Тень имамата Шамиля, парламентская республика и разоблачение ложных источников. Интервью с историком Виталием Штыбиным о народных лидерах Западного Кавказа

  •  © Картина Франца Рубо «Сцена из Кавказской войны»
    © Картина Франца Рубо «Сцена из Кавказской войны»

История Кавказской войны знакома многим, однако фокус в ее осмыслении часто смещен на сопротивление Восточного Кавказа под предводительством имама Шамиля. Новое исследование кубанского историка Виталия Штыбина заполняет этот пробел, выводя из тени события и фигуры Западного Кавказа.

В начале года издательство «Новое литературное обозрение» выпустило книгу Штыбина «Ислам, традиции и парламентаризм. Народные лидеры на Северо-Западном Кавказе в 1820–1865 годах». Редактор Юга.ру Денис Куренов поговорил с автором о его книге, малоизвестных лидерах кавказского сопротивления, идеях парламентской республики в регионе и о работе с источниками.

Территория Северо-Западного Кавказа находится в пределах современных Краснодарского края, Адыгеи и Карачаево-Черкесии.

Кавказская война (1817–1864) — длительный военный конфликт между Российской империей и горскими народами Северного Кавказа. Основные причины: стремление России к расширению своих территорий и укреплению влияния в регионе, сопротивление горцев колонизации и борьба за независимость. Война привела к массовым жертвам и депортации части коренных народов. Окончание конфликта ознаменовалось присоединением Северного Кавказа к России.

Твое первое образование — юридическое, и, как я понимаю, у тебя нет кавказских корней. Что послужило отправной точкой для твоего увлечения историей Кавказа?

— Действительно, кавказских корней у меня нет и мое первое образование — юридическое. Я выбрал эту специальность во многом по совету родителей и потому, что учеба давалась легко. Однако, поработав некоторое время по профессии, я понял, что это не мое призвание.

Интерес к истории и этнографии появился еще в детстве. Я увлеченно читал научно-популярные книги, собирал библиотеку. Меня особенно привлекали малоизученные народы и культуры, о которых сложно найти информацию. Так я открыл для себя историю Кавказа.

Началось все с классических трудов по Кавказской войне, например, работ Василия Потто [царский военный историк, генерал-лейтенант, начальник генерального штаба Кавказской армии, автор многотомных работ по истории Кавказской войны — прим. Юга.ру]. Меня поразило, что описанные там события происходили в местах моего детства — там, где мы с родителями проводили время на даче, у слияния рек Белой и Пшехи, когда-то шли ожесточенные бои с черкесами. Это личное соприкосновение с историей подтолкнуло меня к более глубокому изучению темы.

Черкесская культура захватила меня своей самобытностью — богатой мифологией, уникальными традициями, драматической судьбой народа. Желание делиться своими открытиями привело сначала к рассказам в кругу друзей, а затем — к созданию просветительского контента на YouTube. Начинал я довольно примитивно, но постепенно качество улучшалось, появилась своя аудитория.

  • Виталий Штыбин (справа) на Дне памяти жертв Кавказской войны, Нальчик, 21 мая 2017 года © Фото из личного архива Виталия Штыбина
    Виталий Штыбин (справа) на Дне памяти жертв Кавказской войны, Нальчик, 21 мая 2017 года © Фото из личного архива Виталия Штыбина

Твоя книга посвящена истории Западного Кавказа в период Кавказской войны. Почему этот регион и происходившие в нем события остаются в тени Восточного Кавказа и фигуры имама Шамиля?

— История Западного Кавказа действительно остается в тени событий на Восточном Кавказе. Если посмотреть на медиа, книги, фильмы о Кавказской войне, особенно в массовой культуре, то в основном речь идет о Восточном Кавказе — об имаме Шамиле, его наибах [должность заместителя или помощника в мусульманских государствах — прим. Юга.ру], знаменитых сражениях. У многих даже складывается впечатление, что Кавказская война закончилась с пленением Шамиля.

Такое восприятие сложилось еще в XIX веке. Имам Шамиль создал централизованное протогосударственное образование — имамат, с четкой иерархией и структурой. Для Российской империи это был понятный противник, достойный уважения.

На Западном же Кавказе ситуация была иной — там существовало множество разрозненных обществ без единого лидера. Власть местных предводителей была непостоянной: одни общества то подчинялись им, то выходили из-под контроля, другие вообще сохраняли независимость. Для имперской администрации эта система казалась хаотичной и примитивной. Западных горцев часто считали «дикарями», недостойными серьезного отношения.

Однако в литературе XIX века Западному Кавказу уделялось достаточно внимания. О нем писали Лев Толстой, Александр Бестужев-Марлинский [оба участвовали в Кавказской войне — прим. Юга.ру] и другие авторы, знавшие регион не понаслышке. Они относились к местным народам с уважением, считая их достойными противниками.

Но когда война закончилась и начала формироваться официальная историография, потребовался цельный образ противника. Им стал имам Шамиль — харизматичный лидер с четкой структурой власти. А сложная история Западного Кавказа отошла на второй план.

Моя книга призвана показать, что Западный Кавказ тоже был значимой частью той войны. Там были свои лидеры, которых серьезно воспринимали и Российская империя, и европейские державы. История Кавказской войны не ограничивается противостоянием с Шамилем, и о других ее героях тоже важно помнить.

Название твоей книги — «Ислам, традиции и парламентаризм». Расскажи кратко о взаимосвязи этих понятий и в какой мере они определяют контекст твоего исследования?

— Название книги отражает три различные идеологии объединения черкесских обществ, которые представляли главные лидеры Западного Кавказа в период Кавказской войны.

«Ислам» олицетворял Мухаммад-Амин, наиб имама Шамиля. Он пытался создать на Западном Кавказе религиозное государство по образцу имамата Шамиля, основанное на суннитском исламе и шариате.

«Традиции» представлял Сефер-бей Зан, выступавший за сохранение традиционной социальной иерархии, похожей на модель, по которой жили равнинные черкесские общества и кабардинское государство (до 1820-х годов). Он стремился стать верховным князем, опираясь на классическую структуру общества с князьями, дворянами-уорками [уорки — аристократическое, дворянское сословие у черкесов — прим. Юга.ру] и зависимыми сословиями. Его концепция также включала элементы османской модели управления, так как он долго жил и служил в Османской империи.

«Парламентаризм» связан с семейством Берзеков, которые в последние годы войны предлагали создать современное государство европейского типа. Они разработали конституцию по швейцарскому образцу и стремились к признанию независимой Черкесии с парламентской формой правления.

Конкуренция между этими идеологиями и неспособность лидеров объединиться стали одной из причин поражения западных черкесов в Кавказской войне. Через биографии этих трех лидеров в книге показан весь контекст событий того времени.

Давай начнем с ислама. Шамиль отправил Мухаммада-Амина на Западный Кавказ для распространения идей имамата. В чем была основная сложность адаптации методов и идеологии имамата к условиям Западного Кавказа?

— Основная сложность адаптации идей имамата на Западном Кавказе заключалась в различном отношении к исламу. В отличие от жителей Восточного Кавказа западные черкесы не были глубоко религиозны. Они недавно отошли от народного христианства и традиционных верований, а ислам начал активно распространяться лишь в последние годы Кавказской войны — как реакция на внешнее давление.

Мухаммад-Амин в отличие от своих предшественников понял необходимость гибкого подхода. Вместо требования строгого соблюдения исламских норм он сосредоточился на постепенном введении судебных и земельных реформ. Однако он столкнулся с двумя основными препятствиями.

Мухаммад-Амин, портрет Василия Тимма (1860)

Мухаммад-Амин, портрет Василия Тимма (1860)

Во-первых, это сопротивление местной элиты, особенно равнинной княжеской верхушки. Система имамата не предполагала сохранения княжеских привилегий, поэтому князья активно противодействовали Мухаммаду-Амину, в том числе через жалобы в Стамбул.

Во-вторых, это поверхностное восприятие ислама местным населением. Черкесам были чужды концепции джихада и газавата, идея священной войны против неверных не находила широкого отклика. Общества легко переходили от поддержки Мухаммада-Амина к поддержке его противников и обратно.

Показателен пример с прибрежными территориями: построенные Мухаммадом-Амином молельные дома были сожжены после временной утраты им влияния, а местные жители вернулись к традиционным крестам-джорам [молитвенные кресты у черноморцев-шапсугов — прим. Юга.ру]. Это демонстрирует, что ислам воспринимался многими как навязанная извне религия, связанная с политической властью имама.

Далее идет Сефер-бей Зан. Расскажи о его политических мотивах, стратегиях и факторах, которые повлияли на его решения в борьбе против Российской империи?

— Сефер-бей Зан был одной из ключевых фигур сопротивления во время Кавказской войны, проявив себя как талантливый военный и искусный дипломат. Большую часть жизни он провел на турецкой службе, где приобрел обширные связи с польской эмиграцией, британскими дипломатами и османским правительством.

Его политическая стратегия строилась на тонкой дипломатической игре. Понимая неравенство сил, он пытался лавировать между различными сторонами конфликта, стремясь добиться максимально выгодных условий для своего народа. То он вел переговоры с российской администрацией о примирении, то искал поддержки у европейских держав и добровольцев.

Сефер-бей Зан, портрет Майнера Келлогга (1845)

Сефер-бей Зан, портрет Майнера Келлогга (1845)

В какой-то момент Сефер-бею почти удалось объединить под своим началом значительную часть Западной Черкесии. Он пользовался большим уважением современников, о чем свидетельствуют исторические источники. Например, российский флотоводец Лазарь Серебряков (Лазар Арцатагорцян) поддерживал с ним близкие отношения и пытался через переговоры добиться его перехода на российскую службу на выгодных условиях.

Имперские историки часто критиковали кавказских лидеров за «двуличность» — получение денег от российской администрации при продолжении сопротивления. Однако это была вполне объяснимая стратегия слабой стороны в неравном противостоянии. Вокруг фигуры Сефер-бея намеренно распространялись порочащие слухи — как российской администрацией, так и некоторыми польскими наемниками вроде Теофила Лапинского, преследовавшими собственные интересы и находившимися в конфликте с Сефер-беем.

В книге ты рассказываешь об участии европейских авантюристов и наемников в конфликте на Западном Кавказе. Кто были эти люди, каковы были их цели и в какой степени их действия повлияли на ход событий?

— Европейские добровольцы в конфликте на Западном Кавказе были представлены в основном поляками и венграми. Это в первую очередь представители польской эмиграции, покинувшие родину после разделов Речи Посполитой и подавления польских восстаний. Их главной целью было противодействие России через участие в любых военных конфликтах против нее.

Многие из них ранее служили во «Втором полку султанских казаков» — специальном подразделении османской армии, участвовавшем в Крымской войне, наряду со «Славянским легионом» бывших запорожских казаков. Часть офицеров принимала ислам и становилась османскими военачальниками.

У польских добровольцев была особая стратегия: через армянских торговцев они распространяли в российских войсках прокламации, призывающие служивших там поляков (отправленных на Кавказ после подавления восстаний) переходить на сторону черкесов. Подобная ситуация была и с венграми, бежавшими в Турцию после подавления революции 1848 года.

Внутри добровольческого движения существовали свои конфликты. Например, противостояние между польскими наемниками Теофилом Лапинским и Янушем Бадьей, закончившееся отстранением последнего по обвинению в измене. Возникали трения и с черкесами: европейцы пытались обучить горцев европейской тактике и использованию артиллерии, но традиционный военный уклад черкесов плохо подходил для регулярной армии.

В целом, несмотря на численность до 500-600 человек, прямого военного влияния на ход конфликта добровольцы не оказали. Их значение было скорее идеологическим — именно через них, например, к убыхам пришли идеи парламентаризма. Россия успешно противодействовала их снабжению через дипломатическое давление на Османские власти.

Давай остановимся на парламентаризме, а именно на парламентской республике рода Берзеков. Опиши, в чем заключалась уникальность этой формы политической организации.

— Парламентская республика рода Берзеков представляла собой уникальный феномен для Черкесии 1862-1863 годов. Это была попытка резкого перехода к европейской модели государственности в критический момент войны. Парламент, располагавшийся на реке Псахо (ныне Кудепста), и принятие конституции по швейцарскому образцу стали беспрецедентным шагом для традиционного общества.

Уникальность этой формы заключалась в синтезе черкесских традиций и европейских политических институтов. Традиционно важные решения принимались на народных собраниях (хасэ) — своеобразном «черкесском ООН», где представители разных обществ обсуждали вопросы войны и мира. Берзеки сумели соединить эту традицию с европейской парламентской моделью.

«Человек, который слушает 40-минутный гул трансформаторной будки, сможет послушать и нартский эпос»:

Появление такой формы правления именно у убыхов не случайно. У них был богатый опыт международных контактов: с XVII века убыхские купцы имели свои кварталы в Стамбуле, вели активную торговлю (древесиной, медом, зерном, мехами, рабами). Эти экономические связи и финансовые возможности способствовали развитию дипломатических отношений и восприимчивости к новым политическим идеям.

Для сравнения: у натухайцев, другого богатого прибрежного общества, появился Сефер-бей Зан с его ориентацией на османскую модель, а у горных абадзехов, более бедного и эгалитарного общества, прижились идеи Мухаммада-Амина о равенстве всех мусульман. Таким образом, политическая организация во многом определялась социально-экономическими условиями конкретного общества.

Насколько сложно было найти источники для написания книги? Какие архивные материалы и исторические исследования оказались наиболее ценными? Что стало для тебя самым неожиданным или поразительным открытием в процессе работы над книгой?

— С источниками для книги как таковыми проблем не было — их достаточно много. Однако они неравномерно распределены между персонажами. Например, о Сефер-бее Зане последняя серьезная работа была написана в конце XIX века Евгением Фелицыным [русский историк, кавказовед и кубановед, основатель историко-археологического музея-заповедника в Краснодаре, названного в его честь — прим. Юга.ру]. О Мухаммаде-Амине отдельной книги нет вообще, хотя есть статьи дагестанских исследователей и его автобиография. О Берзеках информации больше благодаря исследованиям убыхов. О них писали такие историки, как Магомет Кишмахов, Денис Инал-Ипа, Леонид Лавро.

Существует огромный массив архивных документов (10-20 тысяч): исторический архив в Тбилиси, акты Кавказской археографической комиссии (13 томов), архивы Краснодара, Владикавказа, Ставрополя, Нальчика, Махачкалы, федеральные архивы Москвы и Петербурга.

Самым сложным в работе оказался не поиск источников, а их верификация. Около 80% информации, кочующей из источника в источник (включая академические), при проверке оказались искаженными или ложными. Приходилось тщательно проверять даты, факты, события.

Самым неожиданным открытием стала работа Азамата Кумыкова, разоблачившая Эдмунда Спенсера [английский писатель и путешественник XIX века — прим. Юга.ру] — считавшегося авторитетным источником по этнографии Кавказа. Оказалось, что Спенсер никогда не был в Черкесии, а его «наблюдения» — компиляция из библиотеки наместника Воронцова и его фантазий о стереотипном Востоке. При этом на работах Спенсера построены многие исследования последних 150 лет, которые теперь требуют пересмотра.

Цель моей книги — представить достоверную историческую информацию о лидерах Западного Кавказа, показав их как самостоятельных и значимых исторических фигур, а не марионеток внешних сил, как их часто изображали.

Тема Кавказской войны до сих пор вызывает острые дискуссии и имеет эмоциональную окраску, особенно в контексте современной политической ситуации. Какая реакция на твои исследования у представителей черкесской общественности и сторонников имперскости, великорусской державности?

— За годы работы с черкесской тематикой реакция на мои исследования эволюционировала. Вначале она была очень полярной: от полной поддержки до резкого неприятия. Были и обвинения в работе на спецслужбы, и приглашения выступить в Госдуме по вопросам этнополитики.

Сейчас ситуация стабилизировалась. Сформировалась большая группа последователей — как в России, так и за рубежом (в Турции, Европе, Америке, Австралии). Академическое сообщество и широкая публика следят за моими публикациями. Есть запрос на переводы книг — сейчас перевожу свою первую [«Танцы, горы и каштановый мед» — научно-популярная книга об истории, этнографии и быте Северо-Западно-Кавказского народа черкесов — прим. Юга.ру] на английский для публикации на Amazon.

Что касается имперски настроенных критиков — контакта с ними практически нет. Часть бывших коллег заблокировала меня, считая, что я «разжигаю сепаратистские настроения». Но книга написана максимально взвешенно, по просьбе издательства острые темы (например, изгнание черкесов) подаются без излишней эмоциональности. Я придерживаюсь позиции историка: констатирую факты, не давая политических оценок. Считаю важным не отрицать и не замалчивать исторические события, но их оценка — задача политиков и общественных деятелей, не историков.

Сейчас публичных дискуссий по этим темам стало меньше — люди опасаются их обсуждать. Большинство активных черкесских общественных деятелей эмигрировали, а оставшиеся придерживаются лояльной позиции, ограничиваясь культурными мероприятиями. Серьезные обсуждения происходят в основном за пределами России.

  • «Долина Вардана» Уильяма Симпсона (1855-1858) © Фото с сайта commons.wikimedia.org
    «Долина Вардана» Уильяма Симпсона (1855-1858) © Фото с сайта commons.wikimedia.org

Ты упоминал в начале интервью свой YouTube-канал. Он не обновлялся уже год. С чем связана эта пауза, и планируешь ли ты возобновить его ведение?

— YouTube-канал себя исчерпал, и я не планирую его возобновлять, особенно учитывая текущие ограничения в России. Канал остается доступным, поскольку люди продолжают смотреть видео и оставлять комментарии, но активно развивать его больше не планирую.

Сейчас я сосредоточен на других проектах:

  1. Ведение каналов в Telegram и Instagram* (личный блог), где публикую материалы по истории и этнографии.
  2. Иногда публикую архивные материалы по черкесской тематике в Boostу [сервис платных и бесплатных подписок на авторский контент — прим. Юга.ру].
  3. Работа над международным научно-популярным проектом с турецким историком Эльбрузом Аскеем, включающим издание книг и возможное создание сериалов.
  4. Научное исследование в рамках PhD в Йенском университете имени Фридриха Шиллера (с ноября прошлого года). Тема — использование социальных сетей черкесской диаспорой в Германии и Турции для формирования этнической идентичности. Исследование продлится минимум 4 года и завершится защитой диссертации.

Параллельно я развиваю проект по некрополистике — изучению архитектуры кладбищ, традиций захоронений и культурного восприятия смерти. Проект представлен на нескольких платформах: Instagram*, YouTube и TikTok, где публикуются материалы на русском и английском языках. Весной планируется запуск онлайн-курса по интерпретации символики надгробий — это ответ на многочисленные запросы аудитории.

В перспективе рассматриваю возможность работы над книгой об Анапе 1830-50-х годов. У меня собран интересный материал об этом городе, который в то время служил своеобразным прибежищем для людей, стремившихся укрыться от внимания имперских властей. Особый интерес представляет взаимодействие местного населения — черкесов, казаков, украинских и русских переселенцев — в контексте сложной социально-политической обстановки того времени. Впрочем, этот проект пока находится на стадии разработки концепции.

Виталий Штыбин — историк, социокультурный антрополог, кавказовед, соискатель отдела Кавказа Института этнологии и антропологии РАН, PhD кандидат Йенского университета имени Фридриха Шиллера. На данный момент проживает в Тбилиси.

На портале Юга.ру выходили следующие материалы Виталия Штыбина:

Адыгейцы, черкесы и кабардинцы — один народ? Ответ из истории

Как кубанские станицы сохранили имена адыгских (черкесских) племен

Утерянное наследие Адыгеи. Какой ценой построили Краснодарское водохранилище

Кто такие шапсуги? История одного адыгского (черкесского) народа

Триста лет раздора: что такое Канжальская битва и как она снова стала поводом для конфликта кабардинцев и балкарцев

Кто такой Хакурате? История жизни человека, стоявшего у истоков адыгейской государственности

Как английский художник стал живописцем истории адыгов. Путешествие Уильяма Симпсона по Черноморскому побережью

Вдали от Кавказских гор. Как черкесские диаспоры появились в 50 странах мира

Черноморское Средневековье: белые пятна на карте исторических памятников в Большом Сочи

Книгу «Ислам, традиции и парламентаризм. Народные лидеры на Северо-Западном Кавказе в 1820–1865 годах» можно приобрести на сайте издательства «Новое литературное обозрение». Там же опубликованы оглавление и ознакомительный фрагмент исследования.


* Instagram — соцсеть, принадлежащая корпорации Meta, признанной экстремистской и запрещенной в РФ.

Лента новостей