Казачество, власть, политика. Заметки между строк

Краснодарский край Распечатать

© Фото Юга.ру

31 марта на Юга.ру вышло интервью Дениса Куренова с политологом Александром Кыневым, который среди прочего рассуждал о роли казачества в политических процессах Краснодарского края. На эти размышления отвечает историк Андрей Дюкарев.

Портал Юга.ру опубликовал интересное интервью с авторитетным политологом Александром Кыневым по мотивам его книги «Кто и как управляет регионами России». В разговоре поднимались вопросы о кубанском казачестве и его вовлеченности в политические процессы, которые и подвигли меня на размышления. Эти комментарии ни в коей мере не направлены на критику участников разговора, я лишь расширил рамки обсуждения, увидев между строк интервью потенциал для более глубокого осмысления темы «Казачество, власть, политика».

Денис Куренов: Какую роль играет казачество в управлении Краснодарским краем? Это самостоятельный политический субъект или скорее инструмент региональной власти?

Александр Кынев: Мне кажется, казачество — это в большей степени имиджевая история, нежели реальный политический институт. Его роль связана скорее с формированием региональной идентичности и патриотического образа Кубани, чем с управленческими процессами. С практической точки зрения, казачество не оказывает значимого влияния на систему власти. Более того, любые структуры, обладающие собственной политической волей, скорее работают на ослабление существующей системы, а не на ее укрепление. Власть всегда стремится быть единственным центром силы, поэтому казачество остается в рамках культурно-массовой работы, но не выходит на уровень реального политического влияния.

Спорные вопросы в истории кубанского казачества — от 1917 года до современности:

Надо отдать должное обоим собеседникам — и за четкую постановку вопроса, и за откровенный ответ. Более того, в вопросе уже заложено несколько смыслов. Живущим в Краснодарском крае совершенно очевидно, и эксперт Александр Кынев подтвердил в своем ответе: казачество не играет никакой роли в управлении регионом. Это вытекает из самой конструкции системы политической власти современного российского государства, где казачество лишено доступа к властно-политическим полномочиям. Да и само казачество рубежа первой четверти XXI века явно не горит желанием управлять. Да, на данный момент казачество интегрировано в систему государственных органов — в отличие от исторической эпохи 1990-х годов. Но в ходе 35-летней эволюции казачьего движения произошло усекновение его политических желаний, амбиций и в целом политического будущего. При этом формально все выглядит хорошо: атаман Кубанского казачьего войска занимает пост заместителя губернатора, в краевом правительстве создан Департамент по делам казачества, а в структуре Законодательного собрания края действует комитет, в том числе по вопросам казачества. Однако очевидно, что это далеко не весь потенциал для реализации политических амбиций казачьего движения.

  • Александр Ткачев и Николай Долуда на параде казаков в Краснодаре в 2014 году © Фото Эдуарда Корниенко, Юга.ру
    Александр Ткачев и Николай Долуда на параде казаков в Краснодаре в 2014 году © Фото Эдуарда Корниенко, Юга.ру

Впечатляет грамотный акцент в заданном вопросе: «Это самостоятельный политический субъект или скорее инструмент региональной власти?». Для жителей региона в нем уже содержится ответ, но нам, безусловно, интересен и взгляд со стороны. Александр Кынев справедливо увязывает роль казачества с формированием региональной идентичности, но не с управленческими процессами. Это так. Однако любая идентичность предполагает объединение, которое рано или поздно оформит свои желания или видение будущего через властно-представительские институты. Но очевидно, что в нашем случае этого не происходит.

Далее эксперт объясняет, почему казачество исключено из политических процессов: «…любые структуры, обладающие собственной политической волей, скорее работают на ослабление существующей системы, а не на ее укрепление». Однако позволю заметить, что это логика текущей системы политической власти, которую уже можно назвать консервативной. Любая система, в том числе политическая, для избежания стагнации должна быть открыта новым идеям и участникам, с которыми можно разделить ношу (и ответственность!) конструирования будущего. Ошибочно считать возможные политические инициативы и деятельность, формирующиеся внутри казачьего движения, заведомо деструктивными. Казачество, по крайней мере, те силы внутри него, которые способны генерировать внятные, социально-ответственные идеи собственного развития внутри (!) российского государства и для (!) российского общества, можно и нужно рассматривать как участника и союзника в политическом процессе.

Д.К.: То есть казачество скорее является идеологическим конструктом, символом консервативных ценностей? Интересно, что эта структура масштабировалась и на федеральный уровень с созданием Всероссийского казачьего общества... 

А.К.: На федеральном уровне казачество не оказывает никакого влияния на политические процессы. В Краснодарском крае — да, традиционно один из заместителей губернатора курирует казачье войско, эта практика идет еще со времен Ткачева. Между властью и казачеством существует своего рода патронажная система: оно получает определенные преференции в обмен на лояльность. Но это, скорее, форма лоббизма, чем полноценное участие в управлении регионом. Можно ли сказать, что у лидеров казачества есть реальные властные полномочия? Нет. Их роль скорее сводится к тому, чтобы напоминать: «Мы вас поддерживаем, помогите нам».

И вновь за простотой формулировки вопроса кроется сложная проблема и многообразие трактовок. Пожалуй, предлагая рассматривать казачество в качестве идеологического конструкта, Денис Куренов вносит в этот вопрос поистине новаторский подход — ведь так казачество еще не называли! Но... Если казачество — это идеологический конструкт, то, очевидно, ему недостает главного: идеологического стержня, идеи для поступательного развития, идейно-политического окраса, помогающих понять, в каком направлении он движется. И если принять категорию «конструкта» для современного казачества, то через нее успешно нейтрализовали и рассеяли в небытие все политические потуги инициаторов и адептов казачьего возрождения 1990-х годов.

Что же касается трактовки казачества как «символа консервативных ценностей», то на первый взгляд это кажется оправданным. Но что на самом деле кроется за этим определением? Кто сегодня может четко определить, что такое консервативные ценности? И кто способен перечислить их и обосновать их применимость к казачеству? Справедливо ли отождествлять «консервативные ценности» с патриархальным укладом жизни казаков? И, пожалуй, самое главное, что скрывается за этими вычурными словесными оболочками: отнесение казачества к консервативной страте нашего общества подразумевает автоматическое лишение его политической активности?

Александр Кынев четко разграничивает политический статус казачества: для федерального уровня он ничтожен, для уровня региона (Краснодарский край) он относителен и определяется системой взаимной меркантильной (политической?) выгоды, — «преференции в обмен на лояльность». В ответе эксперта проступают возможности дальнейших и более глубоких интерпретаций темы «Казачество, власть, политика». Во-первых, система взаимоотношений между властью и казачеством — это сделка: «Ты мне, я тебе» — «Преференции в обмен на лояльность». Примитивно? Да! Но похоже? Да! Во-вторых, эксперт дает однозначный ответ, что у лидеров казачества нет реальных властных полномочий. Но возникает вопрос: действительно ли современным «лидерам» казачества нужны реальные властные полномочия?. И опять частности определяют пафос звучания вопроса. Современная система организации власти не подразумевает наличие «лидера» — только «менеджера». Соответственно, говорить о самом существовании казачьих лидеров некорректно, здесь уместнее говорить о функционерах (да не обидятся на нас высокосидящие). И, в-третьих, тезис «Мы вас поддерживаем, помогите нам» стал мodus operandi [образ действия (лат.) — Прим. Юга.ру] современного казачества, где во главу существования ставится бюджетный ручей «сверху», а не самодостаточная экономическая модель.

Вот такие размышления о казачестве, власти и политике были навеяны интересным разговором о политических процессах в регионах в целом. Конечно, в каждом регионе есть свои особенности, но это не отменяет универсального подхода — диалог, партнерство, обновление идей и моделей сосуществования — ради общего блага.

Это авторский текст. Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

Гладко, мертво, безопасно
Сегодня, 13:30
Гладко, мертво, безопасно
Почему (кубанских) журналистов уже давно заменили нейросети