уже было основательно обжито русскими, Закубанье и Черноморское побережье по-прежнему оставались для России враждебными, неразведанными территориями. И то, что по Адрианопольскому мирному договору 1829 г. эти земли Турция передала во владение Российской империи, нисколько не исправило положения. Точнее – еще более ожесточило горцев в борьбе за независимость.
Служивший здесь в то время русский офицер Ф. Торнау приводит одну любопытную историю: "Генерал Раевский, командовавший в то время Черноморской Береговой линией, усиливаясь объяснить им право, по которому Россия требовала от них повиновения, сказал однажды шапсугским старшинам, приехавшим спросить его, по какому поводу идет он на них войной: "Султан отдал вас в пешь-кешь (пешкеш – перс. "подарок"), подарил вас русскому царю". "А! Теперь понимаю, – отвечал шапсуг и показал ему птичку, сидевшую на ближайшем дереве. – Генерал, дарю тебе эту птичку, возьми ее!" Этим кончились переговоры. Очевидно было, что при таком стремлении к независимости одна сила могла переломить упорство черкесов".
Но все же поначалу попытки наладить с местным населением Причерноморья дружеские отношения предпринимались. Когда же стало ясно, что ни торговлей, ни подарками не на сторону их России переманить, "власти" стали измысливать различные проекты покорения Кавказа.
Одно время, в начале 30-х годов XIX века, по воспоминаниям современников, военное министерство просто засыпали подобного рода проектами. И кто их только не сотворял, и чего в них только не писалось! Предлагали действовать против горцев, продвигаясь не с равнины к горам, а с гор к ровным местам; строить крепости на хребтах и наблюдательные посты на горных шпилях; рвать горы порохом; против "хищников" (абреков) натягивать проволочные сети по берегам Терека и Кубани. Мирным путем советовали их "усмирять": торговлею, водворением между ними роскоши, пьянства и, наконец, музыкой, посредством заведения у горцев музыкальных школ. Последний проект, начинавшийся словами: "В глубокой древности уже было известно, что музыка, производя приятное впечатление на слух. Смягчает человеческие нравы, и т.д.", был написан каким-то коллежским советником из Петербурге. Как и многие авторы подобных опусов, он ни разу не бывал на Кавказе и уж тем более в среде горцев. Ни один из этих экзотических проектов принят не был, и труды петербургских теоретиков пропали даром.
А за освоение вновь приобретенных земель взялись "практики" – солдаты и офицеры, служившие в то время на Кавказе. Чтобы хоть как-то обозначить российскую власть, нашим войскам необходимо было укрепиться хотя бы в нескольких пунктах на побережье Черного моря. Таковыми в 1830 г. стали Бамборы, Пицунда и Гагры.
А в 1831 г. русский отряд под начальством генерала Берхмана, состоявший из 2-х пехотных полков, в числе 5 тыс. человек, высадился на берегах Геленджикской бухты, невзирая на сопротивление местных племен. И вот, под ружейным огнем черкесов, русские принялись расчищать от непроходимых зарослей место будущего форпоста Российской империи. Недостаток лошадей, рабочего скота и, главное, леса, который приходилось подвозить на судах из Анапы, Керчи и Феодосии, не помешал нашим войскам укрепиться и построить в одно лето все необходимые помещения. С этого момента и ведется начало систематического покорения племен восточного побережья Черного моря.
Полагая, что горцы не в силах долго обороняться собственными средствами без помощи турок, доставлявших им товары, соль и разные военные припасы в обмен на женщин и мальчиков, все внимание российского правительства обратилось на прекращение турецкой торговли с горцами. Турции и другим державам было объявлено, что "все корабли, которые будут приставать к тем пунктам черноморских берегов, где не существует таможенных и карантинных учреждений, будут признаны за контрабандные и яко с таковыми будет поступлено по всей строгости законов". Началась погоня моряков русской эскадры за турецкими контрабандными судами.
Для этого черкесский берег был объявлен в блокадном положении, и для наблюдения за ним учреждено постоянное крейсерство. Особое значение (как опорный пункт) в это время приобретает Геленджикское укрепление. Отсюда русские суда контролируют береговую зону до Гагр. Невзирая на эту меру, турецкие купцы продолжали сообщения с черкесами. Контрабандная торговля давала невероятные барыши и доводила риск до крайней степени напряжения. Турецкие контрабандисты утверждали, что если из 10 судов они теряли 9, то десятым судном окупались все их потери. И ради этого стоило рисковать.
Российские крейсеры весьма редко успевали захватить нарушителей, так как наши парусные килевые суда должны были держаться в некотором отдалении от берегов и в случае бури уходить в открытое море. Плоскодонные же кочермы (турецкие парусники), наоборот, плавали почти всегда под защитою берега и в непогоду вытаскивались на него или прятались в устьях бесчисленных речек, впадающих в Черное море.
Малый успех морской блокады привел к заключению, что сообщение турок с черкесским берегом прекратится только в том случае, когда все пункты, которые они привыкли посещать, будут заняты русскими укреплениями. Эта мысль, казавшаяся весьма "основательною и удобоисполнимою" на первый взгляд, встречала в применении огромные затруднения. Самым значительным из них был недостаток точных сведений о местности, о количестве неприятеля и средствах, которыми он располагал для своей обороны. Однако, тщательные рекогносцировки местности требовали огромных материальных затрат и довольно много времени. Ни того, ни другого российские военачальники позволить себе не могли, так как турки не оставляли надежд вернуть эти земли и подстрекали горцев к активным военным действиям. К тому же в ослаблении русского влияния на Кавказе была заинтересована Англия, весьма озабоченная возросшей мощью России.
В итоге последовало приказание немедленно положить начало Черноморской Береговой линии. Начальником ее был назначен генерал Н.Н. Раевский. Увы, при создании этой линии форпостов допускалось множество непростительных ошибок. Бывало, из-за неудачного расположения в укреплениях трудно было заметить, как горцы подползали под самые стены. В результате гарнизон вынужден был день и ночь стоять "под ружьем" в ожидании неприятеля. А иногда вообще было непонятно, для чего в том месте был построен тот или иной форпост. Один из таких случаев описывает разведчик царской армии Ф. Торнау: "Трудно было понять, для какой надобности редут был построен в месте, где он ничего не защищал, кроме оборонявших его солдат, а зачем они здесь находились, и притом в числе одной только роты, еще менее того можно объяснить. Сам редут исполнял очень дурно свое официальное назначение, потеряв под потоком… дождей всю оборонительную силу своего профиля".
Подобное случалось весьма часто. Занимали места без всякой надобности, укрепления строились неприспособленные ни к рельефу, ни к роду войны; в них помещали гарнизоны слишком слабые для того, чтобы держать в страхе местных жителей, раздробляя таким образом силы. Причина этому, объясняет Торнау, заключалась в "невозможности главных начальников все видеть своим глазами…, и в неспособности и неопытности частных командиров, которые, прибыв из России, не слушая старых кавказских служивых, принимались распоряжаться в горах или посреди абхазских или мингрельских болот по правилам воинского устава или школьной фортификации того времени".
Если Кавказ в целом слыл тогда "теплой Сибирью", как окрестил его Александр I, то Абхазия и Черноморье были чуть ли не "самыми суровыми" и "опасными" районами этого края. Каждый день, проведенный здесь, был проявлением истинного героизма. Растянутые по побережью укрепления Черноморской Береговой линии были совершенно изолированы, окружены враждебно настроенными народами и, в довершение связь, друг с другом могли поддерживать только морским путем. Продовольствием они обеспечивались три раза в год, который исчислялся здесь с 1-го июля. Часто продукты портились, нередко их просто было недостаточно. И стоящие на страже Российской границы вынуждены были голодать. "Здесь нечего есть, в самом точном значении этого слова. Бить быков, которых очень здесь мало, летом нельзя, портится мясо, а куры дороже, чем в Москве невесты. Питаются поневоле солониной да изредка рыбой: но как последняя в здешнем климате верный проводник лихорадок, есть ее опасно",– писал Бестужев-Марлинский. – "В Геленджике, кроме сухарей и солдатского сукна, ничего найти нельзя, а между тем Геленджик считается лучшим местом от Анапы до редута Св. Николая, и в самом деле, сравнительно говоря, это правда".
Удивительно, насколько спешно и "на авось" строились форпосты в столь опасных и неспокойных местах. Вместо хорошо оборудованных крепостей возводились жалкие форты. Казалось, будто это лишь временное пристанище гарнизонов, и со временем будут созданы более основательные постройки. Но время шло, а ничего не менялось. Защитникам Отечества приходилось обитать в землянках "душных в жар, грязных в дождь, сырых и темных во всякое время".
Ф.Ф. Торнау побывал в одном из укреплений Черноморской Береговой линии и в "Воспоминаниях" поделился с потомками своими впечатлениями: "Внутри укрепления, уставленного небольшим числом деревянных строений, на всем лежала печать скуки, тоски, ветхости и бедности… По приказанию коменданта мне указали лучшую из комнат, определенных для приема путешествующих по делам службы. Кроме стола, 2-х стульев и деревянной кровати без тюфяка, в ней не существовало никакой мебели, зато множество досок, расставленных по комнате в виде колонн, подпирали потолок, угрожавший без помощи их накрыть своей тяжестью дерзкого жильца. К моему счастью, в комнате был огромной величины камин, в котором развели огонь, позволивший мне … сварить чаю и изжарить тощую курицу, проданную мне сторожем дома за дорогие деньги. На другой день, собираясь в дорогу, я заметил, что дом, в котором я провел ночь, был и снаружи подперт с боков бревенчатыми контрфорсами, без которых он мог легко развалиться во все стороны. Надеюсь, что решились разобрать его на дрова прежде, чем какой-нибудь несчастный путешественник нашел под его развалинами преждевременную кончину".
Читая эти строки, невольно возникает мысль: неужели солдаты, обитавшие в стенах укреплений, не могли привести свои жилища и казенные помещения в надлежащий вид? Выходит, что не могли. И на то были серьезные причины. Постоянная сырость жилых помещений, недостаток мяса, овощей и других продуктов, а в дополнение и непривычные климатические условия порождали массу болезней. "Сотни деревянных крестов теснились" около укреплений, огороженных 4-мя валами, "и придавали самим укреплениям вид раскрытых могил", – писал В. Потто. И многие укрепления действительно стали последним "пристанищем" защищавших их солдат.
"О том, какая страшная была смертность в наших укреплениях бывшей Черноморской береговой линии, можно судить уже по тому, что там считали делом весьма обыкновенным, когда в год вымирало более десятой части всего гарнизона. Но были и такие укрепления, где в течение 3-4 лет целый состав гарнизона переменялся, т.е. вымирал", – свидетельствовал доктор, профессор медицины Н. Торопов.
Самыми "гиблыми" местами считался район Гагр, о чем с тоской сообщал брату в письме переведенный туда А. Бестужев (Марлинский): "Не знаю, как-то перенесу я предлежащее мне испытание в Абхазии, куда я назначен. Батальон этот расположен в Гагре и Пицунде, в самых гробовых местах Черноморского побережья. Места эти имеют только морем сообщение между собой, и то чрезвычайно редко... Полтора комплекта в год поедается там цингою и лихорадками, и не было примера, чтобы кто-нибудь выжил там более 2-х лет или после 2-х лет возвратился бы без страданий до конца жизни, а жизнь коротка после Гагр".
Вот и получалось, что доведенные до изнеможения постоянными караулами, недоеданием и болезнями солдаты, просто не в состоянии были заниматься даже самыми неотложными делами, к числу которых относились содержание в порядке строений и валов, погрузка и выгрузка с судов каменного угля, провианта, заготовка дров и т.п. Порой из-за страшной смертности и работать-то было некому.
Со временем стало понятно, что для закрепления прав на этот край недостаточно одних лишь фортификационных сооружений с готовыми к боевым действиям гарнизонами. Необходимо было основать здесь мирные поселения. Однако сделать это оказалось крайне непросто. Мало кто желал перевозить свои семьи на земли, где каждый час, каждую минуту русским поселенцам угрожала опасность нападения горцев, плена, рабства или смерти. Даже основанные на самых "спокойных" территориях, прилегавших к Анапе и Таманскому полуострову, казачьи станицы Николаевская и Витязева охранялись гарнизонами пеших и конных казаков, и оснащены были артиллерийскими орудиями. Выезды на поле, покос сена, пастьба скота и тому подобные хозяйственные операции проделывались под прикрытием военной силы. Так что с переселением на эти земли мирного населения пришлось повременить.
Зато к 40-м годам XIX века все же стали налаживаться торговые отношения русских и местного населения, в укреплениях на побережье стали появляться меновые дворы. Но, несмотря на начало времени мирного сосуществования, горцы продолжали упорную борьбу и не желали признать права России на их территории.
Продолжение следует...
Ссылки
Контрабандная торговля. Пробравшись к Козлову (современная Евпатория), Феодосии или Керчи, контрабандисты направлялись отсюда к восточному берегу Черного моря. Ночью, при благоприятном ветре, турецкие суда совершали путь вдоль берега, ориентируясь по огням, которые зажигали и поддерживали в горах черкесы. Подойдя к берегу, предприимчивые торговцы давали о себе знать окрестным горцам выстрелами. Последние, получив привычный сигнал от прибывших, сбегались к берегу и быстро разгружали судно.
Затем либо вытаскивали турецкую кочерму на берег и прикрывали ветвями, либо заводили ее в устье реки, впадающей в море, просверливали в ней дыры и потопляли, чтобы скрыть корпус парусника и тем самым защитить от выстрелов с русских военных кораблей. Когда контрабандисты оканчивали здесь свои дела, судно поднималось со дна реки, дыры заделывались, а вода выкачивалась. Спешно нагрузивши черкесскими продуктами и товарами приведенный в надлежащий вид корабль, турки под покровом ночи отплывали на родину, маневрируя и скрываясь от русских крейсеров.
Черноморская Береговая линия. Проходила по морскому побережью от устья Кубани до форта Св. Николая. Состояла из ряда укреплений. Начало ей было положено взятием Бамбор, Пицунды и Гагр в 1830 году, официально же открыта она была в 1839 году.
Чтобы связать укрепления на побережье с Черноморской кордонной линией, было решено проложить дорогу из Ольгинского редута через Адербиевский перевал к Геленджику. Это было поручено выполнить генералу А. Вельяминову. В 1834 году возглавляемый им отряд в течение нескольких месяцев буквально прорубал себе путь сквозь лесные заросли. Несмотря на неимоверные трудности, им все же удалось осуществить задуманное, а по пути были заложены еще 2 укрепления – Абинское и Николаевское (ныне ст. Шапсугская).
В 1836 году к северо-западу от Геленджикского укрепления у подножия горы Дооб в устье р. Накопсе был сооружен форт Александрия, переименованный впоследствии в Кабардинское укрепление (в память расквартированного здесь полка), а севернее Анапы заселены первые в Закубанье казачьи станицы – Благовещенская и Николаевская (теперь Анапская).
Двигаясь со своим отрядом из Геленджикского укрепления по побережью на юго-восток, генерал Вельяминов закладывает в устье р. Пшады 6 июня 1837 г. Новотроицкое укрепление, а 20 июля в устье р. Вулан – Михайловское укрепление. Одновременно десантным отрядом, руководимым самим командующим Отдельным Кавказским корпусом бароном Г.В. Розеном, высадившимся на мысе Адлер 18 июня 1837 года, было основано укрепление Св. Духа при впадении р. Мзымты в море.
В 1838 году на Черноморском побережье строится еще 5 укреплений. 21 апреля в устье р. Сочи было заложено Навагинское укрепление, 22 мая в устье р. Туапсе – Вельяминовское укрепление, 11 июля приступили к постройке Тенгинского укрепления в устье р. Шапсухо. А высадившийся 12 сентября в районе устья р. Цемес отряд под руководством генерала Н.Н. Раевского приступил к строительству укрепления, названного Новороссийским. В этом же, 1838 году, между Тенгинским и Вельяминовским было устроено укрепление Вуланское. В 1839 г. длинный промежуток между р. Туапсе и р. Сочи был заполнен еще 2-мя укреплениями. Высадившись в устье р. Субаши, отряд генерала Раевского 12 апреля заложил Головинский форт, а после окончания его строительства, перевезенный морем к устью р. Псезуапе, 12 июля приступил к сооружению форта Лазаревского. По возвращении в Анапу часть отряда Раевского была направлена на р. Мескагу, где 18 октября было построено укрепление Раевское, связавшее Анапу с Новороссийским укреплением. Этим было закончено возведение укреплений по восточному берегу Черного моря.
В 1840 году в результате массовых нападений горцев ряд укреплений пал (форт Лазарева, укрепление Вельяминовское, Николаевское, Михайловское), со временем они были восстановлены. Однако, во время Крымской войны, в 1854 году все укрепления на ЧБЛ в течение месяца были взорваны, а их гарнизоны выведены за Кубань.
Н.Н. Раевский. (1801-1843) был сыном знаменитого Н.Н. Раевского, героя Отечественной войны 1812 года. В 1825 году был арестован по делу декабристов, и, хотя и был признан невиновным, его все же "взяли на замечание и считали либеральным и опасным человеком". В 1826 Николай I направил Раевского на Кавказ. Здесь он принял активное участие в войнах России с Ираном и Турцией в 20-х гг. XIX века. Во время похода на Эрзурум с ним был его близкий друг А.С. Пушкин. Известно, что именно Раевскому великий поэт посвятил своего "Кавказского пленника".
Когда на Кавказ были переведены ссыльные декабристы, по их же воспоминаниям, Раевский всячески старался облегчить их положение и помочь служившим под его началом. Будучи командиром Нижегородского драгунского полка, он наполнил свой штаб декабристами и ссыльными офицерами. "Прочих, не бывших в его штабе, он ласково принимал в своем доме". Общение с политически неблагонадежными в конце концов привело к тому, что его подвергли опале, посадили под домашний арест на 8 дней и затем перевели в Россию. Опала длилась до осени 1837 года – 21 сентября он был вновь переведен на Кавказ и назначен начальником Черноморской береговой линии. Ему подчинялись все укрепления на побережье, как уже построенные, так и те, которые еще только предстояло возвести.
Раевский осуждал военные набеги и вторжения царских войск на черкесские земли и ратовал за мирное сотрудничество и торговые отношения с горцами. Получив в 1839 г. разрешение на торговлю солью, он стремился превратить укрепления береговой линии в торговые пункты. К тому же, активно привлекал мирных переселенцев на Кавказское побережье, благодаря чему здесь поселилось около полутора тысяч русских семей.
Резкая критика курса на военное покорение Кавказа вызвала раздражение со стороны других военных начальников, их доносы и интриги в конце концов вынудили Раевского уйти в отставку 6 февраля 1841 г. Покидая навсегда Кубань, он писал: "Я здесь первый и один по сие время восстал против пагубных военных действий на Кавказе и от этого вынужден покинуть край".
