Павел Астахов рассказал, какой он видит ювенальную юстицию в России
Уполномоченный по правам ребенка при президенте РФ Павел Астахов в Краснодаре рассказал, какой он видит ювенальную юстицию в России
Главный детский омбудсмен РФ Павел Астахов в рамках Всероссийского съезда уполномоченных по правам ребенка в субъектах РФ 28 октября в Краснодаре рассказал о своем отношении к ювенальной юстиции и том, в какой форме он хочет видеть ее в России.
"То, что сегодня называется ювенальной юстицией, в большинстве своем – самое негативное, что есть в сфере различных технологий по изъятию ребенка, по ограничению родителей в их правах, по лишению родительских прав. Именно так общество ее и воспринимает. Понятно, что само определение гораздо уже, чем его пытаются трактовать. Но раз уж мы говорим о таком понимании, то я расскажу, откуда это идет – из западного опыта", – отметил П. Астахов.
"Я изучал этот вопрос очень тщательно. В нашей стране ювенальная юстиция появилась в 90-е, когда мы столкнулись в нашем обществе с такими проблемами, как безнадзорность, насилие в отношении детей. И уже в середине двухтысячных годов у нас родительских прав лишали по 120 тыс. человек ежегодно. А сейчас у нас позиция иная – нельзя разрушать семью, поэтому западный опыт для нас неприемлем", – подчеркнул детский омбудсмен.
В качестве негативного примера он привел Францию, где "судья решает, где ребенку жить и где ему будет лучше. И тысячи детей ежегодно попадают на этот конвейер".
"У них есть огромный спрос на детей, но вы не можете сами выбрать себе ребенка. Есть соцслужбы, которые как раз и входят в эту ювенальную систему. И они решают эти вопросы, сидят и тасуют, куда и кого, как колоду карт. Этого нам также не надо, такой опыт копировать мы не собираемся", – подчеркнул П. Астахов.
"Мы видим и отрицательные результаты того, что происходит в этой сфере в скандинавских странах. Там вообще есть доктрина, которая принята, например, в Норвегии, о том, что биологические родители не имеют значения на современном этапе развития общества. Поэтому государство само решит, где ребенку лучше воспитываться. Достаточно одного сигнала, даже анонимного, что права ребенка нарушаются, и все – заработала машина, которая перемолола семью. Но в то же время, в той же Норвегии есть общество пострадавших от этой ювенальной юстиции, о чем нам не рассказывают. И вот эти дети, изъятые из семей, которые уже выросли, объединились в общество и отсудили у Норвегии несколько десятков миллионов евро за то, что, как они считают, их жизнь и жизнь их семей была разрушена по вине государства", – рассказал омбудсмен.
Он подчеркнул, что именно этот опыт изучается для того, чтобы не повторять чужих ошибок.
"А если говорить о совсем узком вопросе – о ювенальных судах, они у нас есть в виде эксперимента в 12–ти регионах и, в принципе, нормально себя зарекомендовали. Но они вообще никакого отношения не имеют к семье. Процесс выстроен таким образом, что ребенка-правонарушителя, малолетнего преступника, не ссылают сразу в места лишения свободы, а работают с ним. В судебном процессе участвуют психолог, адвокат, педагог. Нам нужна специализация как следователей так и судей, которые разбирались бы, что они делают. Чтобы эти люди понимали, что заниматься ребенком, решать детскую судьбу – это совсем не то, что расследовать угон машины или разбирать конфликт между соседями", – пояснил П. Астахов.
"Поэтому я могу сказать, что мы практику лишения родителей прав выровняли, остановили волну, за 2012 год их было всего 52 тысячи. Это тоже много, но это в 2,5 раза меньше, чем было. А ведь могло быть и по-другому. Можно было сказать: провинился – отвечай. И сегодня мы бы уже по 200 тыс. человек лишали родительских прав ежегодно. Потому что государство справится, детских домов достаточно, ведь новых мы не строим, мы старые закрываем. Поэтому итогом работы должно стать следующее: ребенка необходимо обеспечить семьей – родную сохранять, но если уж преступление свершилось – приемной обеспечивать", – заключил омбудсмен.