Пусть говорят. О постановке «Иллюзий» Ивана Вырыпаева в краснодарском «Одном театре»

Новый театральный язык с опорой на телеформат, камерность, многословность — и искренность, достоверность, узнаваемость. Театральный критик, литературовед Вера Сердечная в своем «Живом журнале» рецензирует постановку краснодарским «Одним театром» пьесы Ивана Вырыпаева «Иллюзии».

Вырыпаев — автор многоречивый. Есть ощущение, что его герои стараются выразить словами все, что видят вокруг. Все зарегистрировать, все проговорить и, быть может, в итоге высказать, выболтать истину. Например, такую: любовь может быть только взаимной.

Главное в пьесах Вырыпаева — это звучащее слово. И поэтому вполне обоснованно режиссерское решение Арсения Фогелева: его спектакль по принципу постановки недалеко ушел от читки. Полупрозрачный занавес отгораживает заднюю часть сцены. Из-за него выходят артисты в начале, за него уходят в конце. Актеры сидят в креслах и по очереди выходят к микрофону, чтобы рассказать очередную историю. Спокойно, вдумчиво, без аффектов. И зритель в эту историю погружается, начинает героям сочувствовать. 

Вырыпаев не так прост, он рассказывает историю не совсем «из жизни»: он играет с жанровым каноном сериала. Герои носят «не наши» имена (Денни, Маргарит и так далее); перипетии вполне сериальные (любит — не любит; я твой брат, но это не точно). Даже некоторые речевые обороты кажутся переводными, не вполне русскими: «Спасибо тебе, твоей любви, которая научила меня, что жизнь — это каждое мгновение внимательности к близкому человеку». Но эта корявость фразы, эти повторы неслучайны: они, как мантры, выводят зрителя на другой уровень восприятия истории. Ведь и Линч использовал в «Твин Пиксе» формальные приемы мелодрам. Кстати, и использование музыки здесь отчасти напоминает линчевское тяготение к ангельски красивым мелодиям как фону драматических событий. 

Форма монологов — как в ток-шоу: «А теперь я расскажу вам историю про Альберта». Драматург словно бы подмигивает нам: это все истории из телевизора, расслабьтесь. Телевизионность сохраняет и постановка: на занавес, как в ток-шоу или в стендапе, крупным планом транслируется лицо выступающего либо слушателя (этот прием через некоторое время, правда, кажется несколько излишним). Однако «сериальность» этой мелодрамы — только оболочка, и сквозь перипетии рассказываемых историй с кристальной ясностью проступает тоска человека о настоящем. И о любви, которая — единственная — может победить смерть. 

«Иллюзии» — история о том, как жили и уходили четыре человека, две пары. Рассказывающие о них молодые артисты — вроде бы и сами эти герои, но вроде бы и нет. Устройство текста позволяет актерам сохранять дистанцию между собой и персонажем, рассказывать с сочувствием, но отстраненно. И эта интонация подкупает, кажется свежей и неподдельной. 

Актеры хорошо справляются с задачей — подавать текст Вырыпаева, наполненный повторами и самоочевидными высказываниями; они увлекают нас в этот текст, как в живую речевую воронку. В этих многословных монологах внезапно посыпается настоящая искренность. Как у Гришковца. И — вдруг — ощущается тот серьезный бессловесный диалог, который автор напряженно ведет со слушателями. Диалог о смысле жизни, о подлинности, о чем-то неизменном в этом мире.

Четыре персонажа и четыре артиста; знак неполного равенства. Виталий Борисов — это Денни; человек, который никогда не лгал и однажды нашел свое место в жизни. Борисов играет его несколько нервным, дерганым, — может быть, оттого, что прямодушие — это непросто. Тем не менее Денни кажется самым счастливым из героев этой истории — не оттого ли, что уходит первым? Не оттого ли, что (почти) не сомневается в своей любви? Не оттого ли, что видел в детстве инопланетный корабль? Для зрителя, чья бдительность усыплена словесной вязью, это откровение Денни не кажется сумасшествием. Напротив, оно рифмуется с финальной космической сценой.

Татьяна Башкова — Сандра; женщина, которая всю жизнь любила другого и однажды видела прекрасную розовую линию, а также сформулировала главный проблемный тезис этой истории: о том, что настоящая любовь может быть только взаимной. Актрисе удается сочетать в роли отстранение и вживание; ее интонации спокойны и даже немного насмешливы, но сочетание теплого обаяния ее полуулыбки и выразительной жестикуляции делает ее Сандру по-настоящму драматической героиней. 

Яркий, кипучий, как ртуть, персонаж — Маргарит в исполнении Юлии Романцовой. Ее героиня красива; у нее бывают минуты странности, когда она уходит в личную Нарнию. И, о да, она обладает хорошим чувством юмора. Настолько хорошим, что ее финальная шутка приводит лично ее — к необратимому, к трагедии. Любопытно, как без всяких поучений драматург демонстрирует контраст между тем, как умирает Маргарет и остальные герои — и эта разница потрясает. 

В Альберте Арсения Фогелева как будто просматривается режиссер всей истории: он кажется самым отстраненным, самым ироничным персонажем. «Он очень хороший человек», повторяет его друг Денни. Он живет самую долгую жизнь. Но и Альберт смертен, — сражен вопросом о том, есть хоть какое-то постоянство в этом переменчивом космосе.

«Иллюзии» Одного театра приятно удивляют спокойным, сдержанным тоном и хорошо скрытым драматизмом, что позволяет воплотить невидимое, прорваться сквозь текст — к вечности. 

Оригинал здесь: https://rintra.livejournal.com/326992.html

Версия страницы для ПК