«Что делал с женщинами Печорин?» Интервью со школьным учителем о сексе в русской литературе

15 и 16 сентября в Краснодаре во второй раз пройдет фестиваль науки, технологий и искусства Geek Picnic. На фестиваль приедут более 30 спикеров, среди которых ученые, художники и эксперты в области современных технологий.

Одним из лекторов будет литературовед и школьный учитель Артем Новиченков, автор телеграм-канала «Говорящий тростник» . Тема его доклада — «Что можно и что нельзя: эротика и секс в русской литературе».

Портал Юга.ру поговорил с Артемом Новиченковым о сексе в русской литературе, о национальной сексуальности, которая не раскрыта из-за языка, о сексуальных революциях Серебряного века и 1990-х годов.

У американской исследовательницы Камиллы Пальи есть книга «Личины сексуальности», где она рассматривает всю историю западной культуры через смену личин, аватаров сексуальности. Согласно Палье, сексуальность — это особое силовое поле, структурирующее культуру. Возможно ли такое исследование русской культуры? Насколько в ней важна тема секса и сексуальности?

— Думаю, что возможно. Тут же вопрос не только в том, что попадает в оптику культуры и искусства, но и в том, что туда не попадает, существуя при этом в дискурсе. В русской культуре секса было полно, просто он не был так выпячен. Взять ту же «Гаврилиаду» Пушкина. Да и школьную программу — в «Руслане и Людмиле» очень много секса. Да и вообще… Чем занимался Онегин в Петербурге? Что делал с женщинами Печорин?

Это миф, что в русской классической литературе мало секса. Ведь люди им всегда занимались, рожали детей. Просто когда пришло петровское время, эта тема стала чем-то неприличным, зазорным. Мол, есть же вещи и поважнее секса.

То есть секс в русской культуре всегда присутствовал и был представлен. Но эти представления не вписываются в то, как, например, мы сейчас говорим о сексе. Или в то, как в те годы говорили об этом на Западе.

Тут в первую очередь языковая проблема. У нас попросту нет языка, чтобы говорить о сексе. Об этом я и буду преимущественно говорить на Geek Picnic. Язык, который описывает сексуальное, у нас сразу идет по разряду нецензурной лексики. Поэтому говорить прямо о каких-то процессах и вещах, связанных с сексуальностью, мы не можем из-за запретов. И эти запреты — они ведь структурируют и наше мышление. И получается, если мы запрещаем себе мыслить о сфере сексуального, то, естественно, это накладывает отпечаток и на искусство.

«Внутри что-то ревет зверем — и хочет оргий, оргий и оргий, самых буйных, самых бесчинных, самых гнусных».
Виссарион Белинский

Помимо нецензурной лексики есть же и медицинские термины. Влагалище, фаллос, коитус…

— Да, но, во-первых, эта лексика появилась только в конце XVIII века и медленно входила в обиход весь XIX век, это был очень длительный процесс. Во-вторых, эти слова звучат совсем не возбуждающе. Они не отражают реальный язык людей, которые занимаются сексом. Никто не использует все эти термины медицинские во время полового акта.

Я в начале года брал интервью у Анастасии Лундквист из Шведской ассоциации сексуального образования. Там как раз работают над формированием такого языка. В 2006 году, например, там включили в национальный словарь новое слово — snippa, которое обозначает половые органы девочек.

— Нам в этом смысле до Швеции очень далеко. Очевидно, что эта инициатива шла сверху, а у нас тема секса до сих пор табуирована. Конечно, по телевизору употребляют слово секс, но люди до сих пор находятся в темноте. Недаром колонки Арины Холиной на «Снобе» пользуются такой дикой популярностью, люди попросту многого не знают. Наша национальная сексуальность не раскрыта из-за языка.

Сексуальная революция девяностых не сформировала этот новый язык, не раскрыла национальную сексуальность?

— Конечно, этот язык был сформирован, но, на мой взгляд, не в достаточной степени. Мы сейчас знаем, как вести разговор на эту тему. Современная литература тоже о сексе много говорит. Конечно, появился некоторый новый словарь, которого не было до этого. Но нужно больше. Запад опять ушел дальше, мы не успеваем, вот и все. Я думаю, что главная беда — это 70 лет советской власти, при которой сексуальность была законсервирована. Ведь если вспомнить эпоху Николая II, то в ней сексуальность начала раскрываться, достаточно почитать стихи Блока или Ахматовой.

Да, вот о Серебряном веке хотел спросить. Это тоже была своего рода сексуальная революция. Литература и поэзия были пропитаны этими темами, многие деятели культуры того времени экспериментировали с сексом и любовными отношениями. И даже русская философия, традиционно размышляющая о других материях, разразилась апологией секса (пусть и семейного) и борьбой с аскетизмом — я имею в виду «Людей лунного света» Василия Розанова.

— Да, все верно, даже сам образ жизни литераторов тех времен иллюстрирует, что тема сексуальности стала входить в культуру. Да и само слово «секс», кстати, только тогда начало появляться в нашем языке. В этом тоже может быть дело — для европейских языков слово «секс» — это слово домашнее, связанное с полом в широком смысле. У нас же это отражает именно сексуальные отношения.

Возвращаясь к Серебряному веку, надо сказать, что эта сексуальная революция была прервана войной и распадом Российской империи. Советский Союз блокировал все эти темы, в обществе был создан новый тип языка — пресловутый советский канцелярит, все эти аббревиатуры бесконечные. Ну и сама повестка социальная вообще не предполагала сексуального.

Слово «секс» происходит от латинского sexus, что означает «пол» (биологический) и, скорее всего, отсылает к слову «seccare», что значит «рассекать, разделять» (см. миф об андрогинах из диалога Платона «Пир»). То есть слово «секс» является родственным, например, слову «секатор» или «секция».

Но ведь это произошло не сразу. Сначала же была и так называемая пролетарская сексуальная революция. Секспросвет, Александра Коллонтай… Да ту же «Третью Мещанскую» можно вспомнить, а это фильм 1927 года. На литературу это как-то повлияло?

— Верно, не все так резко прекратилось. Нельзя говорить, что после 1917 или после 1922 года эти темы заблокировались. Почти вся большая литература 20-х годов так или иначе связана с сексуальностью и телесностью. Мариенгоф, Булгаков, Олеша, который свой роман «Зависть» начинает с того, что герой сидит в туалете. Даже Ильфа и Петрова можно взять, там много сексуального подтекста. В общем, 20-е годы и правда были пронизаны этими темами. И тем интереснее взглянуть на литературу 30-х годов. Тогда именно и начинается блокировка, о которой я говорю. Сексуальность стала одним из главных маркеров того, что можно было писать в 20‑е и нельзя в 30‑е. Что-то, конечно, оставалось, но это было уже инерционно. Взять тот же «Тихий Дон», который выходил томами несколько лет. Там еще сексуальное присутствует, причем его много. Или Хармса того же вспомнить.

Потом это все ушло. Новое поколение писателей уже сексуальное не описывало. И тем удивительнее, что Бродский, Набоков, Лосев, Аронзон, жившие во времена Советского Союза, раскрывали сексуальность в своих произведениях, тем самым расширяя границы языка. И в этом, кстати, была одна из главных их задач.

«Пролетарская сексуальная революция» — неофициальное (термин Вильгельма Райха) название социально-политических преобразований после Октябрьской революции, касающихся тем семьи, телесности и взаимоотношений между полами. 19 и 20 декабря 1917 года большевики приняли декреты «Об отмене брака» и «О гражданском браке» (Вильгельм Райх оценил его как предоставление женщине права на «сексуальное самоопределение»). Началась активная борьба против «старой» буржуазной морали, в которой одну из главных ролей играла первая женщина-министр в истории Александра Коллонтай. Она так писала о том времени: «Такой пестроты брачных отношений еще не знавала история: неразрывный брак с «устойчивой семьей» и рядом преходящая свободная связь, тайный адюльтер в браке и открытое сожительство девушки с ее возлюбленным — «дикий брак», брак парный и брак втроем и даже сложная форма брака вчетвером».

Советское государство первым мире разрешает аборты (декрет 1920 года). Также в стране в 20-х годах были декриминализованы гомосексуальные отношения (УК РСФСР 1922 и 1926 годов). Ведущие советские СМИ регулярно пишут статьи на тему инфекций, передающихся половым путем, абортов и секса. Однако во второй половине двадцатых годов начинается сексуальная контрреволюция. В тридцатых годах начинаются преследования по закону гомосексуалов, тема секса вычищается из культуры, а журнал «Работница» публикует программную статью «Почему я против абортов».

«Что такое цветы? У женщин между ног пахнет значительно лучше. То и то природа, а потому никто не смеет возмущаться моим словом».
Даниил Хармс

В конце 20-х вместе с сексуальной контрреволюцией происходит и социально-политическая. Получается, что секс опасен для тоталитарной власти?

— Да, ведь сексуальность — это область иррационального, это то, что не поддается контролю. Правительство не может залезть к тебе в постель. Ну разве что в антиутопиях. Поэтому эту тему властям лучше ограничивать. В Советском Союзе с того времени тема секса стала под запретом, она практически не была представлена в культурном дискурсе.

Интересно, как в современной России пытаются ограничить сферу сексуального. Посредством СМИ нам диктуется определенная повестка. Если посмотреть все эти передачи и сериалы телевизионные, то можно увидеть, что нам предлагают определенный тип отношений между мужчиной и женщиной, в том числе и сексуальный. Формируется модель отношений. В детали уходить не хочу, но приведу пример. Я не помню, чтобы по телевизору обсуждали, например, анальный секс или газлайтинг. То есть в современной России существует определенный канон, который государство транслирует населению. Это тоже своего рода попытка контролировать секс россиян.

С начала 2010-х годов у нас говорят о так называемом  консервативном повороте. Духовные скрепы и вот это все. На литературу нашу это повлияло как-то, стала ли она более фригидной?

— Более фригидной — нет. Вообще, если представить литературу как человека, то 90-е и конец 80-х — это подростковый период, когда все интересно попробовать. Ерофеев, Сорокин, Пелевин, тот же Лимонов. Потом этот подросток вырос. И если вы возьмете книгу Улицкой, например, то у нее полно сексуального в текстах, но это не выпячивается, не ставится во главу угла, это уже более взрослый подход. Большая русская литература, на мой взгляд, освободилась от того, что нужно все попробовать. Секс уже стал более общим местом. Над ним можно смеяться, это уже воспринимается как то, что присутствует в нашей жизни и о чем можно поговорить. Как что-то нормальное.

Другое дело, что сексуальный дискурс, который предлагает западная литература, в первую очередь американская, он гораздо шире, чем тот, который предлагает наша литература. Но это тоже вопрос времени, как мне кажется. Сейчас в литературу входит новое поколение — те, кто родился в 80-х и 90-х. И они расширяют дискурс сексуального, это уже раскрепощенное поколение. Илья Данишевский и его «Нежность к мертвым», например. Или поэзия Оксаны Васякиной или Лолиты Агамаловой.

Я вот Ярослава Могутина сразу вспоминаю — тоже раскрепощенный автор, хоть и раньше родился.

— Да, много текстов и имен можно вспомнить. «Митин Журнал» тот же еще. Да и вообще образ жизни многих деятелей искусства — просто не хочется в личной жизни рыться.

Ярослав Могутин — писатель, поэт, фотограф, журналист, художник, открытый гей. Один из первых российских литераторов, описывающий быт своего гомосексуального лирического героя, в котором легко узнается сам автор. В отношении Могутина было заведено первое уголовное дело за журналистскую деятельность в современной России (1993 год). В 1994 году в Бутырском загсе пытался жениться на своем американском бойфренде. В середине девяностых получил политическое убежище в США. В сентябре 2011 года принял американское гражданство. Лауреат премии Андрея Белого «за книгу «Sверхчеловеческие Superтексты», обнажающую нервные окончания поэтической речи; вызывающее свидетельство неравной борьбы с уделом поэта».

Кстати, про «Митин Журнал». Вот есть издательство KOLONNA Publications, которое публикует очень смелые тексты. Особенно для наших времен, где духовные скрепы и Виталий Милонов. И почему-то этими текстами никто не возмущается — ни депутаты, ни другие телохранители морали. Только Министерство печати им высылало предупреждение. Но Минпечати уже давно нет, а KOLONNA Publications живее всех министров.

— Тут дело вот в чем. Слава Богу, книжки в России никто не читает — современную поэзию, современную литературу. Да и правительство понимает, что это не крупные звери, на которых надо объявлять охоту. Это было бы большой ошибкой. Власть и так уже прокололась с Pussy Riot. В общем-то малоизвестная арт-группа стала популярна на весь мир благодаря ошибке наших властей. Как с Бродским история. Неизвестного широкой массе поэта сделали суперзвездой.

«На нашем телевидении много насилия и того, что называется секс».
Владимир Путин

Вы работаете в школе, преподаете русский язык и литературу. Как школьники воспринимают секс в литературе? Тут многие моралисты говорят, что вообще надо исключить некоторые произведения из школьной программы за их излишнюю откровенность.

— У меня такая позиция: все зависит от способности подростка воспринимать какие бы то ни было темы. Это вообще индивидуальная штука. Очевидно, что дети 16 лет и старше, а иногда и 15 лет, готовы говорить о сексе. Но будет странным, если в 5 классе я буду рассказывать о сексе в «Руслане и Людмиле», которого там до фига. Разговаривать о сексе с подростком надо тогда, когда секс входит в область его ближайшего развития, когда он интересен как тема. Ну а моралисты... Ну круто, что они существуют, кто-то должен бетонировать традицию.

«Жених в восторге, в упоенье:
Ласкает он в воображенье
Стыдливой девы красоту…»
А.С. Пушкин, «Руслан и Людмила»

И напоследок. Назовите три самые сексуальные книги из истории русской литературы.

— Ну пусть только читатели не думают, что там именно описание секса будет в книжке, я о более широком поле говорю. Пусть это будет «Герой нашего времени», «Циники» и, в качестве шутки, «Очередь» Сорокина.