«И среди геев есть сторонники “Единой России”». Беседа с ЛГБТ-активистом и политиком Алексеем Королевым

Руководитель краснодарского отделения ЛГБТ-сети и член ПАРНАСа Алексей Королев рассказал порталу Юга.ру о правозащитной деятельности, гей‑прайде в Краснодаре, гомофобной политике российских властей и политическом горизонте ЛГБТ‑движения.

В начале осени в России прошли выборы в Государственную Думу VII созыва. Вторым в партийном списке ПАРНАСа (Партии народной свободы) от Краснодарского края, Адыгеи, Крыма и Севастополя был Алексей Королев, руководитель краснодарского отделения ЛГБТ‑сети. По итогам голосования в регионе партия набрала лишь 0,54% голосов и заняла 11‑е место.

Королев — единственный краснодарский политик, публично заявляющий о своей гомосексуальности. В интервью порталу Юга.ру он рассказал о гей-прайде в Краснодаре, гомофобной политике российских властей, политическом горизонте ЛГБТ‑движения, а также о правозащитной деятеяльности, которую ведет краснодарское отделение ЛГБТ‑сети.

Расскажите о деятельности краснодарского отделения ЛГБТ‑сети, которое вы возглавляете. Чем вы занимаетесь в рамках организации и как вы к этому пришли?

Необходимо сразу провести разделительную черту между моей политической деятельностью и деятельностью нашего отделения. Наша ЛГБТ‑организация по своему уставу аполитична. Мы не вступаем ни в какие коалиции с политическими партиями и другими организациями, борющимися за власть. Это важный момент.

Если говорить о краснодарском отделении ЛГБТ‑сети, то оно существует уже четыре года. Изначально его активность была направлена на организацию культурно‑массовых и досуговых мероприятий. Но спустя некоторое время в Краснодаре появилась еще одна ЛГБТ‑организация — «Реверс», которая проводила аналогичные мероприятия, и, надо сказать, получалось это у них вполне успешно. В связи с этим, когда я стал руководителем местного отделения ЛГБТ‑сети, мы сменили профиль нашей деятельности и стали заниматься правозащитой. Чаще всего это сопровождение в органы правопорядка пострадавших от преступлений ненависти, помощь во взаимодействии с госорганами.

Когда вы вступили в организацию?

В 2013 году. В качестве рядового активиста. Через год был избран ревизором организации. А в начале этого года стал руководителем. Такой карьерный рост связан с тем, что участников в нашей организации мало. К тому же зарплат и финансовых вознаграждений никаких нет. Это фактически добровольная деятельность.

А конкуренции с тем же «Реверсом» у вас нет?

Да нам сейчас и не за что конкурировать. У нас разные сферы деятельности. «Реверс» не водит пострадавших за руку в полицию, а мы не занимаемся организацией информационных и спортивных мероприятий. В качестве руководителя я сознательно дистанцировался от культурно‑массовых мероприятий. В том числе и чтобы предотвратить возможную конкуренцию.

Кем финансируется ваша организация?

Наше отделение существует на добровольные пожертвования членов сообщества. Другого финансирования у нас пока нет. Конечно, это совсем не те деньги, которые могут позволить вести масштабную деятельность. Даже разъезды по краю мы не всегда можем себе позволить.

Давайте поговорим о вашей правозащитной деятельности, о случаях дискриминации ЛГБТ. Ведется ли мониторинг подобной статистики? В России, в Краснодаре. Что можете об этом сказать?

Сначала надо обратиться к терминологии. Дискриминация — это неравноправный доступ к услугам и реализации своих прав и свобод. Мы же чаще имеем дело с т.н. «преступлениями ненависти». Это официальный юридический термин. Т.е. это преступления, совершенные по мотивам ненависти к какой-либо биологической особенности человека. В нашем случае — сексуальной ориентации либо гендерной идентичности. В этом году у нас есть семь задокументированных случаев. Это избиения, угрозы, превышение должностных полномочий.

Понятно, что это всего лишь малая часть таких преступлений. Все‑таки у нас в Краснодаре, да и во всей России, пока, к сожалению, мало людей, которые занимаются этой проблемой. К тому же многие преступления так и остаются в тени.

Российская ЛГБТ-сеть издала книгу‑брошюру о преступлениях за прошлый год. По Краснодарскому краю данных мало, но тем не менее они есть. Наша задача — публиковать эти данные, предавать огласке. Это нелегкая работа, ведь многие представители правопорядка пытаются скрыть свое бездействие и доказать, что таких преступлений нет, что у нас все хорошо. Но это, увы, не так.

И как происходит ваше взаимодействие с органами правопорядка?

Взаимодействие развивается в рамках сервиса сопровождения пострадавших в полицию. Не будем отрицать, что если человек подал подобное заявление, то зачастую полиция старается попросту его не принимать. Были случаи, когда представителям ЛГБТ прямо в участке говорили, что, мол, поделом получили. Наша задача состоит как раз в том, чтобы полиция приняла заявление и чтобы расследование проходило в соответствии с буквой закона.

Летом я делал материал об ЛГБТ‑фестивале на Черном море. Один из ваших противников — Альберт Гаямян — говорил о гей‑лобби в администрации Краснодарского края. Можете это прокомментировать?

И среди дворников, и среди грузчиков, и среди чиновников количество ЛГБТ примерно одинаково. Это 3–5%. А по поводу ЛГБТ‑чиновников… Чем их меньше — тем нам лучше. Они обычно скрывают свою ориентацию и изображают на публике яростную гомофобию. Так что ни о каком гей‑лобби в Краснодарском крае я бы не стал говорить. Скорее, присутствует гомофобное лобби.

Я могу ошибаться, но, по‑моему, вы единственный публичный краснодарец, который открыто говорит о своей гомосексуальности. Когда был принят закон о запрете пропаганды нетрадиционных отношений среди несовершеннолетних, портал Юга.ру хотел сделать дискуссию на эту тему. Спикера, который бы выступал в защиту этого закона, найти было проще простого. А того, кто бы этот закон критиковал, так и не нашли.
В связи с этим такой вопрос: как живется открытому гею в Краснодаре?

В принципе, проблемы по этой части возникают редко. Чаще всего — во время работы с органами власти. Там, конечно, при первом общении с сотрудниками возникает недопонимание.

Что касается знакомых и коллег, то таких проблем у меня нет. Они полностью принимают мою позицию, никаких противоречий не возникает. С коллегами по работе я, например, могу спокойно обсудить, что приготовить на ужин своему мужу.

Я, конечно, понимаю, о чем вы говорите. Мол, есть ли гомофобия у нас в крае? Она, безусловно, есть. Но как часто она встречается — это другой вопрос. Естественно, из‑за своей публичности я иногда сталкиваюсь с ее проявлениями. В интернете, например, мне регулярно приходят сообщения с не самым приятным содержанием. Но я на это перестал обращать внимание. Для этих вещей есть черный список. С другой стороны, именно моя публичность и защищает меня от многих неприятностей, которые преследуют скрывающихся геев.

В реальной жизни у меня был только один подобный инцидент. Чуть больше года назад на улице на меня напали. Я получил сотрясение головного мозга. И, как часто бывает, вместе с ним я получил и кратковременную потерю памяти. Из‑за этого я не могу вспомнить детали нападения. Что там конкретно случилось — для меня до сих загадка.

Что касается публичных мероприятий по типу упомянутого вами дискуссионного клуба, то я готов участвовать в подобном, но меня никто не приглашает.

Что скажете об ЛГБТ‑движении в современной России? Какие в нем царят настроения? Есть ли единство? Многочисленно ли это движение? Каким видите его будущее, перспективы?

Появление глобального всероссийского ЛГБТ‑движения было во многом связано с принятием пресловутого закона о «запрете пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних» летом 2013 года. Он стал вызовом для многих представителей ЛГБТ, эдаким спусковым крючком для активистской практики. Агрессивное насаждение гомофобных настроений призвало многих к борьбе за свои права.

Сейчас движение обретает голос. Нам есть куда развиваться. Хоть с каждым годом у нас становится все больше сторонников, я не думаю, что мы приблизились к своему зениту. Стадия становления еще не закончилась.

Настроения в нашей среде царят двоякие. С одной стороны, мы, конечно, пессимистически смотрим на насаждение традиционных ценностей в России, на стремление некоторых политиков вернуть Средневековье. С другой стороны, эти процессы воспитывают в нас упорство, являются стимулом для более активной деятельности, для борьбы за равенство всех граждан. «Делай, что должен — случится, что суждено» — эти слова, наверное, лучше всего отражают наше нынешнее настроение.

Хочу поговорить с вами о таком понятии, как «ЛГБТ‑активист». Мне сразу же вспоминается словосочетание «православный активист», которое у меня ассоциируется с паразитированием на православии и пресловутых «духовных скрепах». Нет ли чего‑то подобного и среди ЛГБТ‑движения? Действия всех ли ЛГБТ‑активистов вы поддерживаете?

Из известных активистов, наверное, всех. Есть некоторые нюансы, связанные с методами, конкретными заявлениям, но вектор деятельности всех крупных российских ЛГБТ‑движений и ЛГБТ‑активистов я поддерживаю. Конечно, я сталкивался с тем, о чем вы говорите. Некоторые акции и действия вызывали во мне неприятие. Но это были малоизвестные активисты, которые зачастую сразу же и прекращали свою деятельность.

Осенью московский активист Николай Алексеев подавал заявку на проведение гей‑прайда в Краснодаре, но получил отказ. Что вы об этом думаете?

Знаете, у меня таких отказов лежит уже штук 15. В Краснодаре он этим никого не удивил. Но я в этом все равно вижу пользу. Я ведь, например, так до суда и не дошел. А Николай Алексеев подал апелляцию в суд. Он крупная медиафигура. И хорошо, что он привлекает внимание к этой проблеме.

А гей-прайд в Краснодаре вы бы все-таки стали проводить?

Да, конечно. Но нам не разрешат.

А будут ли провокации, как думаете?

Конечно, будут. Будем с правоохранительными органами их пресекать.
Кстати, яркий показатель того, все ли в хорошо в стране, — это то, как проходит гей‑прайд. Если это праздник, такой, как в западных странах, значит, проблем не так много и они решаются. Причем не только в отношении ЛГБТ, но и в отношении ко всему обществу.
В России же гей‑прайд — это всегда жесткие правозащитные акции, с противниками, со швырянием бутылок‑камней, с лексикой ненависти. Это, увы, красноречивый индикатор состояния нашего общества.

Давайте теперь о политике поговорим. На прошедших выборах вы были вторым в партийном списке ПАРНАСа от Краснодарского края, Адыгеи, Крыма и Севастополя. Почему решили идти в политику? В современной России, по‑вашему, возможно появление местного Харви Милка?

Я больше шел с общеполитической повесткой, нежели только с правами в ЛГБТ. Хоть в своей политической карьере я никогда и не скрывал, что я гей, моя деятельность не ограничивается только борьбой за права ЛГБТ.

Я недоволен тем, что происходит в России. Курс на авторитаризм, милитаризм, традиционализм, государственный изоляционизм и ксенофобию — это то, с чем я в корне не согласен. Я придерживаюсь либеральных взглядов. Т.е. у меня было два пути — баллотироваться либо от «Яблока», либо от ПАРНАСа. Исходя из местной специфики, я сделал выбор в пользу ПАРНАСа. И можно подчеркнуть, что я не единственный гей, кто выдвигался от ПАРНАСа. Был еще Булат Барантаев из Новосибирска.

Жаль, что либерально‑демократические силы не выступали на выборах единой силой. По‑моему, лишь это могло привести к преодолению пятипроцентного барьера. Я всегда был одним из тех, кто ратовал за смягчение противоречий между «Яблоком» и ПАРНАСом.

Появление же фигуры, подобной Харви Милку, в современной России, по-моему, маловероятно. Сейчас либеральное движение находится в депрессии, рассчитывать на масштабную поддержку не приходится. Хотя Россия — страна непредсказуемая, часто происходят совсем неожиданные политические повороты.

ПАРНАС заявлял о том, что их избиратели — это те, кто выступает против нынешней власти. Не думаете ли, что ЛГБТ‑повестка могла отпугнуть некоторых избирателей? Которые, например, выступают против Путина, но с настороженностью относятся к ЛГБТ?

Не думаю. Мы сейчас завершаем интеграцию прав человека в отношении ЛГБТ в общелиберальную повестку. Мое с Булатом выдвижение стало финальным аккордом этого процесса. Либеральный избиратель спокоен, просвещен и старается не поддаваться предрассудкам. Обе партии — «Яблоко» и ПАРНАС — уже сейчас конкурируют за голоса ЛГБТ‑избирателей. Теперь вопрос в том, чтобы эти партии усиливались. Ведь даже среди ЛГБТ‑сообщества есть люди, которые поддерживают Путина и «Единую Россию». Даже несмотря на гомофобные законы и курс на традиционализм.

Но ведь ПАРНАС на этих выборах поддерживали и представители некоторых ультраправых сил, которые традиционно выступают против ЛГБТ. Да и гуляющий по сети агитационный плакат в поддержку Мальцева вспоминается. «Если ты не ******* (негативно окрашенное слово, обозначающее гомосексуалов) — голосуй за ПАРНАС», помните?

По моей инициативе было внутрипартийное обсуждение этого плаката. После чего плакат был удален. Первоначально кто‑то из соратников Мальцева проявил излишнюю инициативу и разместил его на официальной странице политика в соцсетях.

Что касается ультраправых, то их принято обвинять в гомофобии и ксенофобии, да. Но, по моему личному опыту, это люди, которые на удивление хорошо откликаются на прямой диалог. И в рамках избирательной кампании, и до нее, у меня лично были разговоры с этими людьми, после которых мы приходили к общему мнению. В случае с теми же ультраправыми мы хоть и не согласны по некоторым позициям, но на данный момент политический противник у нас один — это нынешняя власть.

И еще раз повторюсь: не надо отождествлять мою личную политическую позицию с ЛГБТ‑активизмом. В рамках нашего отделения ЛГБТ‑сети мы не рассматриваем эти вопросы.

Как прокомментируете пресловутую критику западных стран с использованием слов, подобных «гейропа»? Мол, не превратится ли русский мужик в разноцветного петуха среди зооборделей? Не разрушат ли гей‑прайды духовные скрепы?

Единственная причина любой ксенофобии и гомофобии — это желание чувствовать себя лучше, ничего при этом не делая. Гомофобам приятно считать, что, несмотря на все их недостатки, они все равно лучше гея или лесбиянки. Очевидно, что здесь мы имеем проблемы с самооценкой.

Ориентация — это биологическая данность, вариант нормы. Говорить о том, что она может разрушить духовные скрепы… Знаете, это тогда какая‑то странная духовность. Очень напоминающая нацистскую идеологию. Если это действительно духовность, а не маскирующаяся ксенофобия, то никакие гей‑браки ее не разрушат.

И напоследок расскажите о том политическом горизонте, к которому стремится ЛГБТ.

Лично мне кажется, что горизонт, к которому мы стремимся, — это полное равноправие. И юридическое, и фактическое. Юридическое-то и сейчас в принципе есть, за исключением однополых браков. На деле же, увы, все не так.

С достижением этого равноправия ЛГБТ‑активизм станет попросту ненужным. Так что, как бы это абсурдно ни звучало, мы стремимся к тому, чтобы наша деятельность больше не имела никакого смысла. С каким же удовольствием я забуду весь этот активизм и сконцентрируюсь на своей работе!